Почти никто не спал, никто не завтракал, поэтому привычная трапеза в кабинете коронера над привратницкой в замке Ружмон была обильнее, чем обычно. Коронер дал Гвину два серебряных пенни, и офицер вернулся через несколько минут, нагруженный хлебом, свининой, сыром и копченой рыбой. Томас был отправлен с глиняным кувшином емкостью в галлон для пополнения запасов пива и по собственной инициативе принес немного сидра, который любил больше.
Ближе к концу трапезы в неприглядное помещение вошел Ральф Морин. Он с удовольствием принял предложенную кружку эля, хлеб и сыр.
— Я поставил людей у каждой двери собора, но не думаю, что у де Бонвилля хватит духу на вторую попытку к бегству — тем более что бежать ему некуда.
— Хватит того, что он нам устроил сегодня утром, — произнес коронер. — Впрочем, здесь, в основном, заслуга сквайра, который задержал нас достаточно долго, чтобы дать хозяину скрыться в темных переулках.
Констебль отпил пива из кружки.
— Вообще-то, на ночь ворота на территорию кафедрального собора должны запираться, но люди приходят и уходят в любое время дня и ночи. Каноники время от времени выходят в город, чтобы пропустить кружку-другую или повеселиться в женской компании; кроме того, там полным-полно нищих. Так что закрыть все ворота попросту невозможно.
— А сам собор? Он тоже всегда открыт?
Писарь, считая себя самым авторитетным источником информации по епископальным вопросам, отважился подать голос:
— Главным, западным входом почти никогда не пользуются, и он почти все время закрыт. Но по бокам западного крыла есть двери поменьше. Их часто оставляют незапертыми между службами, — а кроме того, есть дверь в молельню, и еще одна, в жилые помещения. И еще одна маленькая дверь в северной башне, рядом с трапезной каноников.
Ссутулившись на табурете, коронер расправлялся с копченой селедкой.
— Да какая теперь разница, как де Бонвилль туда попал. Главное, он теперь в соборе, и мы застряли с этим делом на сорок дней.
— А где он там прячется? — Распалившееся любопытство заставило Гвина нарушить обычное молчание.
Сидит перед алтарем в северной башне, — ответил констебль.
Что-нибудь сказал уже? — поинтересовался коронер.
Ничего, только повторяет без конца, что просит прибежища, да цепляется за край покрывала на алтаре, когда кто-то к нему подходит. Вокруг него суетятся пара каноников со своими викариями, но большие люди придут попозже, примерно через час, — говорят, должен явиться сам епископ.
Гвин соскользнул с подоконника, чтобы наполнить опустошенную кружку.
— Его в соборе кормят?
Все повернулись к Томасу, наиболее подкованному в знании этой древней процедуры.
— Деревня или округ — а в данном случае город — обязан дать ищущему прибежище самое необходимое, чтобы он не помер сорок дней. Потому-то большинство и старается побыстрее покинуть прибежище: никому не охота содержать лишний рот и обеспечивать охрану. — Говоря, он крестился почти спазматическими движениями.
Констебль издал звук, выражавший крайнюю степень отвращения:
— А нам его еще и охранять, — а это означает, что надо присматривать за полудюжиной дверей. И почему, чтоб ему провалиться, он не выбрал какую-нибудь маленькую церквушку? Бог знает, таких в Эксетере хоть пруд пруди, и все с одной-единственной дверью.
Коронер Джон рассмеялся, что с ним бывало крайне редко:
— Может, нам удастся переманить его в церковь Святого Олава. Моя женушка пришла бы в полный восторг, ей так нравится там молиться! Кстати, а как поживает наш всеми уважаемый и любимый шериф? И что он обо всем этом думает?
Морин улыбнулся, и все его лицо просветлело при мысли о неприятностях, свалившихся на голову начальника.
Ходит тише воды, ниже травы, боится голову поднять. Когда я сообщил ему, что негодяй попросил прибежища в соборе, он тут же метнулся совещаться с епископом, который, как ни удивительно, и правда последние несколько дней живет у себя во дворце. — Он устроился на краешке колченогого стола Джона и передвинул ножны вперед, чтобы они ему не мешали. — Вопрос в том, что делать дальше. Возле собора уже собралась приличная толпа. В этом городе новости распространяются довольно быстро.
Скажите, он не обведет нас вокруг пальца в очередной раз? — осведомился Джон.
Мы такое кольцо вокруг собора устроили, что мышь не проскочит!
Не в силах усидеть на месте, коронер поднялся со скамьи за заваленным пергаментом трехногим столом, подошел к окну и посмотрел вниз. Город выглядел точно так, как и в любое другое утро: все действие происходило на территории кафедрального собора, а, значит, вне поля зрения.
— Наверное, мне лучше отправиться туда и самому проследить, чтобы кто-нибудь из клерикалов не задумал сыграть с нами злую шутку.
Пока Гвин и Томас убирали со стола остатки завтрака, констеблю пришла в голову неожиданная мысль:
— Послушайте, насчет этого Болдуина, чей окровавленный труп валяется у меня в экипажном сарае, — по поводу его гибели тоже будет проводиться дознание?
— А как же! — озадаченно посмотрел на него Джон. — Уж его-то смерть при всем желании нельзя назвать естественной.
— Но вы ведь сами его прикончили! Может быть так, чтобы коронер собственноручно воткнул меч кому-то между ребер, а потом расследовал обстоятельства его смерти?
Подобная постановка вопроса озадачила Джона, однако задумываться над проблемой было некогда.
— А что, есть выбор? Все равно я единственный коронер в графстве.
Констеблю все же казалось, что ситуация не столь проста.
— Но как вы можете выступать в роли свидетеля на собственном суде? Ведь, по сути, дознание представляет собой суд, хотя и проводится часто не в помещении.
Пока они цепочкой спускались по винтовой лестнице, коронер раздумывал над возникшей проблемой:
— У меня на этот вопрос ответа нет, Ральф, — и сомневаюсь, чтобы нечто подобное происходило когда-либо раньше. Быть может, мне придется обратиться за помощью в Дорсет или Сомерсет, попросить кого-нибудь из тамошних коронеров возглавить дознание — хотя, если я не ошибаюсь, их юрисдикция на Девон не распространяется.
Морис рассмеялся над очевидной дилеммой, с которой столкнулся Джон.
— И поделом вам — впредь будете знать, как гоняться за преступниками с мечом! Оставьте это занятие профессионалам вроде меня и шерифа.
Джон не стал скрывать своего пессимизма, хотя и добродушного, чему во многом содействовало присутствие констебля, к которому он относился с чувством, близким к обожанию:
— Оставить отлов преступников вам? Где вы были со своими людьми вчера ночью, когда эта парочка пыталась размозжить мне череп? Если коронеру графства Девон что-нибудь нужно, ему приходится засучивать рукава и самому браться за работу!
Добродушная перебранка продолжалась еще некоторое время, после того, как они вышли из замка. Оба прекрасно понимали, что истинным объектом насмешек является Ричард де Бонвилль, чьи намеренные и случайные ошибки превращали поддержание закона и порядка его подчиненными в настоящую пародию. Констебль явно чувствовал себя неловко, поскольку простые солдаты находились под его непосредственным командованием, однако непредсказуемое поведение шерифа плохо сказывалось и на их боевом духе. Двое мужчин шагали по Хай-стрит, раскланиваясь с горожанами, которые приветствовали их с дружелюбием, уважением, подозрительностью или откровенной враждебностью — в зависимости от их нынешних отношений с законом и властями.
Добравшись до Сент-Мартин-лейн, они свернули в сторону кафедральной площади. Проходя мимо собственного дома, Джон поднял голову и посмотрел на дверь, но заходить не собирался. Он надеялся, что новообретенная терпимость Матильды не рухнет под напором сумасбродных событий прошедшей ночи.
Войдя на территорию кафедрального собора, они увидели, что для бездельничающей части городского населения нашелся новый источник развлечения. Кучки людей, по большей части стариков и детей, стояли у дверей в западном крыле огромного здания. Даже дети и блаженные, которые обычно держались ближе к кладбищу, перекидываясь мячом или играя в салочки, — и те подтянулись к собору, глазея на двери. Там, у каждого входа, стояли вооруженные стражники, а между ними неустанно прохаживался немолодой сержант, прилагавший все усилия, чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию охраны, позволившей преступникам улизнуть.
Морин отделился от группы и направился к сержанту, чтобы обсудить с ним что-то, а коронер, его офицер и следовавший за ними писарь продолжили путь, протискиваясь сквозь толпу зевак. Оставив мечи у одного из стражников, они вошли через одну из боковых дверей, расположенных чуть поодаль от главного входа в кафедральный собор Святой Мэри и Святого Питера.
