него совершенно несусветных денег.
– Жадность – дурное чувство, – кивнул Нестор Васильевич.
– Да, прискорбно видеть такую жадность в молодом еще человеке, – согласился старый Блан.
– А я говорю не о нем, господа, я говорю исключительно о вас, – Загорский очаровательно улыбнулся. – Имея головокружительный доход с вашего казино, вы пожадничали поделиться деньгами с бедным русским, который оставил в вашем заведении многие тысячи.
– Мы не пожадничали, – вспыхнул Камиль Блан. – Мы готовы были пойти на его условия. Но в последний момент он куда-то исчез.
– И я догадываюсь, почему он исчез, – кивнул действительный статский советник. – Вероятно, подумал, что, забрав договор, вы пустите его на прокорм рыбам. И решил скрыться, как говорят у нас в России, от греха подальше.
Младший Блан кивнул. Платон Николаевич, действительно, решил скрыться. Он даже снял два номера в разных гостиницах. Первый был им известен, а вот отыскать второй оказалось нелегкой задачей. Но они с этой задачей справились. Буквально перед самым их разговором с господином Загорским они обнаружили второй гостиничный номер, который снимал сын тайного советника. И в этом номере они нашли конверт с тем самым договором.
– К счастью, мы пока этот конверт не вскрывали, – заметил старый Блан. – Вы верно сказали, что в запечатанном виде договор стоит дороже, чем вы открытом.
Загорский, который слушал все это очень внимательно, с трудом скрыл вздох облегчения.
– Что ж, – сказал он, стараясь не выдать своей радости, – вам и не было необходимости вскрывать конверт. Платон Николаевич наверняка подтвердил вам его подлинность. Или, может быть, вы обнаружили только конверт с договором, а Платона Николаевича не нашли?
И он лукаво посмотрел на мсье Блана.
– Нет, – отвечал тот, – мы обнаружили и конверт, и молодого человека.
– Прекрасно, – сказал Загорский. – Однако теперь вам придется отпустить меня и вернуть мне договор. Тем более, что, как вы сказали, он так и хранится нераспечатанным.
Услышав это дерзкое заявление, старший Блан скрипуче засмеялся.
– О, эти русские, – прошамкал он, – они такие фантазеры!
– Они не фантазеры, а идиоты, – поправил его Блан-младший. – Господин Загорский определенно не понимает, что тут происходит. Он не понимает даже, что просто не сможет отсюда выйти.
– Особенно после всего того, что мы ему рассказали, – прошамкал старик.
– Особенно после всего того, что он нам рассказал, – уточнил его сын.
Загорский слушал их диалог с живым интересом.
– Прошу прощения, – сказал он, дождавшись небольшой паузы, – верно ли я понял, что вы, господа, собираетесь меня убить?
Старик захихикал: а господин Загорский весьма догадлив, хоть и русский.
– Мы по меньшей мере не собираемся выпускать вас на волю, – решительно отвечал мсье Блан. – Во всяком случае, пока Российская империя и Япония не подпишут соглашение, а мы не договоримся с Россией об условиях нашего дальнейшего сотрудничества.
Загорский только головой покачал. Господа не понимают, что они незаконно захватили высокопоставленного русского дипломата. Когда об этом узнает российское министерство иностранных дел, ни о каких договоренностях речи уже не будет, разговор пойдет посредством ультиматумов.
– Отпустите меня, – сказал Загорский голосом почти что веселым, – верните документы и Платона Николаевича. И я обещаю вам, что постараюсь замять все дело.
Камиль Блан только крякнул в ответ на такое заявление.
– Отчего он такой наглый? – полюбопытствовал старый мсье Блан.
– Оттого, что он игрок, – отвечал его сын. – А опытный игрок всегда имеет в рукаве туза. Туза, благодаря которому он выпутается из самой тяжелой ситуации.
– Какого же туза имеет в рукаве наш русский друг?
Камиль Блан молча нажал на кнопку вызова. За дверями снаружи прошелестела трель, потом установилась полная тишина. Ничто не нарушало ее минуту, вторую, третью.
– Однако прислуга у вас – из рук вон, – заметил Нестор Васильевич.
– Как сказано в Писании: не судите, да не судимы будете…
Тут за дверью раздались шаги, она распахнулась, и два охранника с каменными физиономиями ввели внутрь понурившегося Ганцзалина. Руки у него были связаны за спиной. Несмотря на все свое хладнокровие, при появлении помощника действительный статский советник переменился в лице.
Внимательно наблюдавший за ним Камиль Блан довольно усмехнулся. Очевидно, на этот раз удача окончательно изменила господину Загорскому…
Глава десятая
Самоубийство или несчастный случай?
Пан Ковальский ужасно нервничал. Деньги, которые ему выдал Загорский, закончились, новых поступлений не предвиделось, так что ставить на кон в рулетку было нечего. И это не говоря уже о том, что требовалось платить за гостиницу и худо-бедно питаться.
Поразмыслив немного, Марек отправился в правление казино, которое располагалось на втором этаже. Его принял плотного сложения господин в черном костюме, навевавшем мысль о похоронах. Вел он себя отстраненно, глядел свысока.
– Марек Ковальский, шляхтич, – отрекомендовался Ковальский.
Администратор молча кивнул, как бы говоря: чего только на свете ни бывает.
– Хотел бы знать, с кем имею удовольствие? – мобилизовав весь гонор, доставшийся ему от предков, поинтересовался Марек.
– Мсье Дюбуа, администратор, – лаконично отвечал собеседник.
– Прекрасно, – проговорил Марек и, не дожидаясь приглашения, уселся на стул напротив администраторского стола. Подумав самую малость, забросил ногу на ногу – пусть знают польскую шляхту.
Администратор, впрочем, даже глазом не моргнул – видывал он посетителей, которые ноги клали прямо на его стол. Как бы себя ни вел гость, последнее слово в этом кабинете всегда оставалось за хозяином, то есть за мсье Дюбуа.
– Чем могу быть полезен? – холодно осведомился он.
– Меня зовут Ковальский, – повторил Марек. – У меня к вам серьезный разговор.
Мсье Дюбуа смотрел на него как краб, не мигая. Не дождавшись никакой реакции, пан Ковальский решил продолжить.
– Рулетка в вашем казино очевидно сломана, – сказал он со значением. – Да-да, сломана, в этом не может быть никаких сомнений. Она все время показывает разные цифры, и все время не те, на которые ставлю я. И знаете, почему? Как только шарик приближается к той лунке, на которую поставил я, крупье хлопает по столу ладонью, и шарик перекатывается в другую лунку…
Марек снова умолк, и снова посмотрел администратору прямо в глаза. В этих глазах не отражалось ровным счетом ничего.
– Я боюсь, – закончил Ковальский, – что если я дам интервью крупной газете о том, как у вас тут надувают публику, это серьезно подорвет реноме вашего заведения.
Как уже говорилось, во время этой патетической речи ни единый мускул не дрогнул на лице администратора, он лишь молча изучал физиономию Марека. Это продолжалось так долго, что тот даже забеспокоился: не впал ли мсье Дюбуа от его слов в прострацию и не следует ли вызвать врача? Но тут губы администратора дрогнули.
– Я вижу, вы вполне приличный человек,
