Чосер снова занялся осмотром земли под ногами. Этот кусочек леса находился в тени, и трудно было сказать, не скрывался ли в зелени кто-то еще. Земля была голой, взрыхленной множеством тонких корешков, разбегавшихся, как жилки, в разные стороны. Однако земля сохранила кое-какие знаки: вот, похоже, отпечатался носок башмака, вот еще такой же чуть левее, а тут едва различимые углубления. Следы животных? Нет! — Чосер понял это сразу. Следы оставила человеческая рука. Кто-то здесь сидел на корточках. Его вес перераспределился на переднюю часть ступней, а вытянутой левой рукой он упирался в землю, чтобы не упасть. В такой позе долго не просидишь. Разве что кто-то готовился внезапно выпрыгнуть из засады в кустах.
И все-таки можно ли с уверенностью сказать, что эти следы оставлены сегодня, а не несколько дней назад? Предположим, какой-то крестьянин отправился в лес за пропитанием, вроде того однорукого на лесной дороге, и выбрал это место как наиболее подходящее для наблюдения за животными, которые приходят к озеру на водопой. Тогда, даже если следы были оставлены совсем недавно, тот, кто их оставил, не имел ровным счетом никакого отношения к Анри де Гюйаку. Тем временем несколько человек подняли тело графа на плечи и торжественно и скорбно понесли туда, где стоял его конь.
Не было ничего такого, что указывало бы на прямую связь потайного места в кустах, протоптанной дорожки к нему в высокой траве и пропитанного кровью тела покойного. И все же внутренний голос подсказывал Джеффри Чосеру, что эти факты каким-то образом связаны между собой. Да и как иначе? В голове рисовалась одна и та же картина: в полумраке густых зарослей затаилась темная, смутно очерченная фигура — человек с израненным сердцем, полным ненависти. Он сидел на корточках, поддерживая равновесие упертой в землю левой рукой. Почему левой? Ну конечно, правая была ему нужна для…
Неожиданно Джеффри почувствовал, что он не один. Обернувшись, он в самом деле обнаружил позади себя под деревьями человека и рядом другого, пониже ростом. Чосер выпрямился.
— Что вы делаете? — спросил человек на окситанском, а затем добавил на английском: — О, это вы, господин Чосер.
Это был Ришар Фуа, сенешаль замка. В тени леса его красное лицо утратило яркость и походило на догорающий костер. Рядом с ним стоял сын графа Гюйака, молодой Анри. Рука Фуа лежала на плече мальчика, не то утешая, не то удерживая.
Джеффри поднял с земли кошелек:
— Я оборонил кое-что, и вот нашел.
Ответ как будто устроил Фуа. По крайней мере, дальнейших вопросов он не задавал. Ему, похоже, не терпелось объяснить свое собственное присутствие в лесу. Подойдя вплотную к Чосеру, он полушепотом сказал: «Я хотел отвести парнишку подальше от всего этого». При этом кивком указал на поляну.
К этому времени тело отца молодого Анри было уложено поперек седла. Свежевание туши также шло быстро. Охотники отсекли голову секача и вспороли брюхо. Правда, все это они проделали без обычного для таких случаев ликования. На поляне царила тишина, прерываемая командами Гастона Флора, который взял на себя руководство отрядом. Алана Одли с Недом Кэтоном Джеффри обнаружил на дальней стороне поляны и пожалел, что сейчас их нет рядом. Он чувствовал себя неловко, как если бы его застигли за чем-то предосудительным.
Не произнеся больше ни слова, Чосер с Фуа и пареньком вышли на поляну. Заметив Ришара Фуа, Гастон Флора подозвал его к себе. Он держал в руке расширявшийся к концу окровавленный меч. Очевидно, он подобрал его в траве неподалеку от тела графа. Чосер остался с молодым Анри. Надо как-то утешить паренька. Джеффри подбирал слова, но мальчик удивил его, заговорив первым, больше того, на английском:
— Я уже видел смерть, раньше.
Чосер внимательно поглядел на мальчика. Внешне он больше походил на отца, чем на мать: невысокого роста, коренастый, суровое, решительное лицо.
— Ты уже видел смерть на охоте? — спросил Джеффри.
— Я несколько лет участвую в травле зверя.
Его английский звучал чуть по-школярски, но это была речь мужчины, да и голос уже утратил мальчишескую звонкость.
— Этот противник был огромным, — сказал Джеффри, неопределенно показывая на тушу зверя. — Твой отец показал себя храбрецом.
— Ему не было равных, — ответил мальчик с нескрываемой гордостью. — Вы были его другом?
— Надеюсь, что так, хотя мы не виделись много лет.
— Я не думаю, что каждый здесь мог бы назвать себя его другом.
Последнее высказывание мальчика повисло в воздухе. В это время подошел Ришар Фуа и дал знать молодому Анри, что пришло время возвращаться в замок. Часть охотников продолжили разделывать кабанью тушу, остальные вместе с селянами и актерами нестройным эскортом двинулись за завернутым в богатые ткани и притороченным к седлу телом де Гюйака. Чосер пристроился в тыл колонны, которая фактически превратилась в траурную процессию. К нему присоединились Одли с Кэтоном. Колонна следовала по той же тропинке, по которой охотники в свое время вышли на злополучную поляну с озерцом посередине.
— Ужасное происшествие, — сказал Нед.
— То-то будут неприятности, — поддержал его Алан.
Неприятности — не то слово, подумал Чосер. Погиб могущественный человек, притом неожиданно. Такое всегда неприятно. Однако, судя по тону, Алан говорил не только о горе. Это наблюдение невольно встраивалось в последовательность загадочных фактов и обстоятельств, и Чосер с едва заметным раздражением поинтересовался, что тот подразумевает.
— Между человеком по фамилии Флора и неким охотником произошел спор. Этого охотника, если я не ошибаюсь, зовут Бодрон. Мы стали невольными свидетелями.
— О чем же они спорили?
— Не знаю, они говорили на своем языке.
— Вероятно, речь шла о ране на теле графа де Гюйака, — сказал Нед. — Когда они приготовились поднять тело графа, этот Бодрон показал на место вот тут. — И Нед показал на своей груди.
Джеффри живо представил себе зияющую рану, которую покойник прикрывал левой рукой.
— В глазах охотника стояли слезы, — продолжал Алан, — а его собака выла, когда Флора требовал от обоих замолчать.
Чосер вспомнил воющую собаку и порадовался про себя тому, что нашелся простой человек, охотник, не постеснявшийся публичного проявления чувств и тем самым показавший, что смерть графа Анри — горе для него и даже его собаки. Мысль побежала дальше, и он подумал, как-то отнесется к смерти отца маленький Томас, когда вырастет. А как бы отреагировал на смерть отца он сам, случись такое? Джон Чосер все еще был жив, но годы его сильно ослабили.
Большую часть пути они проехали молча. Каждый был погружен в свои мысли. Стоял яркий солнечный день, но Джеффри был поглощен мрачными размышлениями над тем, что ему довелось увидеть и услышать. Почему охотника Бодрона так взволновала смертельная рана на груди его господина? Он ведь опытен и наверняка навидался подобного? Да, он был предан господину — но чтобы удариться в слезы…
Чосер вернулся к подозрениям, высказанным Льюисом Лу. Актер с его живым умом заметил на месте гибели Анри нечто, что не укладывалось в логику событий. Со своей стороны Джеффри установил, что за поляной с лесной опушки наблюдал человек. Может, нашлось бы и больше фактов, если бы розыски не прервал Ришар Фуа. Едва заметный след в траве, ведший от просвета в кустах к телу графа, похоже, был той ниточкой, которая могла привести к разгадке. Казалось странным, что вепрь — очевидная причина смерти де Гюйака — лежал за много метров от тела графа. Разве можно поверить в то, что человек со столь тяжелой раной самостоятельно доковылял до просвета в кустах в поисках помощи или убежища от неизвестной опасности? Откуда силы? Правда, Чосер сам видел, как смертельно раненные в сражении воины, прежде чем пасть, совершали поразительные подвиги, даже ухитрялись убить своего противника. После чего падали оба, обнявшись как братья.
Но здесь другой случай. Здесь только один труп (если, конечно, не считать кабана). Тем не менее, предположим, что Анри де Гюйак не был смертельно ранен зверем, но отделался лишь теми повреждениями на правой руке и голове, которые Чосер успел рассмотреть. Это означало, что последний и смертельный удар нанес не зверь, а… тот, кто прятался в кустарнике. Граф был застигнут врасплох. Он не ожидал нового нападения. Это объясняет, почему он не имел при себе оружия, почему его меч нашли на берегу озера, а также следы, ведущие из кустов. Не рана ли на груди графа Анри, на которую указывал охотник, стала причиной разногласий между ним и Флора? Опытный глаз подсказал охотнику, что его хозяин принял смерть не от зверя.
Припомнились Чосеру и слова юного Анри: «Я не думаю, что каждый здесь мог бы назвать себя его другом».
При подъезде к Гюйаку Джеффри обратился к обоим своим товарищам:
