– Ёмкость! – коротко бросил Аптекарь и Шершавый метнулся на кухню, где громко зазвенел посудой. Вскоре он вернулся с большой алюминиевой кастрюлей, которую молча водрузил на середину стола.
– Товар! – тихонько произнёс Шрэк и протянул к Алексею руку. Цыганков торопливо полез под рубашку, откуда выудил и передал в руки Шрэку тяжёлый кожаный пояс. Шрэк расстегнул на поясе «молнию» и высыпал его содержимое в кастрюлю. Присутствующие заворожённо смотрели, как в простую алюминиевую кастрюлю с тихим шорохом перетекает золотой песок.
– Можешь приступать! – сказал Шрэк Аптекарю, вытряхнув из пояса последние золотые крупицы.
Аптекарь осторожно зачерпнул совочком золотую крупу и пересыпал в чашечку на весах. На другую чашечку положил несколько металлических гирек, потом осторожно стал досыпать золотого песка, пока не добился между плечами весов устойчивого равновесия. Результат Аптекарь записал на обрывке бумажного листа. В это время Шершавый откуда-то принёс обыкновенную пластмассовую воронку и два рыбацких термоса из «нержавейки». В один из них Аптекарь через воронку ссыпал взвешенное золото. Золота было много. Алексей прикинул, что, судя по весу, в поясе было не менее пяти килограмм золотого песка.
Когда взвесили золото и заполнили оба термоса, Аптекарь достал карманный калькулятор и быстро защёлкал кнопками.
– Четыре килограмма пятьдесят граммов, – произнёс он.
– Всё точно! – удовлетворённо подытожил Шрэк, сверившись с записями. Шершавый радостно стал потирать ладони, а Аптекарь невозмутимо смочил большой ватный тампон спиртом и тщательно протёр им столешницу, чашечки весов и внутреннюю поверхность кастрюли.
Потом над кастрюлей вымыл руки остатками спирта, бросил туда же использованный ватный тампон, свои записи, и поджёг. Содержимое кастрюли полыхнуло голубым огнём и через минуту превратилось в пепел. Аптекарь размял пепел пальцами, налил в кастрюлю из-под крана воды и слил в унитаз. Потом ещё раз вымыл руки, и не спеша стал собирать в саквояж вещи.
– Всё, Петя! Точно, как в аптеке! Можешь смело гулять по первопрестольной! – произнёс довольный Шрэк.
– Серьёзно у вас, – сказал курьер и озабоченно поглядел на часы. До поезда оставалось чуть более двух часов.
– Мы тебя до метро подкинем, а дальше сам! – предложил Шрэк, заметив его озабоченность.
– Можно, конечно, такси вызвать, но лишний раз «светиться» нежелательно!
– Без проблем! – согласился Цыганков и направился к выходу.
Обратный путь Цыганков проделал без происшествий, если не считать того, что купе пришлось делить с семейной парой и младенцем. Ребёнок всё время плакал, поэтому молодая мамаша постоянно укачивала его на руках и тихонько пела колыбельную. Лёшка по несколько раз в день слушал знакомый с детства напев про серенького волка, который может укусить непослушного мальчика за бочок и каждый раз засыпал на пару с младенцем. Так и доехал: без водки, но с песнями!
Резидент Максимов сидел в пустой комнате перед тёмным экраном. Наконец экран засветился, и на нём появилось лицо Директора. Максимов знал, что это компьютерная графика, и как выглядит истинное лицо босса, известно немногим. Даже помощники, которые посменно дежурили с ним круглые сутки, не могли утверждать, что знают Директора в лицо. Директор смело использовал грим и различные маски, поэтому каждый раз, заступая на дежурство, они видели другого человека. Выдавал Директора голос – хорошо поставленный раскатистый баритон, который невозможно подделать. Директор знал об этом, и старался говорить тихим бесцветным голосом. Психологи ЗГC считали, что посетитель будет чувствовать себя уверенней, если на экране будет чьё-то лицо, а не чёрный квадрат, способный воспроизводить человеческую речь.
На этот раз с экрана на Максимова смотрел мужчина с волевыми чертами лица, посеребрёнными сединой висками и упрямо сжатым ртом.
– Здравствуйте! – произнёс Директор, и изображение на экране ожило, точно отразив мимику и движение губ.
– Здравия желаю! – ответил Максимов и невольно напрягся.
– Я ознакомился с Вашим планом проведения операции «Рандеву». Довольно рискованно. Вы уверены в успехе?
– Да, Директор! Уверен!
– Вы знаете, что если что-то пойдёт не по плану, Вы можете умереть! Готовы ли Вы к этому?
– Смерть – всего лишь один из элементов защиты информации. Я сам выбрал эту схему, поэтому если потребуют интересы нашего общего дела, я готов умереть! – твёрдым голосом произнёс резидент.
– Ответ достойный! Считайте, что я одобрил Ваш план. Хочу, чтобы Вы довели до сведенья наших оппонентов, что в мелочах мы можем пойти на компромисс, мы не отвергаем предложение о совместной работе, но при условии полной нашей автономности. О легализации ЗГС не может быть и речи, какие бы выгоды нам ни сулили. ЗГС была, есть и навсегда останется совершенно закрытой структурой, живущей и работающей по своим правилам. Официально мы не существуем. Пусть всё так и остаётся!
– Да будет так! – ответил Максимов, что в ЗГС заменяло общепринятую фразу «так точно».
– Удачи! – произнёс Директор, и экран погас.
С минуту Максимов молча смотрел на тёмный квадрат, потом поднялся, глубоко вздохнул и мгновенно преобразился в немощного старика.
Если кто-то и наблюдал за выходом из неприметного двухэтажного особнячка, расположенного на краю Москвы среди запущенного сада, то он бы увидел, как, кряхтя и подволакивая ногу при ходьбе, вышел сутулый пожилой мужчина в старом заношенном пиджаке и неопрятных брюках. На носу у мужчины были очки с толстыми линзами, левая дужка которых перемотана синей изолентой. Мужчина при ходьбе одной рукой опирался на палку, в другой держал потёртую клеёнчатую сумку. Его можно было принять за попрошайку, если бы не колодка орденских планок, которая надёжно оберегала хозяина от нападок хулиганов и навязчивого милицейского внимания. Ну у кого поднимется рука на ветерана!
Мужчина долго брёл узкими улочками, пока не вошёл в один неприметный подъезд. Если бы филёр следил за стариком, то на этом месте он бы след потерял: подъезд был проходным.
Максимов долго плутал по микрорайону, пересаживаясь с одного автобуса на другой, меняя направления движения, потом нырнул в метро и растворился в толпе. На Казанском вокзале Максимов зашёл в туалет, где смыл грим и переоделся. Из туалета резидент вышел не в образе неопрятного старика, а типичного командировочного, у которого в обеих руках целый ворох разноцветных пакетов и сумок. Глядя на него, можно было с уверенностью сказать, что рядовой инженер после трёхдневной командировки в Москву, накупив подарков, возвращается к себе домой, в Омск или Томск.
Через полчаса резидент на такси подъехал к обшарпанному двухэтажному дому, где по грязной лестнице, помнящей не один десяток кошачьих свадеб, поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру под номером шесть. Дверь открыл ничем не примечательный мужчина средних лет. Правую руку он предусмотрительно держал в кармане своего пиджака.
– Я представитель интересующей Вас компании, – сказал резидент. – Руководство компании уполномочило меня вести переговоры.
Мужчина понимающе кивнул и отступил вглубь прихожей. Максимов смело вошёл в квартиру и краем глаза увидел второго незнакомца, который находился в мёртвом пространстве – между стеной и открытой дверью.
«Грамотно страхует», – машинально отметил резидент и распахнул полы пиджака.
– Обыскивать будете? – обратился он к незнакомцам.
– Отставить обыск! – прозвучал властный голос.
Максимов обернулся и увидел седовласого, крепко сбитого мужчину в дорогом двубортном костюме, который чем-то напоминал добротный банковский сейф. У незнакомца практически отсутствовала шея, и казалось, что голова покоится на широких плечах.
«Раньше занимался вольной борьбой», – предположил резидент, задержав взгляд на неестественно торчащих ушах незнакомца, хрящи которых были неоднократно переломаны.
– Вряд ли Вы пришли на встречу с оружием, – продолжил бывший борец. – Позвольте представиться: полковник Юдаев, – и, помедлив, добавил: – Игорь Николаевич. Это моё настоящее имя.
– У меня нет ни воинского, ни специального звания, фамилия моя Вам ничего не скажет. Так что можете называть меня Иван Ивановичем, это моё вымышленное имя.
– Я рассчитывал на ответную откровенность. Ну, что ж, пусть будет так, как Вы настаиваете. Давайте пройдём в комнату и побеседуем.
В комнате не было ничего лишнего: диван, стол и четыре стула. На самом столе так же не было ничего: ни графина с водой, ни бумаг, ни пепельницы.
Один из людей Юдаева остался в прихожей, а второй встал возле окна.
«Наверное, в подъезде и под окном дежурят ещё парочка-другая таких же спортивных, но неприметных с виду мужчин, – прикинул Максимов. – Неужели они думают, что я буду выпрыгивать в окно?»
