– Что случилось с его шеей? – спросил сержант, показывая на ярко-красную полосу опухоли, которая пересекала его шею. Она образовалась по краям небольшой раны, нанесенной Хью Феррарсом, только теперь она явно воспалилась.
Джон вновь попытался заговорить с пострадавшим, но в ответ услышал какие-то неразборчивые звуки. Конечности Годфри снова начали подергиваться, а пальцы задрожали еще сильнее.
Джон поднял глаза на Мэри, взволнованно кутавшуюся в шаль.
– Он сказал тебе что-нибудь внятное? – спросил он.
– Я смогла разобрать только слово-другое, остальное заглушили стоны и бормотание. Он сказал: «Жжет, как сильно жжет» и «отравлен».
Черные брови Джона приподнялись от удивления.
– Ты уверена, что он сказал слово «отравлен»?
– Совершенно уверена. Произнося его, он показал дрожащей рукой себе на горло.
Джон знал свою служанку как уравновешенную и достойную доверия женщину, посему безоговорочно принял ее слова к сведению.
– У него воспалилась рана на шее. Может быть, этот яд он и имел в виду. Но мы не можем оставить его здесь. – Он поднялся на ноги. – Монахи монастыря Святого Николаса придут в ужас, если я снова за такой короткий промежуток времени передам им очередного пациента или бездыханное тело.
У Габриэля родилось дельное предложение.
– Я знаю настоятеля монастыря Святого Джона, это гораздо ближе. Почему бы не перенести его туда? Там есть три брата, умеющие врачевать больных.
Сразу же за Восточными воротами приютился небольшой монастырский домик, который трудами четырех холостяков, давших обет безбрачия, получил известность как больница Святого Джона.
– Давайте отнесем его туда побыстрее, пока он еще жив, – поторопил Гвин. Он оглядел комнату и с помощью Габриэля снял с кованых петель внутреннюю дверь и положил ее рядом с серебряных дел мастером, который продолжал извиваться в судорогах. Они привлекли к делу двух зевак, подняли Фитцосберна на импровизированные носилки и быстрым шагом, свернув за угол на главную улицу, понесли в монастырь Святого Джона.
Де Вулф посоветовал оставшимся зрителям отправляться по своим делам и закрыл входную дверь.
– Ты правильно поступила, Мэри, умница моя, – сказал он. – А теперь мне лучше вернуться на этот чертов банкет, в противном случае все мои усилия помириться с Матильдой пойдут прахом.
Через несколько часов, впрочем, он вновь оказался в доме серебряных дел мастера вместе с Гвином. Торжества во дворце епископа закончились и, поскольку он отсутствовал не более четверти часа, Матильда не стала поднимать шум, особенно когда он порадовал ее сообщением об очередной драме, случившейся по соседству.
Проводив ее наверх в светелку и поручив заботам Люсиль, которая должна была помочь его супруге разоблачиться и улечься в постель, Джон позвал Гвина, который наслаждался элем в компании Мэри в ее хижине на заднем дворе.
– Пойдем посмотрим, что там произошло в соседнем доме. Может, мы сумеем установить, действительно ли он был отравлен или это просто осложнение после раны.
Когда они вошли в покинутое жилище Фитцосберна, у Гвина возник вопрос:
– Если это воспалилась рана на шее и если он умрет, то разве не делает это Хью Феррарса виновным в умышленном убийстве?
– Решать будет жюри, но такой исход вполне вероятен. Впрочем, не будем забегать вперед и посмотрим, что тут у нас есть.
Они огляделись в мастерской, где на первый взгляд не было ничего предосудительного. На верстаках, как обычно, лежали вперемешку инструменты и куски металла, а на столе, где выставлялись законченные изделия, не было вообще ничего, поскольку все ценные поделки на ночь убиралась в безопасное место.
– Наверху свет, – заметил корнуоллец, просовывая голову в зияющий дверной проем в задней части мастерской. Они прошли сквозь едкие клубы дыма, исходящего от горна, который, похоже, вообще никогда не гас, держа в поднятой руке по сальной свече. Не найдя ничего примечательного в нижнем помещении, они поднялись по широкой лестнице и Джон вошел в жилую комнату наверху, но и там тоже никого не было.
– У него что, нет слуг? – поинтересовался Гвин.
– Служанку ушла вместе с Мабель, когда та оставила его, во всяком случае, так говорят, а моя супруга всегда в курсе последних известий, – отозвался коронер. – Был еще помощник на кухне, но один Бог знает, куда он подевался. Пьянствует в какой-нибудь таверне, наверно.
Они осмотрелись в комнате, подняв повыше свои импровизированные светильники, поскольку в помещении тускло горела всего одна свеча, скорее даже огарок, в серебряном подсвечнике. За перегородкой скрывалась другая комната с большой кроватью. В главном помещении Джон обнаружил недоеденный ужин на деревянном подносе с серебряной окантовкой, рядом с которым стоял серебряный же кубок.
– Это что такое? Стул перевернут, и на полу валяется испачканный нож.
Гвин взял в руки поднос и внимательно осмотрел его.
– Половина жареной курицы, одна ножка съедена. На гарнир, морковь с овощами, кое-что просыпалось на стол, – сообщил он. Джон между тем завладел искусно сделанным кубком, который уместнее смотрелся бы в церкви, нежели здесь, на обеденном столе. Он был до половины полон красным вином, часть которого пролилась на стол возле основания кубка. Коронер понюхал содержимое, но не уловил ничего необычного. Смочив кончик пальца в жидкости темно-розового цвета, он осторожно поднес его к кончику языка, но и тут ничего странного не было – вкус обычного вина.
Минуту-другую коронер размышлял, осматривая комнату.
– Наверное, нам лучше забрать с собой это вино и еду, может, потом их удастся исследовать получше, – решил он.
– Интересно, вино наливали не отсюда? – спросил Гвин, показывая на маленький кувшин из серого камня с деревянной пробкой, стоявший на полке поблизости.
Джон взял кувшин и вынул затычку, нюхая содержимое. Он потряс его и определял, что тот наполовину полон.
– Мы заберем и его, и это тоже. – Он взял в руки небольшую круглую деревянную коробочку, которая стояла рядом с кувшином. На крышке виднелись какие-то каббалистические символы, а внутри находился коричневый волокнистый порошок, издававший слабый травяной аромат.
Гвин посмотрел на собранные ими образцы.
– Ну, и что мы будем с ними делать?
– Я подержу все это у себя до утра, а потом отнесу к аптекарю, посмотрим, что он скажет.
В голубых глазах Гвина появилось понимание.
– Не к ученику аптекаря? – с нажимом спросил он.
Джон вздохнул.
– Я вполне представляю себе ход мыслей своего шурина. Если это отравление, тогда основным подозреваемым можно считать Эдгара из Топшема, учитывая его угрозы и нападение на Фитцосберна.
Гвин недовольно хрюкнул.
– В кои-то веки трудно винить шерифа, если тот придет к такому выводу. Эдгар действительно вне конкуренции.
Джон зашагал обратно к лестнице, забрав с собой кувшинчик и медицинскую коробочку, а Гвин нес в руках поднос и кубок.
– Нам лучше поспешить в больницу Святого Джона, чтобы узнать, с чем мы имеем дело – с состоявшимся убийством или только с попыткой такового.
Монастырь, находящийся сразу же за массивными Восточными воротами, представлял собой всего лишь анфиладу комнат, пристроенных к маленькой часовне. Жилое помещение для четверых монахов, крошечная трапезная и кухня соседствовали с несколькими кельями и большой комнатой, которая выполняла роль больницы. В ней всегда было полно пациентов, в основном городской бедноты, но брат Саульф, сакс, старший монах монастыря, перевел одного из пациентов из кельи в общую палату, чтобы разместить на его месте Фитцосберна.
Коронер нашел серебряных дел мастера лежащим на соломенном матрасе смертельно бледным, с восковым лицом, обильно покрытым потом. Когда Джон вошел в келью вместе с Саульфом, больного внезапно стошнило и изо рта и носа у него хлынула струя прозрачной жидкости. Саульф наклонился, чтобы вытереть губы и ноздри пациента, и слегка повернул его голову набок, на тот случай, если рвота возобновится. После чего, к неописуемому удивлению Джона, поднял с пола кувшин и, запрокинув Фитцосберну голову, влил изрядное количество жидкости ему в рот.
Послышался кашель, во все стороны полетели брызги, но монах рукой закрыл рот пациенту, так что тому пришлось сделать глотательное движение, хотя было видно, что он едва не задохнулся при этом. Мгновение спустя его опять вырвало и изо рта гильдейского мастера снова хлынула жидкость, образовав большую лужу на полу.
– Если это яд, то единственная надежда – промыть желудок обильным раствором соленой воды, – объяснил в оправдание своего героического лечения монах – мужчина средних лет.
– Так вы думаете, что его отравили? – требовательно спросил коронер.
Вытерев пациенту рот, Саульф поднял голову.
