– Золотого дракона! – заплакал мальчик.
– Кто тебе сказал?! – воскликнул я и усадил его в глубокое сафьяновое темно-зеленое кресло, в котором ребенок утонул, словно в бездонном озере.
– Я сам видел, – ответил мальчик, вздрагивая всем телом. На его черных, длинных ресничках застыли прозрачные слезинки, поблескивающие в свете одинокой свечи.
– Где? – воскликнул я.
– У дверей комнаты господина Гродецкого…
– Этого еще не хватало! – выдохнул я, глотая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Нет! – закричала Мира и заплакала, спустившись на пол по стеночке. Она сама стала похожа на беззащитного, брошенного ребенка.
– Перестань убиваться! – воскликнул я и поднял индианку на ноги. Потом я достал из шкафчика графин и налил в прозрачную стеклянную рюмку крепкой, хорошей водки.
– Выпей! – велел я Мире.
– Нет, – она затрясла головой с растрепавшимися волосами, упавшими черными крыльями ей на лицо. В этот момент моя индианка и в самом деле стала похожа на цыганскую ведьму.
– Я не могу это пить! – воскликнула она с отвращением и скорчила презрительную гримасу.
– Выпей! – настаивал я. – Тебе станет легче! Представь, что это лекарство!
– Нет, – Мира снова затрясла головой. – Юкио Хацуми мертв! – простонала она.
– Это еще неизвестно, – произнес я с надеждой в голосе. – Мальчик мог ошибиться, тем более в темноте! Выпей ради меня!
Наконец Мира подчинилась и, зажмурившись, выпила содержимое рюмки.
– Как ты оказался у дверей пана Станислава? – обратился я к Саше.
– Я видел, как все вы пошли туда, но не видел, чтобы Кинрю вернулся, – всхлипывая ответил он. – Я думал, что господин Юкио еще расскажет мне про самураев!
– И куда только смотрит Грушенька?! – невесело усмехнулся я.
– Не говорите ей… – попросил Саша, – она такая добрая!
– Хорошо, не буду, – ответил я, – только для этого, ты, мой хороший, должен обязательно успокоиться! Договорились?
– Qui, – всхлипнул мальчик.
– Ну-ну, – я похлопал его по плечу, стремясь сохранять самообладание. – Я уверен, что наш Золотой дракон все еще жив! – проговорил я, стараясь сам поверить в свои слова.
Мне стоило огромного труда самому не разрыдаться, но я был в ответе за Миру и маленького Сашеньку, а потому был обязан держать себя в руках. – Я должен посмотреть, что там случилось, – обратился я к индианке. – А ты пока присмотри за ребенком! – Я считал, что эта обязанность должна была привести ее в чувство.
Как оказалось, я не ошибся. Мира действительно пришла в себя.
– Ждите меня здесь! – велел я обоим и отправился на поиски своего попавшего в беду ангела-хранителя.
Я поднялся по лестнице, пугаясь своего отражения в зеркалах.
Казалось, что усадьба полна была привидениями. Из-за одного угла выглядывала мисс Браун с разбитой головой, из-за другого – Кинрю, застреленный из «кухенрейтора», а мне почему-то представлялось, что пан Гродецкий застрелил моего японца из дуэльного пистолета, из-за колонны усмехался сам князь Николай Николаевич.
Я перекрестился, отгоняя прочь это наваждение.
У дверей комнаты Гродецкого я и в самом деле наткнулся на тело Золотого дракона.
– Кинрю! – тихонько позвал я его.
В ответ мне раздался стон, и я уже смог облегченно вздохнуть.
– Жив! – воскликнул я.
– Жив, – эхом откликнулся мой Золотой дракон, приходя в сознание. – По-моему, я потерял много крови, – заметил он, показывая мне окровавленную ладонь.
– Он выстрелил в тебя? – спросил я взволнованно.
– Нет, – покачал головой Кинрю. – Ударил ножом!
– Вот мерзавец! – воскликнул я. – Но как он дверь-то открыл?
– Не знаю, – пожал плечами Кинрю. – Наверное, у него были еще ключи, которые у него не отобрал Медведев. – Или ему удалось взломать замок, – добавил он неуверенно. – Но, так или иначе, этот пан едва не отправил меня к праотцам!
– Все хорошо, что хорошо кончается, – заметил я.
– Это вы верно подметили, Яков Андреевич! – с трудом проговорил японец. Я взял его под руку и сначала помог подняться с пола, а затем добраться до мой комнаты. Кинрю сказал мне, что Гродецкий сбежал. Впрочем, я сам в этом тоже нисколько не сомневался.
– Кинрю! – ахнула Мира, когда он ввалился в дверь. – Ты жив! – обрадованно вскричала она.
– Нет, – покачал головой японец, – это мой призрак бродит по старинной барской усадьбе!
– Господин Кинрю, вы живы! – мальчик в ночной сорочке до пят выпрыгнул из моей постели.
– Сашенька? – удивился японец. – А ты здесь какими судьбами?
– Ему ты обязан жизнью, – ответил я. – Мальчик решил, что тебя убили, и первым делом примчался ко мне!
– Глупенький, – улыбнулся Кинрю. – Золотые драконы не умирают. Они вечно живут! – добавил он.
Я оставил раненого Юкио на попечение моей индианки и отправился на поиски господина Гродецкого, уповая на то, что он до сих пор не успел еще покинуть усадьбы.
В комнате, разумеется, вещей поляка не оказалось. Я спустился в людскую, кучер Гродецкого так же пропал.
Истопник сказал мне, что видел, как тот выходил на улицу около полуночи… Ему, видите ли, воздухом подышать захотелось!
Я набросил на плечи шубу и вышел на освещенную усадебную веранду. В воздухе пахло морозной свежестью, под ногами похрустывал девственный снег. От веранды по мраморной лесенке петляли две цепочки следов. Я поежился. Пора была и вправду студеная.
Дормез Гродецкого растворился во тьме, словно карета беглого привидения.
– Вот вам и ведическое убийство! – проговорил я себе под нос. – Ищи – свищи ветра в поле!
Теперь мне предстояло разыскивать и ловить Гродецкого.
Когда я вернулся к себе, оказалось, что в моей комнате меня уже дожидается Медведев.
– Яков Андреевич, и как же это вы так могли? – покачал он седеющей головой.
– О чем это вы? – не понял я.
Японец хмыкнул себе в ладонь.
– Упустили-таки поляка! – Лаврентий Филиппович досадливо ударил себя ладонью по пухлой ляжке.
– А кто в этом доме представляет полицию? – осведомился я.
– Кто не хотел прислушиваться ни к одному моему слову? – горячился я.
– Ну, ладно! Ладно! – замахал руками Лаврентий Филиппович.
– Больно уж вы, Кольцов, разошлись! Не на шутку! – добавил он. – Не об обидах, а о деле думать надо! – произнес Медведев назидательно.
– Ну-ну, – покачал я головою в ответ.
Выспаться, разумеется, этой ночью мне совершенно не удалось.
Встал я на рассвете разбитый и отправился вместе с Мирой в столовую завтракать, где Грушенька накрыла нам стол на троих с Медведевым.
Кинрю крепко спал в своей постели после того, как моя индианка опоила его своим дурманным питьем. Он рвался в бой и собирался сегодня же утром отправиться на поиски Гродецкого, но мы уговорились с Лаврентием Филипповичем его не будить. В конце-концов, моему Золотому дракону надо было скорее выздоравливать.
– Что вы думаете делать? – осведомился квартальный надзиратель, орудуя серебряной вилкой в китайской фарфоровой тарелке.
– В деревню надо бы съездить, – ответил я. – Сообщников Гродецкого разыскать… Не один же он свое ритуальное убийство осуществлял!
– Резонно, – заметил Лаврентий Филиппович.
Спустя полчаса мы уже ехали в цугах в сторону той самой деревни, куда я намедни наведывался вместе с Кузьмой.
Медведев всю дорогу никак не мог надивиться подлости масона Гродецкого.
– А Кутузов куда же смотрит? – вовсю сокрушался он. – Понабрали вы в свои ложи проходимцев! Не зря еще императрица Екатерина про вас говаривала, что вы привержены «странным мудрованиям». Чем этот ваш Гродецкий не c'est un fanatique?!
– Полегче! – попросил я Медведева. Насколько мне было известно, Государыня Императрица Екатерина II и в самом деле именовала так масона Новикова, которого она считала «мартинистом хуже Радищева»! Однако Лаврентий Филиппович путал совсем разные вещи, имея о них самое незначительное понятие…
По дороге мы завернули в знакомый уже трактир. Трактирщик Савельич в длинной темно-синей чуйке до пят показал нам дорогу к Андрейке Головачову, вернувшемуся в деревню, как только стихла метель и дороги оказались расчищенными.
– Слыхали ли вы, Яков Андреевич, что стряслось? – насупившись, спросил у меня Савельич.
– Еще какая-то беда? – сердце замерло у меня в томительном предчувствии.
– Еще какая! – причмокивая произнес трактирщик.
– Ну, не тяни! – прикрикнул на него Лаврентий Филиппович.
Савельич возмущаться не стал, понял, что Медведев – важная птица, с которой и связываться не след!
– Кирьяшка-то Лопухин повесился, – выпалил Савельич. – Как только вы, Яков Андреевич, уехали, а Матрена его – жена, стало быть, – по воду пошла, так он сразу и того…
Веревку на гвоздик! – трактирщик сделал знак у себя на уровне шеи. – Так его, бедолагу, никто и не откачал…
– Рыльце-то, похоже, было в пушку, – прищурившись проговорил Лаврентий Филиппович.
