А на том кланяюсь, твой Владимир Филиппов».
Позвонив в колокольчик, начальник сыскной полиции вызвал адъютанта, исполнительного малого с прилизанной прической.
– Вот что, любезнейший. Отнеси это письмецо в телеграфный отдел. И проконтролируй, чтобы отправлено было незамедлительно.
– Слушаюсь, ваше превосходительство!
Забрав письмо, адъютант немедленно удалился. Посмотрев на часы, Филиппов покачал головой – время летело стремительно, а он не написал и половины доклада.
Глава 28. Апрель 1911 года. Москва. Неожиданное приглашение
К визитам граф Кирилл Воронцов всегда готовился заблаговременно, воспринимая их как некоторый серьезный экзамен. А потому, прежде чем перешагнуть порог дома коллекционера, он собирал о его владельце максимум информации (в какой-то степени эти знания были его тайным оружием). Он узнавал привычки хозяина, его увлечения, предпочтения, пристрастия. Знал даже кличку его любимого пса. Старался предугадать, как тот поведет себя во время разговора и каких вопросов от него следует ожидать; штудировал вехи жизненного пути коллекционера, памятные события его жизни, о которых непременно стоило упомянуть во время разговора. В общем, знал все, что позволило бы обаять и расположить к себе собеседника.
В этот раз он был приглашен в дом к известному собирателю старины – Николаю Семеновичу Зосимову, проживавшему в Лаврушинском переулке. Николай Семенович, оставаясь бобылем, вел довольно замкнутый образ жизни (редкий человек мог похвастаться тем, что побывал у него в гостях). В кругу коллекционеров было известно, что у него одна из самых серьезных частных коллекций эпохи Возрождения (на каждого, кому все-таки удалось побывать в его квартире, она производила сильное впечатление).
Ядро его собрания составляли произведения Рафаэля, Рубенса и Мурильо, позволявшие выдвинуться в число наиболее значимых коллекционеров России. Однако о его личной жизни практически ничего не было известно. Два раза в неделю в дом к Зосимову приходила молодая женщина, прислуга, и Воронцов предполагал, что собирателя с ней связывают некоторые романтические отношения. Во всяком случае, однажды он заприметил, что молодая особа возвращалась из его особняка ранним утром в хозяйском экипаже, причем Николай Семенович помахивал ей из окон второго этажа, когда она садилась в кресла.
Однако на всех светских мероприятиях, куда приглашал его городской глава, Зосимов появлялся неизменно в одиночестве. Задерживался всего-то на часок, чтобы выпить бокал шампанского, перекинуться несколькими фразами с приятелями, такими же собирателями, как и он сам, а потом незаметно уходил, никого не побеспокоив.
Граф Воронцов предполагал, что за закрытой и осторожной личностью пряталась волевая и мятежная натура, ставящая себе большие цели и привыкшая добиваться намеченного. И тем необычнее для графа Воронцова было приглашение Николая Зосимова взглянуть на его коллекцию гравюр голландских мастеров, считавшуюся в России одной из лучших. Подобной чести удостаивались лишь единицы.
Дело произошло следующим образом. Прежде они были знакомы шапочно: кивали друг дружке при встрече, вымучивая улыбки; порой перебрасывались малозначащими фразами и без сожаления расходились каждый в свою сторону. Завязать более тесные отношения их подтолкнул случай, когда Николай Семенович, взявшись играть в преферанс, проигрался подчистую, и граф Воронцов, оказавшись подле, предложил ему взаймы пятнадцать тысяч рублей. Николай Зосимов вернул долг на следующий день, когда они повстречались в здании Дворянского собрания. Смущенно откашлявшись, он в знак особой благодарности предложил посмотреть его коллекцию гравюр, которой, по его собственному заверению, не было равных в России.
И вот назначенный час настал. Еще раз оглядев себя в зеркале, граф Воронцов решил, что внешность его почти безупречна (какая может быть у мужчины немногим за тридцать). Пожалуй, что в строгий костюм не вписывалась массивная трость с золоченым набалдашником, и он решил взять другую, из черного коралла, тонкую, как рапиру, и с рукоятью из слоновой кости. Подумав, в тон фраку надел черные лайковые перчатки.
До особняка Зосимова граф Воронцов добирался в открытом экипаже на дутых колесах. Встречный ветерок остужал лицо, а рессоры мягко покачивались на булыжной мостовой, усиливая благоприятное впечатление от поездки. Так что на крыльцо дома Зосимова Кирилл Воронцов ступил в прекрасном расположении духа, предчувствуя интересную увлекательную беседу.
Дверь открылась немедленно, едва он нажал на звонок. Встретил его сам хозяин, одетый по-домашнему в махровый халат. В шаге от него застыла немецкая овчарка с внимательными карими глазами. Графу Воронцову тотчас подумалось о том, что Николай Семенович не столь простодушен, как это могло показаться поначалу.
– Проходите, любезнейший граф. Что желаете? Коньяк? Виски? А может быть, какого-нибудь вина? – с готовностью предложил хозяин дома, провожая гостя в просторную гостиную.
– Пожалуй, не откажусь от вина, – сделал Воронцов выбор, покосившись на овчарку.
Пес, не выражая агрессии, проследовал за ними, держась на расстоянии двух шагов, с внимательной настороженностью присматривая за гостем. В его обучение было вложено немало прилежания.
– У меня имеется коллекционное вино «Романе-Конти» урожая 1869 года, позднего сбора, – обрадовал хозяин дома. – У него более насыщенный аромат, чем у других аналогичных вин. Я выставляю его на стол в исключительных случаях. Полагаю, что сегодня как раз тот самый день.
Стены прихожей и гостиной были увешаны картинами мастеров голландской школы живописи. Вряд ли среди них можно отыскать Рембрандта или Рубенса, скорее всего, это подражатели более поздней эпохи. Полотна французских художников занимали противоположную стену, и граф Воронцов узнал картину Делакруа «Потерпевшие кораблекрушение». Очевидно, подлинник, в этом доме предпочитают все настоящее.
Надо полагать, что графические работы Рембрандта занимали отдельное помещение и хранились с той же тщательностью, с какой стерегли Алмазный фонд.
– Не возражаю, – оторвал Воронцов взгляд от картины, посмотрев на проворные руки хозяина, откупорившего бутылку. – Вино из долины Луары, ведь это сокровищница знаменитейших вин!
Аккуратно разлив вино в высокие прозрачные бокалы, Николай Семенович обвел гибкими пальцами тонкую изящную ножку.
– Предлагаю выпить за добрые отношения.
– Поддерживаю, очень хороший тост, – ответил Воронцов, все более удивляясь. Разговор проходил совершенно не так, как он планировал, и немного сбивал с толку. Интересно, к каким еще неожиданностям могут привести винные возлияния?
Хрустальные бокалы встретились, издав тонкий мелодичный звон. В какой-то момент Воронцов почувствовал на себе внимательный заинтересованный взгляд хозяина и больше не смог избавиться от чувства, что его тщательнейшим образом изучают. Обычно такое случается перед тем, когда хотят доверить какую-то тайну. Что же такое он хочет ему поведать?
– Как вам вино? – радушно спросил хозяин.
– Оно великолепно, собственно, как и обстановка в вашем доме. Во всем чувствуется отменный вкус.
– Благодарю вас, – сдержанно отреагировал Зосимов.
Кирилл Воронцов допил вино и, стараясь не стукнуть ножкой, бережно установил бокал на стол.
– Но у меня складывается такое впечатление, что ваше приглашение взглянуть на репродукции голландских мастеров – это всего лишь предлог. А главный разговор впереди. Так что давайте не будем тянуть время и перейдем к главному, о чем вы хотите со мной переговорить?
Николай Семенович вновь аккуратно наполнил рюмки.
– Право! Какой вы, однако, нетерпеливый молодой человек. Впрочем, мне это нравится. Я тоже не люблю терять время и ходить вокруг да около. Знаете, я ведь за вами давно наблюдаю.
Воронцов не спешил поднимать бокал.
– Что вы имеете в виду?
– Я слежу за вами с тех самых пор, как вы появились в Москве. Я не знаю вашего настоящего имени, но уверен, что вы происходите из благородной семьи. Во всяком случае, ваше происхождение выдают изысканные манеры, ваш уверенный, полный достоинства взгляд. Такое поведение невозможно ни купить, ни выработать, оно передается по наследству. Это уже кровь! Поверьте мне, я в этом разбираюсь! И вот я задаюсь вопросом, кто вы такой, господин Воронцов?
Кирилл сделал крохотный глоток.
– Я совершенно не понимаю вас, уважаемый Николай Семенович.
– Уверен, что Воронцов – ваша ненастоящая фамилия.
– Даже если я и поменял свое имя, так что в этом криминального?
– Я хочу сказать, что восхищаюсь вами. Прибыв в Москву, вы некоторое время осматривались. А потом решили организовать ограбление. И кого? Самого господина Рябушинского! Вы у него похитили скульптуру Родена «Влюбленная». Через месяц за весьма приличную сумму вы ее продали немецкому собирателю Гоферу Ференцу. Потом вас заинтересовали рисунки Бенуа, хранившиеся у господина Троянского. Часть этих рисунков впоследствии всплыла в Париже, а другая, я полагаю, обрела хозяина где-то за океаном. Затем вы обокрали Павла Харитоненко. Представившись страстным коллекционером, вы проникли к нему в дом и выкрали у него картину Рубенса. Явно работали на заказ. Список ваших удачных ограблений могу продолжить. Я очень внимательно слежу, так сказать, за вашей криминальной карьерой. Просто не хочу отвлекаться от основной темы нашего разговора.
