За окном уже припекало, но в прохладной спальне я покрылась мурашками, пока натянула на себя купальник из джерси, приобретенный вместе с Одалией в «Лорд энд Тейлор». Раздобыв у дворецкого полотенце (тот позволил себе приподнять бровь при виде обнаженного бедра, выглядывавшего из-под оборки купального костюма), я направилась к морю.
Два пляжа на выбор: поместье Бринкли включало в себя мыс, длинный язык земли, от Саунда далеко в открытое море. Вероятно, подлинный романтик предпочел бы соленые брызги бушующей Атлантики и белый песок, но, как я уже сто раз признавалась, я – человек с практическим складом ума, и потому мне больше подошли слегка мутные, зато спокойные воды залива. Выйдя на кромку берега, я убедилась, что располагаю и сушей, и морем единолично, за вычетом лишь изредка проносившихся моторных лодок – они уходили дальше в океан на поиски праздных удовольствий. Задорно-загорелое веселье живой рябью бежало по глади морской. Поодаль от берега колыхался плот, закрепленный какими-то подводными потайными буями. Течение в этом месте было слабое, плот почти не двигался с места.
Жар уже поднимался от песка пыльными и парными порывами, и я с величайшим наслаждением погрузилась по пояс в воду. Может быть, гордиться своей ловкостью на плаву не слишком женственно, однако не стану скромничать: каждый мой гребок пружинит скрытой брутальной мощью. Плавать-то многие девушки умеют, особенно эти резвые, бойкие девицы, которые откуда-то повыскакивали ныне во множестве, но еще недавно по-настоящему толк в этом знали только самые богатые – или самые провинциальные. Когда монахини пристроили меня в Бедфордскую академию, я приобрела привилегии, для бедняков неслыханные, среди прочего – обучение правильному стилю плавания. Нас вывозили всем классом на дамский пляж, и мы плескались в волнах, платье-купальник с шароварами тащило на дно, и воспитанницы по очереди демонстрировали свои гребки широкоплечей и веснушчатой грубоватой наставнице, которую школа специально приглашала на сезон обучать нас.
Я присмотрелась к плоту, который легонько покачивался на волне. На плоту была вышка для прыжков в воду, невысокая, и на вершине развевался, как бы призывая меня, узкий оранжевый вымпел. Я прикинула расстояние – пара сотен ярдов, не больше – и решила доплыть. Зашла по грудь, оттолкнулась, ахнула, погрузилась по самую шею, и вот уже радостно гребу, удаляясь от берега. Я даже лицо опускала в воду, по всем правилам исполняя кроль. Плавание казалось мне самым бодрящим из всех видов человеческой деятельности: непривычные для суши движения, вытягиваешься вперед и как бы сама себя нагоняешь, легкие расправляются и огромными глотками поглощают воздух, и весь мир разом, чудом, наполнен и звуком, и глухой тишиной. И почти всегда, пусть даже ты из сильных пловцов, накатывает живящая паника, когда усомнишься в силе своих легких, в выносливости мышц. Давненько я не бывала в море, и, прежде чем доплыла до плота, пришлось пережить такой миг страха. Я почувствовала, как ужас пробуждает жизнь в каждом дюйме тела – будто ударило разрядом электричества, – и когда я наконец с усилием вытянула себя на деревянные планки плота, руки-ноги колыхались жидким желе и каждый нерв трепетал возбуждением, которое вскоре сменилось усталостью. Я рухнула на плот и лежала там, как мертвец, тупо уставившись в пустоту неба.
Не знаю, долго ли я пролежала навзничь на плоту. Прошло достаточно времени, перестала тяжко вздыматься грудь, волосы спутанными колтунами присохли к скальпу, а мир вокруг сделался мирным и отдохновенным. Колыхание плотика гипнотически усыпляло, будто качаешься в колыбели. А потом я заметила, что размах и ритм колебания нарастают. Повернув голову к берегу, я заприметила приближение другого пловца. Переливчато-яркими кругами расходилась вокруг него вода, он мощно греб, помогая себе резкими толчками ног. Приостановился на краткий миг посреди очередного гребка, поднял голову – размытая улыбка и бодрое:
– Эй, на борту!
Я поспешно села. Передо мной был Тедди, тот самый молодой человек, кто накануне помог нам разыскать хозяев, кто весь вечер тщетно преследовал Одалию. Вновь его лицо окунулось в воду, вновь завращалась ветряная мельница рук. Наконец Тедди добрался до плота, нащупал лесенку. Не рассчитывала я вот так на него наткнуться. Должно быть, бессознательно я нахмурилась, глядя, как он карабкается по лестнице, ухмыляется неловко: он угадал мое недовольство.
– Следовало спросить, не возражаете ли вы, если я потревожу ваше уединение, однако, боюсь, тут уж ничего не поделаешь, – заявил он своим не по годам глубоким басом, отдуваясь, стараясь выровнять дыхание. – Мне позарез нужно передохнуть. Далековато оказалось. Но толку-то возвращаться с полдороги, верно?
Он хлопнулся на плот, расползся мокрым, морскими каплями сочащимся телом по планкам, в точности в такой же позе, какую и я занимала минутой раньше. Распростершись, повернул голову, сощурился, вглядываясь в меня:
– Ох ты ж, вы, должно быть, чемпионка по плаванию!
С таким искренним восхищением он это произнес, что я невольно вспыхнула от гордости.
– Да, плавать мне, пожалуй, нравится, – ответила я негромко, не позволив себе улыбнуться. Приподнялась, собираясь покинуть плот, но промедлила, выбирая между лестницей и вышкой. Изначально-то хотела нырнуть с вышки, но проделывать это на глазах у публики – воздержусь.
– Ой, подождите, останьтесь! – взмолился Тедди, разгадав мои намерения.
Я глянула на него сверху вниз: брови вздернуты в настойчивой просьбе, уголки губ опустились – юный, невинный мальчик. С какой стати я так спешила убежать от него? Одалия пока что не соизволила объяснить мне истоки своей неприязни к молодому человеку. А ведь он, рассуждала я, помог нам представиться супругам Бринкли, избавил от неловкости предстать в роли незваных гостей.
– Останьтесь, – повторил он. – Вместе веселее.
Я колебалась, и он это понял.
– К тому же, – добавил он, – обратный путь небезопасен. Пусть рядом будет хороший спортсмен – спасет меня и отбуксирует к берегу, если что.
Дыхание его уже выровнялось, и я понимала, насколько условна эта уловка, но все же задержалась на плоту.
Я села, опираясь на руки, скрестив ноги перед собой, затем потянула купальник за край в тщетной попытке получше прикрыться. Наступило неловкое молчание; равномерно чмокали капли, падавшие с волос Тедди в натекшую вокруг лужицу. Мысленно я перебирала все, что мне было известно об этом молодом человеке, отыскивая зацепку для легкой светской болтовни.
– Так вы из Ньюпорта?
Как ни странно, этим вопросом я задела чувствительную струну. Тедди заслонился рукой от солнца и поглядел на меня очень серьезно, будто заново оценивая:
– Да. Вы хорошо знаете… этот город?
– О нет. Вовсе нет.
Он еще несколько мгновений пристально всматривался в мое лицо, но так, очевидно, и не отыскав того, что надеялся найти, тяжело вздохнул:
– Город-то что надо. Полным-полно хороших людей, старые семьи.
Он задрал подбородок к небу и прикрыл глаза. Я позволила себе быстренько провести инспекцию. Никогда прежде не доводилось мне видеть мужчину в купальном костюме, и хотя инстинкт подсказывал, что и Тедди не мужчина, а мальчик, но все же, признаюсь, любопытство меня одолело. Плечи под лямками были узки, и весь он, от ребер до ног, был тощ и хил. Он поморщился, заерзал, будто ему вдруг сделалось не по себе, и я испугалась, не почувствовал ли он мой взгляд. Я отвернулась, и вскоре вновь дружелюбно загудел его бас: Тедди продолжал рассказ о Ньюпорте:
– Большие дома. Преступности толком нет.
Поблизости вдруг зафыркал, заплевал двигатель моторной лодки, потом так же неожиданно отдалился и где-то на горизонте заглох. Тедди открыл глаза и резко сел, будто на что-то решился. Все его тело одеревенело от напряжения. Кажется, он хотел поговорить со мной о чем-то очень важном, и ему представилась подходящая возможность. Видела я и другое: он еще не готов прямо перейти к делу.
– Преступности действительно почти нет. И все же случались некоторые… инциденты. – Теперь он смотрел на меня в упор, яростно, я физически ощущала его взгляд, жарче солнечного луча. – По правде говоря, – продолжал он неторопливо, взвешивая каждое слово, – один из самых трагических инцидентов в недавней истории города произошел с моим кузеном и одной девушкой, дебютанткой, как говорится в свете.
Неожиданный поворот темы заинтриговал меня и отчасти озадачил, но я промолчала. Еще не понимая, что происходит и почему, я чувствовала, как меня заманивают в ловушку. Но поздно было останавливать Тедди. Он набрал в грудь воздуху и пустился во всю прыть:
– Она была необычайная дебютантка. В городе никогда не видели ей подобной и, что угодно прозакладываю, не видывали с тех пор. Сам-то я встречался с ней всего раз или два, мимоходом, но такую девушку не забудешь. – Он восхищенно присвистнул, однако не улыбнулся. – Огромные голубые глаза светились жадным любопытством. Длинные темные волосы.
