Кто у нас остался из высшего света? Чиновники с женами. По их малочисленности к свету относятся также и канцелярские служители, не имеющие чина. Всего набирается до двух десятков человек. Вот это и есть общество. Чиновники почти поголовно женаты. В холостяках лишь секретарь полицейского управления Ф-н да И-в, смотритель Пороантомари (ближайшего к Корсаковску селения). Люди все самые обыкновенные, каких много и в центральных губерниях. Только живут они словно помещики при крепостном праве. И не видят в том ничего незаконного. У того же И-ва прислуживает бывший архиерейский лакей, парий с манией величия. Он ходит по городу в черном сюртуке и белых подштанниках. И это никого не фраппирует. Такой вот, представь себе, свет. Даже храм, что стоит на площади: он выстроен на средства военных моряков и гарнизона. А чиновники не внесли ни копейки!
Ощущение своей избранности объединяет этих людей. Они ходят друг к другу в гости, как и доктора, но напиваются там бельвейна (здешнее прозвище водки). Есть и любовные драмы. Недавно бухгалтер полицейского управления увел жену у окружного землемера. А тот за это набил морду и ему, и ей. До генерала скандал доводить не стали. Я прочел нотации обоим мужчинам и отослал землемера в Тарайку, где строят дорогу. Он вернулся оттуда с молодой поселкой, и все успокоились.
Близко к чиновникам стоят три городских дельца. Самая крупная фигура – некто П-й, который заведует лавкой колонизационного фонда. Тащит в две руки! Когда-нибудь это кончится плохо. Но меня к тому времени на Сахалине уже не будет. Может коснуться генерала, ну да это его крест. Двое других представляют в Южном Сахалине германские торговые компании. Один скупает арестантские вещи, меняет их на японскую водку саки, продает ее в дальние селения и тем поправляет обороты. Второй просто мелкий купчик.
О ком забыл? О проститутках. На весь город Корсаковск только десять женщин свободного состояния (не считая акушерки И-вой). Все десять торгуют телом. Еще около сотни каторжных баб и поселок составляют им конкуренцию. Наш округ в принципе обходят женским полом. Почему-то так повелось издавна. На всем Сахалине этот товар в недодаче, но у нас особенно беда. А если кого и пришлют, их разбирают надзиратели. До поселенцев вообще ничего не доходит. Собираюсь устроить по этому поводу бузу. Генерал знает, но ничего не делает.
Теперь, кажется, я все тебе рассказал. Завтра придет корабль, и я отдам туда эту закрытку. Десятый час, скоро стемнеет. Нам с Калиной пора на прогулку. Мы каждый вечер спускаемся с горы вниз, окунуть сапоги в пролив Лаперуза. Перед воротами тюрьмы в это время толпятся вернувшиеся с работ каторжные, их долго обыскивают. Затем мы слышим снизу, как они молятся перед вечерней поверкой. Сами же стоим возле скелета кита, выброшенного морем, тихо беседуем. Сахалин с юга огибает ветвь теплого течения Куро-Сиво, и у воды не очень холодно. Когда же нас продерет «цыганский пот» [54], мы подымаемся обратно в гору. С Калиной Аггеевичем всегда интересно общаться. Достойный человек. Он ходит теперь со мной повсюду, особенно по ночам. Я смеюсь, что он блюдет, как бы твой супруг не пошел налево. Но Г. упрямый и не отстает. Хотел бы я когда-нибудь вас друг с другом познакомить.
Скоро должен приехать барон Витька, и станет веселее. Он уже проинспектировал три роты из четырех, осталась только моя, корсаковская.
Как ведут себя два господина без определенных занятий? Поцелуй их от меня крепко-крепко. Я вернусь в октябре, во второй половине. Как там животик? Не готовит ли кто из него досрочный побег? Надеюсь, все произойдет вовремя, когда мы уже снова будем вместе.
Король Южного Сахалина и кавалер
Лыков Первый».
«Ваше Императорское Величество!
Прошу простить меня за дерзость, с которой я обременяю Ваше Августейшее внимание. Но милость Российского Самодержца – единственная надежда.
В Корсаковской каторжной тюрьме, что на острове Сахалин, отбывает наказание Калина Голунов. Это бывший старший унтер-офицер 161-го Александропольского пехотного полка. Будучи начальником отделения пешей разведки, он в войне с турками заслужил три отличия: два Знака Военного ордена и штыковую рану. Я был тогда под его началом вольноопределяющимся. Голунов – из лучших образцов русского солдата. Но, выйдя в отставку, он совершил тяжелую ошибку: спутался с контрабандистами. Ошибка усугубилась несчастным случаем, когда погиб солдат пограничной стражи. Лично на Голунове русской крови нет, но все участники дела были осуждены судом в каторгу по первому разряду. А мой бывший командир потом еще с отчаяния сбежал и стал рецидивистом.
Ваше Величество! Заслуженный воин, кровью доказавший преданность Престолу и России, уже понес тяжкое наказание. Более пяти лет он провел в кандалах. Голунов не является закоренелым преступником, попал на Сахалин по трагическому стечению обстоятельств и раскаивается в совершенной им осечке. Наши законы не признают ни прежних заслуг, ни раскаяния. Но есть Царская милость. Припадаю к стопам Вашего Императорского Величества с просьбой проявить ее к несчастному Калине Голунову.
Вашего Величества верноподданный
надворный советник Алексей Лыков.
Корсаковский пост, Сахалин, 27 июня 1889 года».
Административные будни Лыкова были прерваны важным сообщением. Вечером к нему в дом явился некий Фунтиков. Писарь из тюремной канцелярии, в прошлом московский околоточный. На каторгу попал за растление несовершеннолетней. Шелькинг, сам бывший полицейский, поставил его на ваканцию. Неприятный, с бегающими глазами и вкрадчивым голосом, Фунтиков угождал всем: и начальству, и каторге. Последней, конечно, очень избирательно. «Иваны», майданщики, старосты и некоторые подстаросты решали через писаря свои дела.
И вот вдруг Фунтиков пришел к Лыкову и заявил:
– Ваше высокоблагородие! Я вызнал, куда японцы тымских беглых спрятали!
Алексей не поверил своим ушам.
– А откуда ты знаешь, что я их ищу?
– Так все знают, как вы за ними до моря гнались. Ванька Пан рассказал.
– Ну, гнался… А что ищу?
– Это, ваше высокоблагородие, мой умственный вывод. Потому, господин Эффенбах много про вас рассказывал, а я запомнил.
Эффенбах был в свое время начальником московской сыскной полиции. И по службе встречался с Лыковым. Но откровенничать с околоточными, да еще такими…
– И что он рассказывал?
– Что вы всякое дело до конца доводите. Я и рассудил: не мог такой человек свою амбицию спрятать. Гнался, а не догнал! Не иначе, надо быть, хочет их у себя в округе сыскать.
– Почему у себя в округе? Тех беглецов уж и след простыл. Давно в Японии.
– Я, ваше высокоблагородие, достоверно знаю, что шайка тымовских здесь. А прячется она в Мауке, на капустных промыслах.
Надворный советник подошел к карте, отыскал Мауку.
– Это ж западное побережье! Как они туда попали, если бежали с восточного? Ты мне не врешь, случаем?
– Беглых, ваше высокоблагородие, японские рыбаки высадили вот тута, в устье речки Аянки. Те по дороге дошли до Сиянцев… виноват, до селения Галкино-Врасское. А дальше через Малое Такоэ пробрались в верховья Лютоги. Там уж рукой подать.
– Выходит, каторжники сто пятьдесят верст топали по главной дороге, а сюда никто о том не сообщил?
Фунтиков захлопал бараньими глазами.
– Так… кому сообщать-то? Они велели помалкивать. Знамо дело… Там одни «иваны», они голову отрежут.
– А ты чего же не боишься?
– Боюсь, ваше высокоблагородие. Как не страшиться? Однако делаю умственный вывод, что вам интересно знать про каторжных.
– И?
– И я, значит, могу быть вам полезный. Про секретное выведывать. А нужного человечка берегут-с.
Лыков задумался. Бывший околоточный просился в осведомители. Иметь с ним дела не хотелось. Но кто видел порядочных осведомителей? В Нижнем Новгороде был один, Федор Ерусалимский, так его убили… Других Алексей не встречал.
– Ладно. Я съезжу в Мауку и проверю. Если твои сведения подтвердятся, что ты хочешь за это?
– Мне бы на поселение выйти…
– Решим. Скажи, а где мне их там искать? И вообще, чего варнаки в этой Мауке делают? Почему японцы их сразу на острова не вывезли?
– Не могу знать, ваше высокоблагородие, почему не вывезли. Надо быть, боялись, что перехватят. А на капустном промысле прятаться удобно. Семь сотен рабочих, и кого только нет! Сами-то промыслы купца Семенова, но он там не бывает, а держит заместо себя управляющего. Фамилия его Демби. Английский подданный! Имеет дом в Нагасаки и часто туда наведывается. И флотилия на промыслах у него своя: возит сушеную водоросль в Китай. И бухта есть в Мауке. Очень удобно беглым уплыть!
