– Флорентийцы строптивы, они могут отказать.
– Мне это известно, – хмуро обронил король и задумался. Он не привык отступать от первоначальных планов. – Что делает этот Совет в республике?
– Он ответственен за дипломатические переговоры и военные дела.
– Ах, вот оно что… Прекрасно! Думаю, они не осмелятся перечить французскому королю, – криво улыбнулся Людовик Двенадцатый, – если, конечно, не хотят рассориться с Францией.
– Я им напишу сегодня же, ваше величество.
– Постарайтесь, кардинал, отыскать для Совета десяти убедительные слова. И поторопитесь! Очень не люблю ждать. У меня скверная привычка немедленно получать все то, что мне понравилось.
* * *
Письмо от Шарля д’Амбуаза прибыло во Флорентийский Совет десяти на третий день скорой почтой. Гонец, молодой, дерзкий, позвякивая небольшими колокольчиками, пришитыми к его рукавам, уверенно постучал большим металлическим кольцом в дубовую дверь, и, не дождавшись скорого отзыва, громко закричал:
– Господин Макиавелли, вам срочное письмо из Милана от господина Шарля д’Амбуаза.
В глубине комнаты на стены легли тени от зажженных свечей, а затем к стеклу приникло худощавое с аккуратной бородкой лицо секретаря Совета. Распознав гонца, Макиавелли удовлетворенно кивнул и, шаркнув тяжелым засовом, приоткрыл дверь, просунув в проем заспанное лицо.
– Вам письмо от французского короля… Велено передать лично в руки, – отдал письмо гонец.
– Ах, вот оно что, – невольно испытал волнение секретарь. Не так часто приходится получать послание от столь значительной особы. Что же ему понадобилось? – Погоди, – приостановил он удаляющегося гонца. – Вот, возьми за труды, – сунул он лиру в широкую ладонь гонца.
– Вы весьма милостивы, господин Макиавелли, – произнес довольный гонец и тотчас исчез в предрассветном тумане.
* * *
Флорентийский Совет десяти, как это было заведено со дня его основания, собрался в десять часов утра в зале заседаний. Первым выступавшим, по столь же давней традиции, был секретарь Совета Макиавелли.
– Синьоры, сегодня я получил от Шарля д’Амбуаза письмо, в котором он от имени короля просит нас, чтобы мы командировали Леонардо да Винчи в Милан для работ первейшей необходимости. Мы должны решить с вами, как нам поступить. Может, у кого-нибудь из вас имеются предложения? Прошу вас выступить.
Члены Совета десяти уже успели ознакомиться с содержанием послания и, восседая чинно на скамьях, хмурили брови, изображая неподдельное неудовольствие – в письме французского короля было столько повелительных наклонений, как если бы его диктовал сам Людовик. Что ж, возможно, так оно в действительности и было.
Накануне члены Совета уже успели поделиться мнениями и собрались затем, чтобы, соблюдая должные формальности, отказать в прошении французскому королю.
Заседание проходило в том зале, где Леонардо намеревался нарисовать картину, взгляды членов Совета невольно обратились на стену: отштукатуренная поверхность несла на себе выразительные контуры задуманного сюжета – углем была нарисована лошадь со всадником, вставшая на дыбы, а ниже, у самых копыт скакуна, лежал воин, поверженный ударом меча. Можно было только предположить, какую творческую мощь приобретет картина, когда будет одета в краски.
– Позвольте мне высказаться, господа, – произнес председатель Совета Роберто Моретти. Смерив зал хмурым взглядом, он продолжил: – По этому вопросу мы уже обменялись с вами некоторыми соображениями и пришли к мнению, что Леонардо должен доделать начатую работу. Только после этого он может поехать хоть к французскому королю, хоть к самому императору Священной Римской империи. Кроме того, Леонардо была выплачена изрядная сумма за работу, которую он так и не сделал.
– Поддерживаю вас, синьор Моретти, – произнес со своего места Марко Кармела, который четыре года назад был всего лишь адвокатом средней руки, не сумевшим выиграть ни одного крупного дела, но в Совете десяти превратился в одного из влиятельнейших политиков. – Мы не собираемся делать ни для кого исключений. Пусть если это будет даже сам Леонардо да Винчи.
– Всецело с вами согласен, синьоры, – отреагировал секретарь спокойным голосом, – в нашей республике перед законом равны все. Мы не собираемся для кого-то делать исключения, но вы забываете, синьоры, в настоящее время наша республика является союзником Франции. Совершенно неизвестно, как на наш отказ отреагирует Людовик, а ссориться с ним не в наших интересах…
Добрейший Макиавелли был другом Леонардо да Винчи, что прекрасно было известно всем членам Совета десяти. Именно благодаря его поддержке как секретаря маэстро получил заказ на роспись Большого зала, хотя претендентов на столь почетную и хорошо оплачиваемую работу было предостаточно. И вот сейчас, оставив начатый замысел, Леонардо должен был уехать в Милан…
– Судя по всему, у нас просто нет другого выхода, – поддержал секретаря старейший член Совета Оттоне Росси. – Будем откровенны, синьоры… Французский король привык получать все, что хочет: города, страны, людей, картины. Так что Леонардо всего лишь одна из его многочисленных прихотей, которые он хотел бы прикрепить к своей короне. Спорить с ним сейчас, когда по дорогам Италии вышагивает гасконская пехота, одна из лучших в Европе, весьма неразумное решение. Ведь Людовик может отреагировать на наш отказ болезненно. Сами понимаете, к чему это может привести… Так что я на стороне Макиавелли. Но следует отпустить Леонардо с одной небольшой оговоркой… он должен вернуться во Флоренцию через три месяца и завершить начатую картину.
На том и порешили.
* * *
Прибывшего в Милан маэстро Леонардо да Винчи вице-король Франции Шарль д’Амбуаза принял в своих роскошных апартаментах, где на одной из стен висел портрет Людовика Двенадцатого, выполненный в полный рост.
За богато сервированным столом вице-королю и маэстро прислуживала молодая мулатка с крупными и блестящими, как у газели, глазами и томным ласкающим взглядом. Не прерывая разговора, вице-король как бы ненароком задерживал взгляд на ее округлых формах. Леонардо да Винчи едва сдержал улыбку: мужчина всегда остается мужчиной, даже если он носит красную мантию кардинала.
– Надеюсь, вы не очень на нас обижены, что мы вызвали вас в Милан? – приветливо спросил Шарль д’Амбуаза.
– Вовсе нет, ваше высокопреосвященство, – с готовностью откликнулся маэстро, теряясь в догадках, для каких именно нужд он понадобился французскому королю. – Наоборот, вы меня даже очень выручили. Если бы этого не произошло, то я вынужден был бы заниматься работой, которая мне не по душе.
– Уверяю вас, мы не будем загружать вас работой. Разве только французский король не пожелает иметь несколько небольших изображений Божьей Матери. Надеюсь, это для вас не будет обременительным? – с лукавой улыбкой спросил кардинал.
– Вовсе нет, готов выполнить все, что от меня потребует король.
– Прекрасно! А потом ведь Милан для вас не чужой город. Сколько вы в нем прожили, любезнейший Леонардо?
– Семнадцать лет, ваше высокопреосвященство.
– Вот видите, это значительная часть жизни. Уверен, вам приятно было вернуться сюда вновь. Вы пейте вино, любезнейший Леонардо, – пригубил вице-король из высокого бокала рубиновое бордо, – вино французское, оно вас не разочарует. Я ничего не имею против итальянских напитков, но все-таки они немного другие. А это вино из моей личной коллекции.
Леонардо сделал небольшой глоток вина, оказавшегося и в самом деле весьма вкусным, наполненным тонкими ягодными ароматами, что вмещала Лозанская долина. Леонардо да Винчи как будто бы воочию увидел пчел, с сердитым жужжанием кружащихся над лозой винограда. Что бы там ни говорили итальянцы о французах, но вино те делать умеют!
– Вино просто великолепное, ваше высокопреосвященство, – согласился Леонардо да Винчи, – оно напоминает мне вино из Тосканы, откуда я родом.
– Мне приходилось там бывать. Именно в таком краю должен родиться такой талант, как вы, Леонардо. Природа этого края очень похожа на юг Франции, где такой же благодатный климат.
– Вы добры ко мне, ваше высокопреосвященство.
– Чем вы еще думаете заниматься, кроме живописи?
– Я бы хотел посвятить себя науке.
– Весьма похвально, любезный Леонардо, – отвечал с воодушевлением вице-король, – ваши слова свидетельствуют о многогранности ваших дарований, а еще о том, что Людовик Двенадцатый не ошибся в своем выборе. Вы, безусловно, будете самым ярким бриллиантом в окружении короля. Хотя лично мне не хотелось бы, чтобы страсть ученого переборола в вас страсть художника.
– Что же будет, когда пройдет три месяца? Я должен буду вернуться обратно? – задал Леонардо вопрос, занимавший его всю беседу.
