Я все время пытался не обращать внимания на сову, которой так гордился ее создатель. Птица уставилась на меня явно неприязненным взглядом. Я начал понимать, куда клонит мистер Бэггинс. Он, как и мистер Вейс, предпочитает ничего не видеть и ничего не слышать. И все же я не сдавался.
– Вы не знаете, у Дженкинса сегодня утром были гости?
Перед тем как ответить, чучельник на долю секунды замялся.
– Нет… чтобы слышать или видеть их, я должен был выйти на лестницу. А я все время сидел у себя.
– Вы что-нибудь слышали? – повторил я. – Не отрицайте, если слышали, мистер Бэггинс. В таком случае вы утаиваете важные сведения!
Его лицо жалко сморщилось.
– Кто-то к нему приходил часа два назад. Точнее сказать не могу. Я его не видел. Но мистер Дженкинс, должно быть, открыл ему дверь, и я услышал, как он… мистер Дженкинс… сказал: «Что вам нужно?» Ответа я не услышал. Наверное, потом они вошли в комнату. Вот и все…
– Вы не слышали, как они повышали голоса во время спора?
– Нет, – решительно ответил мистер Бэггинс.
– Может быть, звуки, какие бывают, когда двигают мебель? Или, скажем, грохот?
– Однажды я услышал глухой удар, – признался чучельник, – но не забеспокоился. Где-то там. – Он указал на стену между своей и соседней комнатами, в то место, где стояла плетеная корзина с маскарадными костюмами.
Наверное, тогда убийца закончил свои поиски, подумал я.
– И больше ничего?
– Ничего, сэр. Я не слышал, как гость Дженкинса уходил… Ничего не слышал до воплей Руби Пул.
– Кто занимает третью комнату на этом этаже?
Он посмотрел на меня удивленно и ответил:
– А, вы имеете в виду комнатку, соседнюю с моей! Там моя гостиная, сэр, и одновременно спальня.
– Мне бы хотелось ее осмотреть.
Бэггинс неуклюже прошагал впереди меня к последней двери на площадке и отпер ее, перебрав несколько ключей на связке. Ключи были большие и маленькие, от прочных дверных до скромных, отпирающих ящики стола, и даже совсем крошечных – наверное, от чайницы. Я задумался, зачем ему столько ключей – ведь у него всего две комнаты. Третий ключ – от входной двери… Я спросил Бэггинса о ключах.
– Никогда не знаешь, когда что пригодится, – уклончиво ответил чучельник. – Я никогда не выбрасываю старые ключи.
Он открыл дверь. Комнатка оказалась крошечной, не больше чулана. Бэггинс каким-то чудом впихнул в нее узкую кровать, стол и стул, но больше места почти ни для чего не оставалось. Перед незажженным очагом на треноге стоял чайник. Из окна открывался вид на ту же полоску сада за домом. Я спросил у Бэггинса, известно ли ему, что хранится в сарае, под навесом.
– Овощи, – ответил он, подтвердив слова Вейса. – Там склад для зелени и овощей бакалейной лавки, что на нижнем этаже.
Вспомнив о кирпичном нужнике, я осведомился, как у жильцов обстоит дело с гигиеническими процедурами. Все жильцы пользуются нужником в саду, ответил Бэггинс. Дженкинс, модистка и он сам вынуждены спускаться на улицу и, повернув за угол, входить во двор со стороны переулка через калитку, которую я заметил.
– А наверху? – спросил я, указывая на потолок. – Кто еще обитает наверху, помимо модистки мисс Пул?
– Никто. – Бэггинс покачал головой. – Сейчас две комнаты на третьем этаже никому не сдаются.
– Кто владелец дома?
– Он. – Бэггинс ткнул пальцем вниз.
– Бакалейщик Вейс? – удивился я.
– Он самый. Очень хваткий малый… У него даже гнилого яблока бесплатно не допросишься.
Я поблагодарил Бэггинса и попросил его не болтать; предупредил, что позже к нему зайдет констебль и запишет его показания.
– Мне нечего показывать! – возразил чучельник.
– Повторите то же самое, что рассказали мне: вы слышали, как кто-то заходил к Дженкинсу часа два назад. Вы слышали, как Дженкинс спросил у гостя, что тому надо. Позже вы слышали приглушенный шум, глухой удар – и показали, откуда он донесся. Понимаете? Вам известно больше, чем вам кажется.
Мои слова совсем не понравились мистеру Бэггинсу. Он с мрачным видом вернулся к своим чучелам со стеклянными глазами.
Топот на лестнице предупредил меня о приходе констебля, которого привел сынишка Вейса. Наскоро объяснив, что случилось, я оставил его охранять место происшествия, а сам снова спустился в лавку.
Кто-то повесил на дверь табличку «Закрыто», но, когда я постучал по стеклу, из подсобки вышел Вейс и впустил меня. Вся семья собралась вокруг мисс Пул, которая по-прежнему шумно рыдала, сморкаясь в платок. Миссис Вейс прогнала своих отпрысков, глаза у которых горели от любопытства и возбуждения, в соседнюю комнатку. Сама она встала рядом с мужем. Вид у обоих был унылый и настороженный. Мне стало их жаль. Они усердно трудились на новой родине, даже стали владельцами недвижимости. Теперь же они замешаны в полицейском расследовании, связанном с тяжким преступлением. По их опыту, хотя они и были невиновными, участие в таком расследовании не сулило ничего хорошего.
– Мне жаль причинять вам неудобство, – обратился я к миссис Вейс, надеясь хоть немного успокоить ее.
– Спасибо, сэр, – буркнула она.
Я повернулся к мисс Пул:
– Мисс Пул, если можно, пожалуйста, вернитесь вместе со мной наверх.
– Я не могу войти в его комнату! – зарыдала мисс Пул.
– Нет-нет, входить к Дженкинсу вам не придется. Но мне бы хотелось поговорить с вами наедине.
Кроме того, мне нужно было осмотреть ее мастерскую. Она встала. Мы вместе вышли на улицу и вошли в соседнюю дверь, ведущую на верхние этажи. Проходя мимо констебля, охранявшего место преступления, мисс Пул боязливо косилась на него. Наконец мы поднялись на верхний этаж. Перед тем как войти к ней в комнату, я осмотрел потолок верхней площадки. В нем имелся небольшой люк. Наверху был чердак, но, судя по виду, крышку люка не открывали. Кроме того, на чердак невозможно было подняться без лестницы.
Комната модистки оказалась удобнее, чем комната Дженкинса. Все в ней говорило о бедности и тяжелом труде. На полу лежал вытертый ковер. На столе разложены пестрые лоскуты материи, ленты, искусственные цветы, катушки ниток и так далее. Посередине стояла керосиновая лампа; это ее тусклый свет мы заметили с улицы. На низком буфете, на почетном месте, стоял посеребренный прибор с краником. Мне уже приходилось видеть подобные сооружения в домах эмигрантов, и я знал, что они называются самоварами. Интересно, откуда такой у мисс Пул? Может быть, она купила его на улице с лотка или взяла в счет уплаты долга. Рядом с самоваром стоял заварочный чайник, а на полке над камином – несколько чашек.
Как и в комнате Дженкинса, дальний угол был отгорожен занавеской. Мисс Пул спала в своей мастерской.
Я предложил ей сесть. Она повиновалась и сложила руки на коленях. На мои вопросы отвечала послушно, незаметно было, что она что-то скрывает. Время от времени мисс Пул снимала очки и вытирала слезы.
Она знала мистера Дженкинса с тех самых пор, как он почти год назад снял комнату этажом ниже. Да, они договорились, что он будет стучать в потолок – то есть в пол ее комнаты, – когда ее клиенту понадобится чай. Только так она и узнавала, что к нему приходят гости. Иногда она видела в окно, как кто-то подходил к двери на улице, но за посетителями Дженкинса она не следила, потому что занималась своим делом. У нее нет времени смотреть в окно. В тот день она никого не видела. Дженкинс был хорошим соседом, очень добрым и отзывчивым. В каком смысле – отзывчивым? Ну, он как-то прибил ей полочку, ту самую, на которой стоят чашки. Он приносил ей воду в ведре из колонки во дворе. Она могла бы брать воду у мистера Бэггинса – у него есть раковина и кран, – но ей не хотелось отвлекать мистера Бэггинса от работы. И потом, по правде говоря, в его комнате, полной мертвых зверей, у нее мурашки бегут по спине. Да и с самим таксидермистом не очень-то приятно общаться. Как прикажете разговаривать с человеком, который всю жизнь возится с трупами, сдирает с них шкуры, обрабатывает химикатами и набивает? Мясо он продает на собачий корм – во всяком случае, так он ей сказал. Мисс Пул подозревала, что Бэггинс по секрету продает дохлых кошек мяснику, который сбывает их под видом кроличьего мяса ничего не подозревающим покупателям. По мнению мисс Пул, то, чем занимается мистер Бэггинс, ужасно. Лично она не нашивает мех на свои шляпки, хотя мистер Бэггинс однажды предложил ей шкурку. Нет, со шкурками пусть работают профессиональные скорняки. Ей нравилось, что внизу поселился мистер Дженкинс, потому что он был настоящим джентльменом и работа у него была чистая.
В последнем, впрочем, сейчас можно было усомниться.
Я спросил, почему мисс Пул спустилась вниз, когда у Дженкинса были мы с Лиззи. Густо покраснев и замявшись, она прошептала, что шла в туалет на дворе. Затем модистка снова разрыдалась.
Я услышал внизу шаги и голоса: приехали мои коллеги из Скотленд-Ярда. Я поблагодарил модистку и поспешно вышел. Мне показалось, что она снова разрыдалась.
