Муж, Стрепетов, все это время честно подслушивал под дверью, но сделал вид, что невинен, как ягненок. Повторять для него не пришлось.
Игнатьев следил за прибывающими. Каждого, кто входил в гостиную, он встречал хмурым взглядом, будто упрекал: могли бы быть проворнее, все-таки не корову на торжище продаем. И все же суровость нотариуса несколько тускнела на фоне общего настроения. Гости пансиона были печальны и молчаливы. Самый дальний стул занял Веронин. Поблизости от него, но не рядом села Дарья Семеновна, Марго поддерживала ее за руку, они о чем-то шептались. Особая близость, какой не было заметно раньше, установилась между ними. Навлоцкий вошел, заметил, где сидит его товарищ, и выбрал место как можно дальше от него. На что Веронин и бровью не повел. Если бы не легкий кашель, вновь мучивший его, он казался статуей самому себе.
Месье Пуйрот, маленький и круглый, закатился шустро, кивая всем и никому, и расположился у окна в вольной позе.
Францевич явился в облике, удивительно похожем на Грушницкого, каким рисует его воображение гимназистов: рука на черной перевязи, полушубок накинут сверху. Было в нем нечто героическое и жалкое одновременно.
Зато Меркумов вышел как на поклон, поклонился всем, погладил лысый затылок, в нерешительности почесал бороду и, приметив приглашающий знак, пошел в угол гостиной. Привстав, Ванзаров подал ему руку.
– Не успел выразить вам искреннюю благодарность: вы вели себя в высшей степени достойно… – Он пожал актерскую ладонь крепко, по-мужски.
Меркумов заметно смутился, но было видно, как приятна ему похвала. Грех этот не только актерский, кто им не грешит?
Мадам Стрепетова вошла, опираясь на руку мужа. На щеках ее играл румянец. Трудно было вообразить, что меньше получаса тому назад она лежала еле живой, с ароматическим платочком от головной боли.
Часовая стрелка подходила к трем.
– Не вижу господина Лотошкина, – заявил нотариус. – Его присутствие обязательно, следуя воле покойного.
Идти за камердинером пришлось доктору. Других желающих не нашлось. Когда нотариус уже кипел от нетерпения, Лотошкин был водворен в гостиную. Могилевский захлопнул дверь и встал поблизости.
– Где пожилая дама? – спросил Игнатьев, пересчитав головы.
– Она не придет, – ответил доктор, глядя в пол.
– То есть как? Это невозможно…
– Господин нотариус, начинайте без нее, – громко сказал Ванзаров. – Она умерла от сердечного приступа. Но если буква закона требует, можно принести ее труп из ледника.
Вызывающую наглость Игнатьев стерпел.
– Раз все в сборе… – сказал он, развязывая волшебную папку, хранящую столько тайн, – …то можем приступить.
Из кожаного чрева появился конверт с номером и цифрой «2». Нотариус продемонстрировал его во все стороны. Бережно вскрыв, он вынул лист, который тут же развернул.
– «Уважаемые дамы и господа! – прочел он строго и величественно. – В положенный срок вскрыт второй конверт моего завещания, в чем я целиком полагаюсь на господина нотариуса. Прежде чем будет названо имя убийцы и открыт третий конверт, прошу наполнить бокалы и выпить в честь будущего наследника…»
Сидевшие в гостиной оглядывались в поисках подноса с шампанским.
– Текст не закончен, – сообщил Игнатьев и, поправив очки, продолжил: – «Вино находится за створкой, сразу слева от фальшивого камина. После тоста за моего наследника и осушения бокалов до дна можно назвать имя убийцы, после чего вскрыть третий конверт. Такова моя воля…»
Доктору выпала новая миссия. Сдвинув декоративную створку, за которой была ниша для всех хозяйственных мелочей, он вытащил две бутылки красного бордоского двадцатилетней выдержки. Судя по благородной плесени на этикетке, вино было великолепным. Могилевский, стоя с бутылками, не знал, что ему делать.
– Что еще, доктор? – строго спросил нотариус. – Прикажите подать бокалы.
– В столовой санатория бокалов не держат, – растерянно сказал он.
– Тогда давайте чашки! – крикнул Навлоцкий, оглядываясь и желая получить поддержку. – Или стаканы! Какая разница, из чего пить отличное вино! Что мы, не русские, что ли!
Чашки были принесены. Бутылки открылись с легким хлопком. Вино поручили разливать камердинеру, все-таки прислуга. Лотошкин справился умело, разделив бутылки на всех и не пролив ни капли. Только у месье Пуйрота происходящее вызвало глубочайшее изумление. Даже тонкие усики были возмущены святотатством. Ему перевели, в чем тут дело.
Игнатьев решительно отодвинул чашку от себя.
– Лицо, облеченное юридической ответственностью, не принимает участия в действиях по применению прав наследования, – туманно пояснил он. – Господа, прошу не тянуть. Кто-то должен сказать тост…
Навлоцкий поднял чашку на манер заздравного кубка.
– За наследника Эльдорадо мистера Маверика! – крикнул он и залпом осушил. Облизнув губы, крякнул довольно. – Отличное вино, жаль, мало досталось…
Судя по лицу месье Пуйрота, вино было отменным. Бельгиец смаковал каждый глоточек. Меркумов чокнулся с Ванзаровым и, запрокинув голову, пил жадно. Доброе вино, как известно, смягчает сердца. Сейчас это было необходимо. Чашки, как требовало завещание, были пусты. И Ванзарова без исключения. Поднеся чашку к губам, он заметил, что все заняты вином, до него никому нет дела. И немедля плеснул багровую жидкость в кадку с пальмой. Сухая земля приняла в себя то, что двадцать лет назад отдала виноградной лозе.
Игнатьев счел, что данный пункт завещания исполнен в точности.
– Господа, прежде чем открыть конверт номер три, кто-то должен назвать имя убийцы, – сказал он.
– Кто будет решать, что убийца назван правильно? – крикнул Стрепетов.
– Да, кто это будет решать? – с веселым вызовом поддержал Навлоцкий.
– На этот счет в оглашенной части завещания нет никаких указаний, – ответил нотариус, промучившись этим вопросом с самого утра. – Полагаю, конверт даст нам все ответы. Прошу начинать. Кто изволит огласить имя убийцы мистера Маверика, в российском подданстве Кторова Петра Ивановича?
Поднялся указательный палец.
– Я хочу…
– Прошу вас, – разрешил Игнатьев.
– Убийца – Навлоцкий, – спокойно произнес Веронин. – Он сам мне это сказал. В ночь убийства он пошел к Маверику, чтобы договориться об отмене игры. Но, видимо, не совладал. Захотел разжиться легкими деньгами.
Все посмотрели на убийцу. Навлоцкий был доволен. Расплылся в улыбке.
– Сволочь ты, Ося! – радостно заявил он. – Как был сволочь, так и остался! Сволочью сдохнешь… – И Навлоцкий плюнул, старательно метя тому в лицо.
– Господа, прекратите! – закричал Игнатьев. – Мы не должны опускаться до звериного состояния! Кто-нибудь еще желает заявить убийцу?
– Я, я желаю! – крикнул Навлоцкий, воздев обе руки. – Милейший Орест Семенович Веронин и есть тот самый убийца. Он мне приватно говорил, что ночью пойдет и придушит старого мерзавца. Просил собрать вещи и женщин, чтобы утром уехать как можно раньше. Что, Ося, забыл? Так я все помню!
Веронин не счел нужным повернуть к нему головы. Марго зажмурилась и вцепилась в руку тетушки. Та пыталась ободрить ее, но сама держалась на тонкой ниточке.
– Еще кто-нибудь желает заявить? – спросил нотариус.
Поднялась здоровая рука Францевича. Слово было предоставлено ему.
– Убийца – господин Ванзаров, – проговорил он. – Этот господин был прислан, чтобы нарочно следить за американцем. Когда у того ночью случился приступ болезни, воспользовался и убил. Сами видели, какой это зверь…
Ванзаров ответил ротмистру благодарным кивком. Чтобы ненароком не взглянуть на Марго. Страшно представить, что сейчас творится у нее на душе…
– Имеется три кандидата на убийцу, – устало проговорил Игнатьев. – Более желающих не имеется?
И тут поднялась ручка мадам Стрепетовой.
– Я хочу назвать убийцу… – негромко сказала она. – Это барышня Марго… Я случайно видела, как в ночь убийства она тайком, озираясь, вышла из своей комнаты и поднялась наверх. Тогда я не придала этому значения, но теперь понимаю: она постучалась к старику. Тот открыл, увидев невинную девушку, после чего был ею отравлен. Это, несомненно…
Дарья Семеновна с трудом удержала племянницу, чтобы та не бросилась в драку. Для этого ей понадобились все силы.
– Благодарю, – сказал нотариус. – Надеюсь, состав полон. Итак, у нас четыре кандидата в убийц: господин Веронин, господин Навлоцкий, Родион Ванзаров и барышня.
Он вынул конверт и честно показал всем. На этом была выведена красивая тройка. Торопливо вскрыв клапан, он вынул сложенный лист.
– «Все ответы неверные… – прочитал Игнатьев, и позволил себе в тяжком вздохе выражение чувств. – Для ознакомления с моей волей открыть последний конверт».
– Он издевается над нами! – крикнул Навлоцкий в веселом угаре. – Сколько еще плясать под дудку старого дурака?!
