– Это не только возможно, но это и необходимый элемент экспертизы. Леонардо да Винчи очень активно пользовался природными минералами. Например, употреблял лазурит. Комочки этого минерала должны оставаться и на картине. Все это нужно изучить. Только после этого, я полагаю, вы можете рассчитывать на свое вознаграждение. Так вы согласны оставить картину у меня? – последние слова прозвучали несколько громче, но Леонарди этого не заметил.
– На какое время вы хотите оставить у себя картину? – задумавшись, спросил Винченцио.
– Полагаю, что три часа будет вполне достаточно, – уверенно отвечал профессор Поджи. – Так вы согласны?
– Хорошо. Пусть будет по-вашему, – наконец согласился Леонарди. – Хочется быстрее разделаться с формальностями.
– Вот и отлично, – с воодушевлением отвечал профессор.
– Возможно, что в любом другом случае я бы отказался, но у вас, господин Поджи, безупречная репутация. Я вам доверяю.
– О да! Вы можете не тревожиться, – взялся Поджи за картину.
– Позвольте я ее заберу сам, – улыбнулся Леонарди. – Представьте, что будет, если мы понесем эту картину через весь город в таком виде.
Профессор сдержанно рассмеялся:
– Представляю, какой бы в таком случае произошел переполох.
Завернув картину в красный бархат, Леонарди крепко перетянул ее широкой лентой.
– Пойдемте, господа, очень надеюсь, что формальность не займет много времени.
– Можете не сомневаться, любезный Леонарди, – заверил Джери, – все произойдет именно так, как мы и договаривались.
Профессор и Альфредо Джери вышли в коридор, следом, чуть отстав, с картиной в руках вышел Леонарди. Поставив картину у стены, он тщательно запер дверь на два оборота и бодро скомандовал:
– Пойдемте, господа! – И, повернувшись к Джери, спросил: – Это, конечно, не мое дело, но мне просто любопытно, а где вы ее будете держать? В частной коллекции?
– Вам ответить честно? – спросил Альфредо.
– Если вас не затруднит.
– Не знаю… Может, со временем и придет какое-то интересное решение. Но могу сказать вам совершенно точно, что она не будет лежать в сундуке. Ха-ха-ха!
Леонарди лишь сдержанно улыбнулся.
За разговором спустились в холл. Леонарди, шедший с картиной немного позади, без конца перекладывал ее из одной руки в другую.
– Позвольте полюбопытствовать, – сурово спросил портье, двинувшись навстречу Леонарди. – Что вы выносите из гостиницы?
– Картину, – честно признался Леонарди, остановившись.
– И куда вы ее несете? – блеснул лаком козырька портье.
– В карету. Полагаю, что со временем она займет почетное место в галерее Уффици. Но она не из гостиницы.
В его голосе послышалась гордость.
– Разверните картину, я должен убедиться в том, что она не из нашей гостиницы, – строго потребовал портье.
– Это как вам будет угодно, – охотно согласился Леонарди, посмотрев на профессора, наблюдавшего за ними с побелевшим лицом. – Сейчас я разверну ленту.
Поставив картину, он быстро развязал ленту, приподнял материю и показал картину портье.
– Так что вы скажете? Это картина из вашей гостиницы?
– Такой картины я не видел, – отрицательно покачал головой обескураженный портье.
– Совершенно верно, – хмыкнул Леонарди. – Потому что эта картина из Лувра.
– Шутить изволите? – посуровел портье. – Наверняка это портрет вашей прабабки.
– Возможно, что вы и правы, – легко согласился Леонарди, бережно заворачивая картину. Завязав, он обратился к взволнованному профессору: – Господин Поджи, если б сторожа в Лувре были бы столь же бдительны, то вор вряд ли похитил бы «Мону Лизу».
– Полностью с вами согласен, уважаемый господин Леонарди, – поспешил согласиться профессор, залезая в карету.
Леонарди, поглядывая в окно, продолжал восхищаться городом, не отпускал картины из рук даже на минуту. Вскоре подъехали к галерее.
– Вы побудете со мной или предпочитаете попить кофе где-нибудь в ресторане, пока я буду осматривать картину? – осторожно спросил профессор.
– Пожалуй, я останусь с вами. Город незнакомый, еще заблужусь, – едва хмыкнув, отозвался Леонарди.
– Что ж, тогда милости прошу в мой кабинет, – сказал Джиованни Поджи, обретая былую уверенность, и решительно зашагал по коридору, легким снисходительным кивком собирая почтительные поклоны смотрителей и вахтеров. – Сюда, пожалуйста, – остановился он перед высокой дверью, обитой черной кожей, и, взявшись за медную ручку, решительно потянул.
Кабинет профессора, оказавшийся невероятно просторным, с большим количеством книг на стеллажах и в шкафах, с колбочками, пузырьками и блюдцами на полках, заполненными разноцветной жидкостью, напоминал научную лабораторию и библиотеку одновременно. На столе хаотично были рассыпаны ручки разных размеров; тетради и книги собраны в неряшливые стопки; линейки, карандаши и транспортиры собраны в одну общую кучу. Здесь же лежало три лупы разного увеличения, пара очков, одни из которых были с треснутыми стеклами. Торжественно над грудой сваленных книг возвышался микроскоп. В общем, обыкновенный рабочий беспорядок, какой можно нередко встретить в кабинете научного работника. Однако профессор прекрасно разбирался в царящем в его кабинете хаосе.
– Прошу вас, присаживайтесь, – указал Поджи на свободные стулья. – Вы, кажется, увлекаетесь живописью? – спросил он Леонарди, ступившего в кабинет с некоторой робостью.
– Да. Я декоратор, а еще я немного рисую…
– Тогда вам будет весьма любопытно посмотреть вот этот альбом, – протянул он толстую книгу. – Здесь очень много иллюстраций итальянских художников. Книга выполнена просто великолепно. Только очень прошу вас, будьте осторожны, это весьма редкий экземпляр.
– Буду весьма осторожен, – расчувствовавшись от доверия, произнес Леонарди. – Я понимаю, что это такое.
Джери устроился на свободный стул и принялся с интересом наблюдать за приготовлением приятеля.
Закрыв кабинет на замок, профессор аккуратно развернул картину. И, вооружившись лупой, принялся рассматривать ее лик, сверяя с крупной фотографией «Моны Лизы», лежавшей на столе. По мере того как продолжались исследования, он все более укреплялся в мысли, что перед ним лежит оригинал. Специфические трещины вокруг ее улыбающегося рта, которые чрезвычайно трудно подделать, лишь только укрепляли его уверенность. В центре щек обнаруживалась потертость, столь характерная для оригинала, присутствовали расплывчатые пятна на тыльной стороне ладони.
Леонарди беспристрастно перелистывал книгу, и со стороны выглядело, что он совершенно позабыл о времени и том месте, где находится. Лицо, лишенное эмоциональности, напоминало маску сфинкса, его самообладанию стоило позавидовать.
Достав из ящика стола целую стопку фотографий с увеличениями разных частей тела, профессор принялся рассматривать наиболее сложный фрагмент – глаза «Моны Лизы». Уголок левого глаза имел небольшую ложбинку, закрашенную более темным цветом с огромным количеством мелких трещин, образовавшихся в результате растрескивания краски. В увеличенном виде разрывы напоминали тончайшую сеть, в центре которой находилось крохотное пятнышко перетертой охры, – при богатом воображении его можно было бы принять за паучка. Стараясь не поддаться возбуждению, профессор Поджи взял лупу и принялся через пятидесятикратное увеличение, опасаясь не сбиться со счета, пересчитывать количество поперечных и продольных трещин. Получилось тридцать шесть на сорок четыре. Ровно столько, сколько было на увеличенной фотографии. Причем совпало не только количество трещин, но и плавный изгиб каждой линии. Подделать такое было невозможно или почти невозможно… В противном случае копиист будет обладать талантом не меньшим, чем сам создатель картины. Но такой дар всегда уникальная редкость. На фотографии были видны несколько волосков, оставленных от кисточки, такие же волоски, совпадающие по местоположению, размеру и по толщине, были видны на картине.
Откинувшись на стул, Джиованни Поджи некоторое время пытался прийти в себя. Никогда прежде ему не приходилось выполнять столь ответственную и сложную работу. Видно, нечто подобное ощущает судья, когда ему приходится вопреки общественному мнению выносить непопулярный окончательный вердикт.
Неожиданно Леонарди закрыл книгу. Бережно положил ее на край стола и спросил:
– Так что скажете, господин профессор? Каково же будет ваше решение?
– Смею вас поздравить, Леонарди, это подлинник.
– Разумеется, оригинал, я и не сомневался, – отозвался заметно повеселевший Перуджи. Повернувшись к Джери, отчего-то нахмурившемуся, сказал: – Мне бы хотелось как-то побыстрее решить наш финансовый вопрос… Разумеется, мне очень лестно пребывать в вашей ученой компании и приятно проживать в вашем городе, но поймите меня правильно, господа, мне нужно возвращаться в Париж. Меня там дожидаются срочные дела!
