Она бросила сквозь открытую дверь кабинета взгляд на Артемия Ивановича, который деловито вытер окровавленную иглу о какую-то грязную тряпку и снова набрал полный шприц синей жидкости. Ей стало худо, и она опустилась на диван.
– Хорошо, я сам проведу вам вакцинацию, – сказал Фаберовский.
В дверь опять позвонили.
Артемий Иванович с поляком настороженно переглянулись.
– Герр Лабурда с подарком, – доложила Луиза. – Вам обоим персонально.
– Принять! – распорядился Артемий Иванович.
Переводчик был уже видимо пьян, глаза его блестели, нос покраснел, а в руках у него была бутылка.
– Господин посол шлет всем своим соседям по бутылке рому с наилучшими пожеланиями! – объявил он и поставил бутыль на стол.
– Луиза Ивановна, принесите, пожалуйста, сюда в гостиную рюмки из столовой, – попросил Фаберовский. – Пан Артемий, налейте всем рому, давайте выпьем за здоровье бразильского посла господина Луица Феррейру де Абреу!
Ром был превосходен.
– А вот меня таким ромом не поят! – с пьяной обидой сказал Лабурда. – Отличный ром, до революции еще сделанный. Сейчас такого уже не найдешь.
– Скажите, пан Лабурда, – сказал Фаберовский. – А у вас нету портрета господина посла? Как будет приятно на старости лет хвастать своим внукам, что ты пил ром, подаренный таким великим человеком. И вашу карточку приятно было бы иметь.
– Да, у нас уже коллекция неплохая. – Артемий Иванович сходил в кабинет и продемонстрировал Лабурде изготовленную им самим фотографию царя с дарственной надписью.
– Была одна карточка у посла, да только отправил он ее в письме одной личности… – Лабурда искоса поглядел на Сеньчукову и ее отца. – Уж как я его уговаривал это не делать! Но он упрям, как мул! Да-да, синьора, не смотрите на меня так. Ведь это вы вокруг моего посла околачиваетесь, проходу ему не даете!
– Да как вы сметете такое говорить про мою дочь! – возмутился Минус.
– Через нее да капитана этого хозяин мой совсем чокнулся!
– Похоже, что от академика заразился весь дом, – шепнула Сеньчукова на ухо Фаберовскому. – Вот и этот господин страдает манией, и сам посол, по его словам, уже заболел… Надо тоже сделать ему вакцинацию.
– Господин Лабурда, – сказала она уже громко, обращаясь к переводчику, – к великому сожалению, в этом доме все заражено параноидальными вибрионами, и эти господа, действующие по поручению правительства…
– Фрумочка, ты дура! – подскочил и тут же, охнув, сел обратно Минус. – Нам же запретили об этом рассказывать! Хочешь в Сибирь?
– Пусть расскажет, – позволил поляк.
– Эти господа уполномочены совершенно секретно произвести вакцинацию среди жильцов.
– По четвертному за ампулу, – встрял Артемий Иванович. – От самого Пастера укольчики. Да ты не жмоться, Игнатий, все лучше, чем потом на Пряжке сидеть.
– Пятьдесят уколов! – простонал вдруг Минус. – За такую-то боль еще две с половиной тысячи!
– Почему пятьдесят?! – не понял Артемий Иванович. – Ах да! Некоторым и по сто приходится делать! Чем раньше приступаем к лечению болезни, тем меньше необходимо делать уколов. А вам еще повезло: иным приходится в Париж на каждую процедуру к Пастеру ездить. Ну же, Лабурда, соглашайтесь! В противном случае мы обязаны будем известить больницу Николая Чудотворца, списки зараженных будут публиковаться в газетах, и им будут делать эту прививку насильно, не блюдя никакой личной тайны.
Лабурда покорно встал и проследовал в кабинет. Он молча вытерпел дикую боль, только выдавил сквозь зубы «Точно пиранья за зад схватила», и тотчас ушел.
– Не забудь: ты нам четвертной должен! – крикнул вслед ему Артемий Иванович, выбежав на лестницу. – И свой портрет на память!
Ром и безмолвие Лабурды на процедуре благотворно подействовали на Сеньчукову. Прививка уже не так страшила ее, она положила одурманенную голову на плечо Фаберовскому и томно прошептала: «Мне тоже надо поскорее сделать прививку. Мне кажется, что вы хотите меня соблазнить…»
Встрепенувшись, она вскочила, затащила поляка в кабинет и закрыла от любопытных глаз дверь.
– Куда мне ложиться, вот сюда? – спросила она у Фаберовского.
– Сюда, – буркнул он и, повернувшись к Сеньчуковой, взял шприц. Несмотря на выпитый ром, ему было стыдно вкалывать всякую дрянь этой женщине.
Ему почему-то вспомнилась жена во время их свадебного путешествия в Египет, и он решительно выпустил из шприца треть синей жидкости в пустую кювету. Приставша на диване шуршала юбками, а он боялся повернуться к ней, тупо глядя на шприц в правой руке.
– А вот эти розовые панталоны с кружевами я покупала в Париже в магазине Лурье на бульваре Капуцинов. Правда, они мне идут?
Шприц опорожнился еще на треть.
– Хозяин магазина сказал, что с такой прекрасной фигурой, как у меня, я могла бы блистать в парижском свете… Да вы совсем не смотрите на меня!
– Сейчас посмотрю. – Поляк выпустил остатки жидкости из шприца и повернулся. Приставша лежала животом на диване, выставив зад из многочисленных кружев. Фаберовскому стало жаль дырявить эту нежную кожу такой большой иглой, и он заменил ее на самую тонкую из имевшихся в железной коробке.
– Только вы отвлекайте меня как-нибудь, – попросила Сеньчукова и добавила кокетливо: – Я не привыкла, чтобы с моей попкой обращались столь безжалостно.
– Я уже заметил, пани, что вы едете не по тем рельсам. Вы в данный момент находитесь у доктора, а не у любовника, вот так-с.
– Ай-яй-яй-яй-яй! – взвизгнула вдруг приставша.
– Да погодите верещать! – прикрикнул на нее Фаберовский. – Я еще даже подойти к вам не успел.
– Я предпочла бы, чтобы вы были моим любовником, а не врачом, – сказала Сеньчукова, всхлипнув. – Но все равно отвлекайте и утешайте меня. Ай-яй-яй!
– Пани Сеньчукова, если вы не успокоитесь, я немедленно позову своего ассистента. Он вас отвлечет.
Сеньчукова обернулась и при взгляде на шприц опять всхлипнула.
– Зовите! – сказала она обречено. – Только поставьте ширму, чтобы он меня не видел.
Фаберовский загородил приставшу ширмой и вышел в гостиную.
– А что вы там так долго делали с моей дочерью? – подозрительно спросил Минус. – Она, между прочим, замужем за полицейским приставом!
– Не беспокойтесь, папаша, лекарство скоро подействует, и вас больше не будут волновать такие глупости. Пан Артемий, пройдемте со мной, мне нужна помощь.
– Я тут папаше Минусу рецепт старинный рассказал, как с болями в заду бороться, – сообщил Артемий Иванович, проследовав за поляком в кабинет. – Прописал ему теплые ванны, спиртовые компрессы и питательные клистиры. А тебе я на что понадобился?
– Отвлекать будешь пани приставшу. Я зайду за ширму, и как махну рукой сверху, начини ей что-нибудь петь, или спроси о чем-нибудь. Я ей тотчас укол сделаю.
– Я ей и без заговоров бы укол сделал, – пожал плечами Артемий Иванович. – Чего так церемониться! Но если тебе так охота, то отвлеку.
Фаберовский зашел за ширму к Сеньчуковой и поднес пустой шприц к ягодице. Приставша тяжело задышала и стала поскуливать.
– Я готов, доктор, – известил Артемий Иванович.
Поляк поднял руку и дал отмашку. Раздался нечеловеческий, жуткий грохот, более всего похожий на столкновение лоб в лоб на полной скорости двух паровозов. В тот же миг Сеньчукова взвизгнула, опрокинула ширму вместе с Артемием Ивановичем и бросилась прочь из кабинета, унося в заду соскочившую со шприца иглу.
– Ноги нашей больше в этом доме не будет! – крикнул Минус.
– Иголку-то казенную верни! – крикнул Артемий Иванович, выбираясь из-под ширмы с двумя медными тарелками, отнятыми у порубленного механического зайца.
– Но папа, мне совсем не было больно!
– Вот ваша игла, проходимцы!
– Как? – переспросил у Артемия Ивановича Фаберовский, в ушах которого все еще звенело.
– Вот ведь отродье! Мало того, что мы на ее папашу вакцину драгоценную потратили, так она еще и иглу от шприца пыталась прихватить! А ты чего рот раззявил, Степан, видишь же: у тебя в шприце иглы нету!
1 января 1893 года, пятница
Фаберовский с Артемием Ивановичем уже почти закончили поглощать гороховый суп, приготовленный на обед Луизой, когда их посетил Лабурда. Он заметно прихрамывал, был возбужден и косноязычен.
– Моему послу требуется такой же укол, как и мне, – заявил переводчик. – Он вернулся только что с дипломатического приема в Зимнем дворце, где представлялся царю, и утверждает, что во все время пребывания там за ним постоянно следили. И что половина дипломатов были вовсе не дипломаты, а сотрудники тайной полиции, что ему шагу невозможно было ступить, чтобы они не проследовали за ним.
– Ну что ж, добже, – сказал Лабурде поляк. – Будет послу вакцинация. Но только мы не можем разглашать иностранному дипломату государственную тайну, поэтому должны будем выдать себя за борцов с холерою.
