Томас де Ботереллис закончил диалог с шерифом и обратился к Фитцхаю, который, с лицом белее снега, бессильно привалился к плечу одного из стражей.
Ваша судьба будет решена в полдень, когда мы осмотрим руку. Покраснение кожи считается допустимым и неизбежным, поэтому приниматься в расчет не будет. Однако, если Всевышнему угодно будет сделать так, что на руке обнаружатся волдыри, отставшая кожа или нагноения, это станет доказательством вашей вины.
И тебя повесят! — жизнерадостно добавил шериф.
После заседания выездного суда! — уточнил Джон, — потому что убийство, в совершении которого вы его обвиняете, было занесено в мои записи раньше, чем вы его арестовали.
Де Ревелль снисходительно вздохнул: — Ладно, какое бы решение ни было принято о времени повешения, он все равно отправится назад, в тюрьму.
— Не надо выносить приговор до суда, Ричард, — загремел голос коронера. — Давайте дождемся полудня и осмотрим руку. Как знать, может, произойдет чудо, доказывающее, что перед нами ни в чем не повинный человек.
Взгляд, которым наградил его шериф в ответ на благоглупости, красноречиво дал понять коронеру, что шурин верит в справедливость Божьего суда не более чем сам Джон, и просто хочет побыстрее повесить подозреваемого, чтобы заслужить похвалу епископа.
— Посмотрим, коронер, посмотрим.
Глава четырнадцатая,
в которой коронер Джон получает известия из Саутгемптона
Длинная стена с зубчатыми башнями вытянулась вдоль шумной пристани. От кораблей всех размеров со свернутыми на реях парусами у причала не было свободного места. Грузчики сновали по дощатым трапам, перетаскивая бочки, тюки и ящики; палубы опускались все ниже и ниже по мере того, как на побережье Солента усиливался отлив.
Гвин из Полруана переходил от таверн к постоялым дворам, а от постоялых дворов к пансионам, коих было множество на оживленном портовом побережье длиной в полмили. Хижины, лачуги и наспех выстроенные складские амбары загромождали территорию; среди них своей основательностью выделялись каменные дома судовладельцев и торговцев шерстью. Гвин прибыл накануне вечером после того, как прочесал на побережье порты поменьше — Лайм, Бридпорт, Веймаут и Пул. Нигде следов Хьюберта де Бонвилля ему обнаружить не удалось, и теперь все свои надежды он возлагал на Саутгемптон. Ему представлялось маловероятным, чтобы возвращающийся на родину из Крестового похода воин пересек пролив восточнее, если группа, в которую входил Фитцхай, направлялась к Харфлеру, что на берегах Нормандии.
К середине утра массивный корнуоллец успел посетить с полдюжины припортовых питейных заведений, и даже его железный организм начал ощущать последствия употребления эля, кружку которого приходилось выпивать в каждой из посещаемых им таверн. Чтобы немного передохнуть, Гвин присел на минутку на швартовую тумбу — обрубок ствола, вмонтированный в каменную пристань, со следами канатов тысяч швартовавшихся к ней кораблей. Один из таких кораблей был привязан к тумбе и сейчас, и канаты поскрипывали, когда корпус судна покачивался на легких волнах, приходящих из открытого моря со стороны острова Уайт.
Это был фламандский корабль, на который тюк за тюком погружалась английская шерсть. Тюки втискивали в огромные мешки из дерюги и накрепко привязывали канатами. Пары переносящих тюки грузчиков непрерывной цепочкой растянулись по трапу.
Через некоторое время в голове у Гвина посветлело, и он неожиданно обнаружил, что проголодался и ему необходимо что-нибудь твердое, чтобы впитать булькающее в желудке озеро пива. Поднявшись со швартовой тумбы, он зашагал по диагонали через оживленную пристань, по которой сновали развозчики с ручными тележками, мускулистые грузчики, моряки и торговцы. Волы и ломовые лошади волокли со скрипом тяжелые груженые повозки с горами тюков шерсти, бочонками или кувшинами вина, кегами сушеных фруктов из южной Франции, сушеным мясом и рыбой для снабжения королевской армии в Нормандии. В воздухе витали сотни самых разных запахов, от аромата дорогих заморских приправ до вездесущей вони навоза, кучки которого, оставленные волами и лошадьми, виднелись повсюду.
Маневрируя между пахучими лужами и переступая через канаты, Гвин направлялся к очередной таверне — большому деревянному строению с оштукатуренными стенами, крытому гонтом из древесной коры. Над единственной дверью таверны висела грубо сделанная позолоченная металлическая корона. Внутри, в дымном и шумном помещении, кипела такая же бурная деятельность, как и в доках снаружи. Пользуясь преимуществом своего роста и веса, Гвин пробил себе дорогу к свободному месту на деревянной скамье под окном, представлявшим собой не более чем дыру в стене с вертикальными деревянными перегородками.
После довольно долгого непонимания неряшливая девушка, которая, судя по акценту, была родом, скорее всего, с далекого севера, наконец-то поняла корнуолльский диалект гиганта и принесла ему булку грубого хлеба, сыр, баранину и очередную порцию пива. Наполняя желудок, Гвин заглянул в кошелек, проверяя состояние своих финансов. Две ночи он провел в дороге, еще две ночевки понадобятся, чтобы вернуться в Эксетер. Таким образом, вся поездка обойдется по меньшей мере в восемь пенсов, и Гвин подумал, что коронер Джон, наверное, достаточно богат, раз позволяет себе такие траты.
Он знал, что рыцарь получает какие-то доходы от партнерского участия в торговле шерстью, но Гвин подозревал, что часть конфискованного имущества, вырученных от его продажи денег и штрафов его хозяин утаивает от казны, чтобы покрывать текущие расходы.
Пока Гвин пережевывал незамысловатую еду и размышлял над финансовым положением хозяина, его сосед за столом допил остатки пива и ушел. Почти мгновенно к освободившемуся месту устремился кряжистый мужчина. Он тяжело опустился на скамью и задел Гвина, который в этот момент подносил к окаймленному усами рту кусок сыра.
— Прости, приятель — тесновато тут, черт возьми.
Поскольку у новоприбывшего хватило разума извиниться, Гвин пробормотал нечто невразумительное в ответ, заметив, однако, что его сосед с коротко остриженными волосами и крепкой бычьей шеей похож на солдата. На нем был такой же камзол из толстой кожи, что и на самом Гвине, на широком поясе висел изогнутый кинжал явно восточной работы. Когда новый посетитель поднял руку и помахал ею, подзывая служанку, на пальце блеснуло широкое золотое кольцо с выгравированным рисунком в виде полумесяца.
Гвин воспользовался объединявшим всех солдат чувством боевого товарищества, чтобы затеять разговор, и обнаружил в собеседнике неистощимый источник информации. Солдата звали Груффидд, он был валлийцем, родом из Гвента, поэтому мог довольно сносно поддерживать беседу на родном для Гвина корнуолльском диалекте. Груффидд провел в Палестине почти два года, и период его наемной службы в качестве лучника частично совпадал с периодом пребывания в Палестине Гвина и Джона де Вулфа. Поэтому неудивительно, что у них обнаружились общие знакомые места, люди и битвы.
— Я вернулся всего два месяца назад, и сейчас меня наняли, чтобы я подобрал дополнительных людей для нынешней кампании короля против Филиппа во Франции.
Гвин спросил Груффидда, не знает ли тот кого-либо из возвратившихся крестоносцев, в частности Хьюберта де Бонвилля или Алана Фитцхая. С утвердительным возгласом Груффидд хлопнул его по плечу.
— А ты откуда знаешь эту парочку? — протрубил он в ответ. — И тот, и другой были здесь, только в разное время. Фитцхаю я предложил новый контракт на войну во Франции, но он сказал, что сначала хочет навестить свою женщину. И если ему не удастся подыскать подходящую войну на западе, обещал вернуться ко мне, только больше я его не видел.
Гвин сокрушенно покачал головой над кружкой с пивом:
— И не увидишь, разве что у тебя найдется работа для однорукого воина. — Он рассказал Груффидду, что приключилось с Фитцхаем, завершив повествование сообщением о том, что наемнику предстоит испытание судом Божьим.
На лице валлийца появилось сочувствующее выражение; за время знакомства с Фитцхаем он явно успел с ним подружиться.
И все это произошло с ним из-за де Бонвилля? А его, ты говоришь, прикончили?
Фитцхая держат в тюрьме как главного подозреваемого — при том, что доказательств его виновности почти нет.
Груффидд встряхнул большой головой:
— Не представляю его в роли убийцы — да, он может убивать, но только когда ему платят, и на поле брани.
Гвин покончил с трапезой и промочил горло глотком пива.
— А шериф придерживается другого мнения, хотя на самом деле ему любой ценой нужно найти преступника. Однако расскажи мне еще о де Бонвилле.
Валлиец не заставил себя долго упрашивать. Он поведал Гвину о сплетнях, описывавших ссору и потасовку между двумя мужчинами во Франции, что стало новостью для корнуолльца, поскольку он покинул Эксетер еще до того, как Фитцхай рассказал о произошедшем инциденте. Тем не менее Груффидд не придал драке особого значения, считая ее, как и коронер, рядовой размолвкой не поладивших между собой солдат. Зато он сообщил Гвину, что при де Бонвилле находился сквайр, саксонец по имени Эльфгар де Тотнес. Они познакомились в Палестине и возвращались домой через Францию вместе, в той же группе, что и Алан Фитцхай. Гвин попытался получить от Груффидда описание внешности Эльфгара, но тот, кроме крепкого телосложения и довольно светлых волос — что вполне подходило под описание половины мужчин саксонского происхождения в Англии, — ничего припомнить не смог.
