Они ждали, словно статуи, невидимые в темноте.
Вновь звякнул ударившийся о камень металл.
Из-за угла соседнего здания в переулке медленно появился человеческий силуэт. Незнакомец неслышно пересек улицу и исчез в тени противоположной стороны, в пяти ярдах от того места, где затаился Гвин. Затем возник второй силуэт, не такого крепкого сложения, и частично скрытый темнотой, лишь немного освещаемый светом луны. Зато видимая часть силуэта включала руку, держащую обнаженный меч.
Не подозревая о присутствии поджидающих их всего в нескольких футах преследователях, беглецы перешептывались, и их разговор был отчетливо слышен в неподвижном морозном воздухе.
— Черт подери, Болдуин, придержи кистень! Ты так всех перебудишь!
— У меня же нет меча, пропади оно все пропадом. Он остался в Питер-Тейви.
— Можешь забыть о нем. Боюсь, Питер-Тейви ты больше не увидишь.
Человек, скрываемый тенью, двинулся с места, и тут же раздался легкий звон цепи кистеня, несмотря на то, что его владелец пытался прижать оружие к телу.
Ну, и куда теперь? Я этого треклятого города совсем не знаю.
Сворачивай направо, потом налево. Мы должны выйти к Уотергейту. Если удастся без шума подобраться к привратнику, мы тихонько перережем ему горло и спустимся к реке.
Там наверняка найдется лодка, — спустимся по течению на безопасное расстояние, а затем высадимся на берег.
Осмелевший Гервез вышел из полумрака на лунный свет и беззвучно зашагал по переулку в направлении перекрестка.
Болдуин, которого Джон едва мог разглядеть, двигался параллельно с хозяином в тени под козырьками зданий. Он шел прямо на неподвижного Гвина и обязательно должен был столкнуться с ним через несколько секунд.
Инстинкт стратега подсказал Джону, что он должен дать Гвину максимальное преимущество внезапности, поэтому он выступил из-за угла и остановился посередине улочки, залитый лунным светом, преграждая путь противнику. Одновременно он резким движением выдернул из ножен блестящий меч; стальной клинок угрожающе звякнул о бронзовый оконечник ножен.
Казалось, двоих беглецов настиг удар молнии. Неожиданное появление в зыбком свете луны их врага, словно взявшегося из ниоткуда, выглядело совершенно сверхъестественным.
— Господи! — завопил в ужасе Гервез. Он отшвырнул меч, со звоном ударившийся о стену ближайшего здания, и, ничего не соображая, тут же скрылся за поворотом улочки.
— Держи его, Гвин! — заревел Джон, бросаясь в погоню за пытающимся скрыться негодяем. Но Болдуин, слепленный из совсем другого теста, нежели его хозяин, сделал шаг вперед и замахнулся, чтобы нанести коронеру смертельный удар кистенем. Угоди он в цель, тяжелый металлический шар с шипами наверняка проломил бы коронеру голову, несмотря на защищающий ее шлем. Однако Гвин, о чьем присутствии Болдуин даже не подозревал, с криком выпрыгнул вперед и опустил тяжелый меч на деревянную рукоять кистеня. Короткая цепь с закрепленным на нее шаром обмоталась вокруг клинка, не давая Гвину возможности нанести второй удар.
Услышав, как просвистел в дюйме от уха тяжелый шар, коронер пошатнулся, и, прежде чем он успел восстановить равновесие, сквайр из Питер-Тейви подхватил оставленный его хозяином меч и принял боевую позу, готовый сразиться с обоими противниками.
Гвин стряхнул обмотавшуюся вокруг меча цепь кистеня, но теперь Болдуин преградил им путь по улочке. Кистень доставал до одной стены, а острие меча едва не достигало противоположной.
— Ну-ка, подходите, я вас обоих прикончу! — прорычал Болдуин, слегка приседая и угрожающе размахивая кистенем.
— Давай за вторым — с этим я сам разберусь! — рявкнул Джон.
В ответ Болдуин, которого, при всех его мерзких качествах, никак нельзя было обвинить в трусости, раскрутил кистень, тем самым перекрыв всю улочку и не давая ни одному из нападающих приблизиться к нему.
Когда шипованный шар зашел на очередной виток, Гвин сделал резкий выпад и вытянул вперед длинный меч, стремясь нарушить движение кистеня и одновременно пытаясь достать плечо Болдуина, поворачивающегося вслед за оружием. Но последний, пользуясь мечом Гервеза, парировал выпад левой рукой; два меча зазвенели от удара, словно цимбалы.
Джон поднырнул под металлический шар, когда тот пролетал перед ним, и, схватив рукоять тяжелого боевого меча обеими руками, обрушил клинок на руку сквайра. Болдуин успел отдернуть руку, и удар пришелся на крепкую деревянную рукоятку. Кистень упал на землю. Неуправляемый черный шар угодил прямо в грудь Гвину. Камзол из толстой кожи смягчил удар конических шипов, но вес и сила удара пятифунтового шара оказались настолько велики, что корнуоллец упал навзничь, выронив меч.
С торжествующим воплем Болдуин бросился к лежащему воину, занося меч для смертельного удара в шею. Но во время множества сражений двум товарищам удавалось выжить и в более суровых передрягах. В мгновенье ока Джон оказался между ними, и новый мощный удар отвел меч Болдуина в сторону, а с ним и нависшую над жизнью Гвина угрозу.
Клинок коронерского меча скользнул по всей длине меча Болдуина и с огромной силой ударился об эфес. Прежде, чем Гвин успел подхватить оброненное оружие, Джон де Вулф уже поверг противника. Хотя более молодому Болдуину удалось задеть плечо Джона, несколько накладных металлических пластин подплечника погасили силу удара вражеского меча. Не давая сквайру занести оружие для очередного удара, Джон размахнулся горизонтально, и лезвие опустилось на тыльную сторону ладони противника. Крик Болдуина смешался с хрустом переломанных костей, полилась кровь. В отчаянном броске пытаясь достать шею коронера, он позабыл о защите, и острие меча Джона вонзилось ему в грудь, прошло сквозь легкие и на дюйм высунулось из спины.
Гвин, направив подобранное оружие в шею Болдуина, произнес:
— Ему конец. Если хотите найти другого, я останусь с ним, посмотрю, как он издохнет.
Болдуин, легкие которого быстро заполнялись кровью, медленно и беззвучно осел на землю; и коронер выдернул меч из грудной клетки умирающего врага. Ногой выбив меч из слабеющей руки сквайра, чтобы тот не выкинул перед смертью никаких фокусов, сунул окровавленный клинок в ножны.
— Побудь — вдруг мерзавец в чем-то признается перед смертью, — а я постараюсь разыскать другого негодяя. Шерифа, между прочим, с его веселыми ребятами, до сих пор нет.
Оставив Гвина наблюдать за последними мгновениями жизни Болдуина из Бира, коронер размашистым шагом направился вверх по улочке, по которой убежал Гервез.
Потревоженные шумом, несколько заспанных и испуганных физиономий высунулось из оконных проемов жалких лачуг, составлявших большую часть жилищ в этой, наименее состоятельной части города, но никто не рискнул выйти и предложить помощь. Джон их не винил: кто знает, быть может, это всего лишь драка между повздорившими бродягами.
Улицы по-прежнему оставались пустынными, и никаких следов Гервеза нигде не было. У беглеца было преимущество в четыре или пять минут — именно столько понадобилось, чтобы покончить с Болдуином.
Вскоре Джон вышел к Белл-Хилл, одной из главных артерий города, ведущей к Южным воротам, но и здесь, на перекрестке, было пусто, хотя в нескольких окнах мигали зажженные свечи — самые ранние пташки выбирались из постели, готовясь к новому дню. Не зная, какое направление выбрать, коронер зашагал вверх по улице туда, где у церкви Святого Георга сходились все четыре главных дороги, ведущие от четырех городских ворот.
Здесь он наконец увидел дюжину вооруженных мужчин, торопливо продвигавшихся по улице. С ними были констебль, а позади отряда поспешал сержант. Джон окликнул их и сообщил констеблю, что один из беглецов мертв, но второй все еще на свободе и находится где-то в городе.
Он бежал и должен быть где-то поблизости, в нижнем городе его нет, — заключил коронер.
За последние пять минут никто на Хай-стрит не появлялся, сэр Джон, мы ведь по ней пришли, — вставил сержант.
Ральф Морин, другой опытный воин, принимавший участие не в одной кампании, оглянулся, осматривая главные дороги, с надеждой поигрывая обнаженным мечом.
— Скорее всего, он сейчас где-то возле кафедрального собора, — предположил он, махнув рукой в направлении церкви Сент-Петрок, стоящей в противоположной стороне.
При упоминании кафедрального собора Ральф, Джон и сержант понимающе переглянулись. Констебль вздохнул.
— Боюсь, этот негодяй попросил убежища в кафедральном соборе, — сказал он, с сожалением вгоняя меч в ножны.
Глава двадцатая,
в которой коронер Джон отправляется в кафедральный собор
Почти никто не спал, никто не завтракал, поэтому привычная трапеза в кабинете коронера над привратницкой в замке Ружмон была обильнее, чем обычно. Коронер дал Гвину два серебряных пенни, и офицер вернулся через несколько минут, нагруженный хлебом, свининой, сыром и копченой рыбой. Томас был отправлен с глиняным кувшином емкостью в галлон для пополнения запасов пива и по собственной инициативе принес немного сидра, который любил больше.
