Поверьте, для меня это очень важно, и от результата наших с вами поисков зависит судьба многих людей, в том числе и моя собственная.
– Все, что будет в моих силах, – сказал Петр и совершенно по-рыцарски склонил голову, положив правую руку на сердце. Манеры его были безукоризненны.
После этого я достала свой давешний рисунок и передала ему из рук в руки.
– Люси? – выпучил он на меня глаза. – Катенька, зачем она вам понадобилась? Вы бы мне сразу показали ее портрет.
От волнения у меня пересохло в горле, и я залпом выпила стакан вина, чего никогда прежде в жизни себе не позволяла.
– Так вы с ней знакомы? Кто она? Где ее можно найти? И чем она занимается? Она еще в Хвалынске? Я могу с ней встретиться? Как, вы сказали, ее зовут?
Петр Анатольевич рассмеялся.
– С чего прикажете начать? И нельзя ли еще раз и чуть помедленнее?
– Умоляю вас, Петр, не испытывайте моего терпения.
– Простите, Катенька, но я совершенно не ожидал… Вы – и эта мамзель…
– Петенька, ради всего святого… – взмолилась я.
Убедившись, что мне не до шуток, Вольский вновь стал серьезным и тут же приступил к рассказу.
– Она утверждает, что родилась во Франции, и что Люси – ее настоящее имя. Но я в это не верю. Во всяком случае, по-французски она говорит скверно…
Через пятнадцать минут я уже знала все. В том числе и то, где отыскать эту самую Люси.
Но Петр Алексеевич предложил иное.
– Зачем вам идти к ней, я могу пригласить ее к себе, я снимаю чудную квартирку…
– Она уже бывала там? – догадалась я.
– Приятель приходил с ней однажды, – слегка смутился Петр, и я не стала углубляться в эту тему.
Люси, по ее собственным словам, была актрисой, и, услышав это от Петра Анатольевича, я укрепилась в своих подозрениях. Когда-то – опять же по ее словам – она выступала на петербургской и московской сценах и пользовалась большим успехом у зрителя, но в настоящее время гастролировала по Саратовской губернии с ярмарочным балаганом.
– Тут какая-то темная история, – уточнил Петр. – У меня создалось ощущение, что до своего приезда в Хвалынск она и в глаза не видела этого балагана, хотя и утверждает обратное…
– И что она в нем делает? – поинтересовалась я. – Фокусы показывает?
– Не совсем, – улыбнулся Петр. – У нее весьма эффектный номер – нечто вроде восточного танца. Кроме того, она поет.
– Господи, Петр Анатольевич, где вы с ней познакомились? – не удержалась и спросила я.
– У одних знакомых. В последнюю неделю поста представления запрещены, и Люси выступала, так сказать, частным образом. Она побывала во многих домах Хвалынска.
– Семейных?
– В том числе. Хотя предпочитает холостые пирушки…
Короче говоря, я согласилась на предложение Петра Алесеевича встретиться с Люси у него дома. Он рассказал мне, как его отыскать, и мы расстались до вечера.
Он брался все устроить без моей помощи и, зная его, я вполне могла быть уверена, что все будет сделано самым лучшим образом.
Чтобы чем-то занять себя оставшиеся несколько часов, я решила навестить своих старых хвалынских знакомых, которые очень обрадовались моему неожиданному визиту и не хотели отпускать на ночь глядя.
Сославшись на срочные дела, я все-таки покинула это симпатичное семейство и, наняв извозчика, добралась до нужного места.
Квартирка, которую снимал в Хвалынске Петр Анатольевич, располагалась на самой престижной по хвалынским понятиям улице города и показалась мне действительно очень милой и симпатичной. В ней было несколько комнат, в том числе довольно просторная гостиная с камином и кабинетным роялем посредине.
По словам Петра Анатольевича, я появилась здесь очень вовремя. Он уже все приготовил к предстоящему вечеру. У Люси в это время должно было закончиться представление и он уже оделся, чтобы ехать за ней.
Прежде чем уйти, Петр посмотрел на меня очень серьезно и спросил:
– Екатерина Алексеевна, то, что вы задумали… это не опасно?
– Не бойтесь, я сумею вас защитить, – отшутилась я, хотя в преддверии этой встречи мне самой было не по себе.
– Просто я предпочитаю знать, чем это мне грозит, – в тон мне бросил он и помахал мне на прощание рукой.
Оставшись одна, я решила проверить свои пистолеты, которые на всякий случай захватила с собой, не зная, чем обернется наша «дружеская пирушка».
Кроме меня, в квартире никого не было, поэтому неожиданно распахнувшаяся дверь в соседнюю комнату чуть было не заставила меня разрядить их во входящего.
Можете себе представить лицо Петра Анатольевича – а это был именно он – когда он разглядел, что было в руках у его гостьи. Стволы двух пистолетов были направлены прямо ему в лицо, и он лишь чудом избежал мгновенной смерти. У меня холодный пот выступил на лбу. Надо ли говорить о состоянии хозяина квартиры?
Оказывается, он решил подшутить надо мной и таким образом поднять мне настроение. В его квартире был черный ход. Через него-то он и вернулся назад и, тихонько подкравшись к двери, мгновенно распахнул ее, чтобы усилить момент неожиданности.
Ноги у меня стали ватными, и я сползла в кресло, уронив один из пистолетов.
– Вы с ума сошли, – еле слышно проговорила я.
Петр Анатольевич, бледный как бумага, несколько минут приходил в себя. После чего присел рядом со мной.
– Это была не самая лучшая шутка в моей жизни, – наконец сумел произнести он.
– Вы родились в рубашке…
– Пистолеты… – он нервно сглотнул, – были заряжены?
И по моему красноречивому молчанию понял, что не ошибся. Больше он ничего не стал говорить, молча собрался и вышел, но по его виду было понятно, что он всерьез озадачен. Таким образом ему стало известно о моих пистолетах, а в результате и о серьезности моих намерений. Это не входило в мои планы и немного смутило меня, но после того, что едва не произошло, это было такой мелочью, что не заслуживало внимания.
Я еще не догадывалась тогда, к каким последствиям это приведет…
Петр долго не возвращался, и я уже начала волноваться, что встреча по каким-то причинам не состоится. Но в этот момент услышала шаги на лестнице и веселый женский смех.
– Разрешить вас представить друг другу, – как ни в чем ни бывало произнес он бодрым, веселым голосом, входя в гостиную..
По его виду никто бы уже не сказал, что не далее часа назад он был на волосок от смерти. Петр вел себя так, словно ничего не произошло, был абсолютно спокоен, остроумен и и прекрасно выглядел в роли гостеприимного хозяина.
– Служительница муз, лишь по недоразумению покинувшая солнечные берега Адриатики и осветившая лучами своего таланта наше провинциальное болото – Люси, – мило улыбаясь, представил он мне свою спутницу.
– Екатерина Алексеевна, – представилась в свою очередь я, – старинная приятельница Петра Анатольевича.
С первого взгляда я поняла, что это именно та женщина, которую я так давно хотела увидеть. А, приглядевшись к ней внимательно, вынуждена была признать, что мы действительно похожи.
Жизнь наложила на каждую из нас свой отпечаток, и теперь это сходство не бросалось в глаза, но при желании его все-таки можно было обнаружить. А в детстве мы действительно могли бы сойти за сестер.
Поэтому Анфиса и приняла меня за нее…
Это безусловно была дочь Синицына, та самая Наталья Павловна, роль которой я исполняла в деревне ее отца в течение нескольких дней.
Пока мы сидели за столом и ужинали, я наблюдала за ней и думала: «Неужели и я, сложись моя жизнь иначе, была бы настолько вульгарной, напыщенной, самовлюбленной особой? Может быть, провидение подарило мне возможность посмотреть на себя со стороны в ином варианте судьбы?»
Но как ни старалась, я не могла поверить, что какие бы то ни было обстоятельства могут превратить меня в подобное существо.
Проведя в ее компании некоторое время, я уже без всякого внутреннего напряжения называла ее Люси, этим полуименем-полукличкой. Прекрасное русское имя Наталья Павловна пристало ей, как корове седло. Может быть, я была к ней пристрастна. Но если это и было моим подобием, то лишь в той степени, в какой отражение в балаганном кривом зеркале является подобием человека, смотрящегося в него.
Прошло, наверное, около полутора часов, и Петр Анатольевич, следуя нашей с ним договоренности, заторопился на встречу с воображаемым приятелем. Свое отсутствие он аргументировал вполне понятным для Люси образом:
– В нашей компании не хватает одного молодого человека, – произнес он многозначительно, и подмигнул нам с Люси с таким лукаво-дурацким видом, что мне стало бы стыдно за него, не знай я того, что это всего лишь игра. Придуманная и исполняемая по моей просьбе.
Позволю себе снова вмешаться в повествование, на сей раз с единственной целью: помочь читателю сориентироваться в реалиях девятнадцатого столетия.
То, что Катеньке Арсаньевой казалось верхом вульгарности, не имеет ничего общего с тем, что мы сегодня подразумеваем под этим словом. Не дай Бог, читатель подумает, что Катенька оказалась в компании с портовой шлюхой или кабацкой путаной, выражаясь сегодняшним литературным языком.
