Они вновь вспомнили фильм, который скоро увидит вся страна. И Викентий Павлович повторил:
– Быть войне, тяжёлой и долгой… Боюсь, Володькины ровесники хлебнут из этой чаши. Так что, сам того не зная, он выбрал самое правильное – стать профессиональным военным, как можно лучше подготовленным к войне.
Разговор оказался долгим. Не заметили даже, как пролетело время. Когда вернулись в комнату, свет был потушен и на втором этаже, и в Володином закутке. Включив настольную лампу, Людмила Илларионовна почти бесшумно стелила постель. И удивилась, когда муж сказал неожиданно:
– Что-то давно не приходила в гости Таня Рёсслер? А, Люся? Надо пригласить её…
На улице Пушкинской уже зажгли вечерние фонари. Но было ещё светло – так, лёгкие сумерки. Гуляло много людей: рабочий день окончился, летний вечер тёплый и долгий, улица в центре города – красивая, с небольшими скверами, где можно отдохнуть… Елена тоже шла медленно, прогуливаясь, хотя у неё была цель. Издали она увидела особняк купца Юма – так до сих пор люди называли один из самых красивых домов на этой улице. Недавно имя Иоганна Юма, много сделавшего в своё время для благоустройства города, вновь вернулось в память харьковчан: год назад улица Мархлевского получила своё первоначальное название, опять стала Юмовской. Особенно этим гордилась Таня Рёсслер. Она даже призналась подруге:
– Я, Леночка, иногда вечерами просто иду на дедушкину улицу, гуляю… Это ведь совсем рядом.
Да, Таня была внучкой знаменитого харьковского купца Юма. С его помощью был запущен водопровод в центральной части города. Проложил он улицы Бассейную и ту, которую назвали Юмовской. И построил дом для своей семьи на Немецкой улице – так тогда называлась Пушкинская. Ещё в самом начале девятнадцатого века Городская дума пригласила лучших иностранных мастеров разных профессий и выделила им эту территорию для заселения. Приезжали иностранцы семьями, большинство были как раз немцами, вот улица и получила своё название. Это потом уже, к столетию поэта, она переименовалась в Пушкинскую… До революции семья Рёсслеров занимала весь особняк – очень красивый, с высоким парадным крыльцом, четырёхэтажный, окна на мансарде обвиты лепным орнаментом с чудесными женскими головками.
Елена издали поняла, что Таня дома. Светилось окно на втором этаже – там теперь была её комната. Когда особняк заселяли, первый этаж отдали под редакцию какой-то газеты, на три верхних сделали отдельную лестницу. Тане было позволено самой выбрать себе комнату, она и выбрала эту – на втором этаже.
Здесь подруги всегда пили кофе. Таня прокрутила в ручной кофемельнице зёрна, заварила крепкий напиток, разлила в чашечки фарфорового сервиза. Лена принесла коробку конфет – зефир в шоколаде, они сидели за столом, болтали. В музыкальной школе уже начались каникулы, но Елена ещё должна немного поработать с двумя учениками, подготовить их к конкурсу юных пианистов в Киеве. А потом – свободна.
– Володя давно просит съездить в Ленинград. Не знаю, сможет ли Митя, так хотелось бы вместе. Но даже если и нет, поедем вдвоём. Как раз время белых ночей. Покажу ему Петерштадт и Китайский дворец, Петергоф с фонтанами, Екатерининский дворец и Александровский парк.
– Я тоже, Леночка, так давно не была и в Ораниенбауме, и в Петергофе, и в Царском Селе. Господи, как хочется поехать с вами! Но у меня – занятия, да ещё и студентов прибавилось. Только в августе отпустят.
– Таня. – Елена чуть отодвинула чашку, посмотрела на подругу серьёзно. – Людмила Илларионовна скучает по тебе, давно не видела.
Таня тут же обрадовалась, всплеснула руками.
– Ой, я с удовольствием! Так люблю у вас бывать. Хоть завтра приду!
– Да, – кивнула Елена. – Именно завтра. Потому что ещё… Митя тоже хочет тебя видеть. Поговорить об одном деле. Знаю, будет просить тебя помочь…
У Тани округлились глаза, и от этого искреннего удивления её лицо стало совершенно молодым, даже детским. Елена не удержалась, улыбнулась, а Таня вдруг воскликнула:
– Я догадалась, Леночка, догадалась! – Тут же зажала себе рот ладонью и быстро заговорила, теперь почти шёпотом. – Это из-за нового студента! Такой угрюмый, нелюдимый, я сразу подумала, что он не похож на других. Он финн, коммунист, а в Финляндии компартия ведь запрещена. Вот этот Арво в тюрьме там сидел, а теперь сюда приехал. У нас знатоков финского языка нет, но он хорошо говорит по-немецки, вот его ко мне и определили. У меня от него мурашки по коже, взгляд такой тяжёлый. Это из-за него? Он не тот, за кого себя выдаёт?
– Танечка, ты всегда была слишком мнительной, и фантазёрка… Но знаешь, почти догадалась. – Лена даже удивилась, насколько Таня попала близко к цели. В объекте ошиблась. – Только я тебе не стану ничего говорить. Это Митина компетенция, от него всё узнаешь. Завтра. Да, вот ещё что… На этом разговоре будет один человек, тоже тебе знакомый. Николай Кожевников.
– Да? – Таня помолчала, потом растерянно призналась. – Леночка, я его побаиваюсь.
– Это ещё почему? – Лена даже рассмеялась. – Ты и видела-то его у нас мельком, почти не говорила.
Это в самом деле было так. Кожевников любил бывать у своих друзей, но получалось это не часто. Долгие поездки, напряжённая работа… За все годы раза три или четыре он пересёкся с Татьяной в гостях у Петрусенко и Кандауровых. И каждый раз Таня, испытывая неловкость, торопилась уйти. Она знала: обстоятельства гибели Саши Петрусенко напрямую связаны со спасением Кожевникова. Потому боялась даже встретиться взглядом с этим человеком: вдруг ему увидится в её глазах укор. Да и просто он её смущал. И теперь она растерянно смотрела на подругу, качая головой:
– Я не знаю почему… Он такой серьёзный, такой взрослый. Не смейся! Я знаю, мы тоже не девочки, но Кожевников… он ответственный работник.
Лена с улыбкой смотрела на Таню, у которой полыхали щёки.
– Танечка, – воскликнула с весёлым удивлением. – Коля моложе меня. И всего на четыре года старше тебя.
– Разве?
Таня смущённо пожала плечами, улыбнулась.
– Он к тебе чудесно относится. Да, да, – кивнула Елена. – Он знает, как ты любила Сашу, он и сам его любил. Знаешь, последний раз, когда вы у нас встретились, и ты ушла, Коля сказал: «Такая чудесная, красивая женщина. Как жаль…»
– Он пожалел меня, потому что я одна?
– Ты знаешь, – Елена смотрела на подругу задумчиво, – мне показалось, что он хотел сказать: «Как жаль, что она ушла, что мы с ней так толком и не знакомы».
– Это твоя фантазия!
Таня быстро встала, отошла к столику в углу заварить новую порцию кофе. Лена смотрела на склонённую темноволосую, в кудрявых локонах головку подруги с нежностью. Она не стала говорить, что взгляд Николая Кожевникова, обращённый на уходящую Таню, не раз казался ей ласковым и заинтересованным.
Усадив Таню на диван, Дмитрий поставил напротив свой стул. А вот Кожевников сразу устроился рядом с ней. Она и сама удивилась: её это не смутило, не показалось неловким. Наоборот – стало спокойно, свободно. Может быть оттого, что вчера весь вечер вспоминала слова Леночки…
Сама Елена и Людмила Илларионовна на разговоре не присутствовали. Конечно, они знали о чём пойдёт речь, но Людмила Илларионовна решила:
– Таня должна почувствовать насколько серьёзное у неё поручение. А мы с тобой для неё слишком свои, близкие, можем сбить с толку. Пусть будет разговор в домашней обстановке, но конфиденциальный…
Дмитрий не стал ходить вокруг да около, сразу заговорил о сути.
– Дело в том, Таня, что в нашем городе действует агентура гитлеровской разведки. Мы знаем об этом точно, и знаем – кто. Так получилось, что и ты этого человека знаешь. Это большая удача, ведь ты наш друг. А значит, можешь помочь. Возможно этот человек тебе симпатичен…
«Нет, – хотела воскликнуть Таня, – совсем наоборот!»
Но не успела. Николай Кожевников подхватил, улыбаясь:
– Он и в самом деле хорош собой, этот Хартман. И обаятельный, и весёлый.
Таня задохнулась от неожиданности, подняла на Кожевникова растерянный взгляд. Он, увидев её смятение, поддался к ней и уже серьёзно сказал:
– Позвольте, Татьяна Людвиговна, я кое-что расскажу вам. На заводе, где я работаю, есть секретное производство. Секретное, конечно, условно. В городе знают, что мы разрабатываем новый танк и скоро начнём эти танки выпускать. Ясное дело, секрет не в этом. А в том, что это за танк, какова его конструкция и… многое другое. И если вражескую разведку что-то в Харькове интересует – понятно что.
Татьяна уже пришла в себя. Она поверила, странно было бы ей не поверить Мите, да и этому человеку, Николаю Кожевникову. А он продолжал рассказывать:
– Одна, как минимум, попытка завладеть документацией на танк, уже предпринималась. Она получилась, но цель не была достигнута. Не стану вдаваться в подробности… Главное – настоящий «секретный» танк так и остался неразгаданным. И мы теперь знаем, через кого Хартман многое узнавал. Это – одна молодая женщина, работница специального конструкторского бюро, у Хартмана с ней связь… личного характера. То есть, близкие отношения. Настолько, что эта женщина считает себя его женой…
