Доктор обследовал купца так же, как и Северскую: кожные покровы, глаза, язык, конечности.
– А нападавшего видели?
Пантелей помотал головой.
– Спали?
Кивнул в знак согласия. Купца мутило, и доктор есть ему не разрешил, только пить, но побольше.
Сделав перевязку, Илья Андреевич направился обратно к княгине, но в дверях налетел на Сочина.
– Как здоровье, старый солдат?
– Лучше, вчера голова шибко болела, боялся, помру, а сегодня отпустило. Хотел князя в церковь проводить, но чувствую, силенок маловато. Решил к вам зайти, показаться.
Синяк уменьшился, но заплывший глаз смотрителя ничего не видел, и Илья Андреевич порекомендовал Сочину примочки из спитого чая.
– Как ваше-то самочувствие? – поинтересовался смотритель.
– Я и запамятовал про болячки, – махнул рукой Тоннер. – После твоего отъезда столько событий произошло: нападение на Пантелея, убийство Савелия…
– Уже слыхал! А княгиня Елизавета не сыскалась?
– Нет, – развел руками Тоннер.
– Жаль, хорошая барыня! Приветливая!
– Некоторые уверяют, что она на Катю Северскую похожа.
– Кто? Елизавета Петровна? Что вы?! Я Катю хорошо знал. Меня Александр Васильевич, ее отец, сильно уважал, говорил: "Один суворовский солдат трех ахвицеров стоит!" Во как! И заезжал частенько! Поедут с Катюшей верхом кататься – и ко мне заглянут, чайку попить. Не то что евонный брат, царствие небесное, тот и не здоровался.
– Так я и думал, не может Элизабет быть Катей, – в задумчивости протянул Тоннер. – Но откуда у нее ожерелье?
– Которое у генерала украли?
– Оно самое.
– Купила, наверное.
– Купила? Понимаешь, какое дело: его твой добрый знакомец князь Александр Северский где-то от французов закопал, а тайну никому, кроме дочери, не поведал.
– Хм, – усмехнулся смотритель. – Не поведал, говорите?
Тоннер уставился на Сочина:
– Знаешь, куда спрятал?
– Знаю, кому поведал.
– Что же раньше не сказал?
– Я, Илья Андреевич, в чужие дела не лезу. Оттого долго и живу.
– А ну-ка выкладывай!
Пройдя полверсты, Рухнов обнаружил Угарова сидящим на пеньке.
– Зря бегал, только ногу подвернул! – пожаловался Денис.
– Оступились?
– Нога в ямку попала. А Митя к егерю бегал, на заимку. Вошел в дом, пробыл с полчаса, потом они вместе куда-то отправились.
– Князя с Настей в церковь проводить, – сообщил Михаил Ильич. – Дайте-ка посмотрю!
– А вы понимаете? – с недоверием спросил Денис.
– Чего там понимать? Либо перелом, либо вывих, либо растяжение…
– Легко вам говорить!
– Чрезвычайно легко! Я, если вы заметили, хром. Однажды оступился на ровном месте, прямо как вы сегодня, а нога сломалась. И зажила неудачно. Всю жизнь маюсь. Снимайте-ка обувь, закатывайте штанину – и поглядим!
Рухнов, присев перед юношей, принялся за осмотр. Щупал сперва больную ногу, потом здоровую, потом снова больную – сравнивал.
– Я близко к дому не подходил! – поскуливая от нажимов, продолжил Денис. – Там кабан злобный бегает!
– Ванька-то? Он ручной.
– Не уверен, – с сомнением ответил Денис. – Клыки здоровые, пасть как у чудища. Даже Митя его боится. Подходя к дому, пистолет вытащил.
– Пистолет?
– Ага, с ним в руке в дом и вошел.
– А говорите, ничего странного не видели.
– Что тут странного, когда такой кабан! Ой, вот тут больно! – чуть не подскочил с пенька Угаров. – А вышел без пистолета! То есть они вместе вышли.
– С кабаном?
– С Никодимом. Егерь что-то рассказывал, а Митя слушал. Я, дурак, решил поближе подобраться, послушать, о чем говорят, и оступился… Ай!
Михаил Ильич резко дернул вытянутую ногу, и Денис громко закричал:
– Вы с ума сошли! Зачем дергать больную ногу?
– Простите, Бога ради! Обуйтесь-ка!
– Да у меня в глазах темно!
– Встаньте и попробуйте пройтись. Судя по хрусту, вывих я вправил.
Угаров осторожно сделал шаг, другой – боли не было! Даже подпрыгнул – то ли от радости, то ли хотел проверить, действительно ли все в порядке.
– Что я говорил? – Рухнов уселся отдохнуть на освободившийся пенек.
– Вы кудесник! Любимец богов! Спасибо! – Угаров обнял Михаила Ильича.
– Будьте впредь осторожней, смотрите под ноги.
– Буду, жаль только, что зря бегал.
– Странно, что Митя к Никодиму ходил.
– А что странного? Хотел поговорить.
– Сами-то вы, Денис Кондратович, из помещиков?
– Да, – гордо подтвердил Угаров. – У нас с матушкой пара деревенек и мельница…
– Ежели вы с каким холопом поговорить пожелаете, сами его проведываете?
– Человека посылаем…
– То-то и оно.
– Все равно зря вы Митю подозреваете. Он тут ни при чем.
– Нате-ка, почитайте!
Денис выхватил из рук Рухнова вчетверо сложенный листок. Бумага пожелтела от времени, на ощупь показалась влажной, словно хранилась в бане или прачечной. Угаров развернул письмо и начал читать. Многие слова, иногда целые фразы были перечеркнуты:
"Бесценный друг!
Снова пишу и снова не знаю, решусь ли вручить! Зачем пишу? Сам не знаю!
Пытался, и не раз, поговорить начистоту, но вы увиливаете, уклоняетесь от ответа. Почему теперь, когда кузен ухаживает за высушенной селедкой Берг, мы продолжаем скрываться? Раньше помехой нашему счастью была похоть пустого, никчемного человека, за жизнь не прочитавшего и книжки. Помню свой ужас, когда вы, Богиня, которую я полюбил, как только увидел, стали его наложницей. Я не питал надежд, в самых смелых мечтах не мог надеяться, что мои чувства найдут ответ! Что Вы ты разглядишь в нескладном прыщавом юноше влюбленного рыцаря!
Почему все то, что составляет счастье человека, одновременно является и источником его страданий?
Год, умирая ежесекундно от ревности, я пытался мириться с выпавшей участью – любить лучшую из женщин тайком, урывками. Я не спал ночами, ожидая, когда насытится и заснет мерзкий Анакреон, и ты проберешься ко мне в комнату… Мне скоро шестнадцать, и мы сможем пожениться. Ревность князя, которой ты опасалась, теперь не страшна. С Елизаветой Берг дело идет к свадьбе, он сам мне об этом сказал.
Хоть тетя Аня и повторяла тысячу раз: "Носовка достанется тебе, Митя", и Василия Васильевича заставляла в том клясться, увы, я остался без наследства. Я не держу на кузена зла, главное сокровище в этом мире – ты! Настя! Давай завтра же откроемся и попросим благословения! Я не так уж и беден, моя деревенька нас прокормит!
Твой преданный рыцарь Дмитрий
12 февраля 1829 года"
– Откуда у вас это письмо? – спросил, дочитав, Денис.
– Нашел. Совершенно случайно. Даже не знал, что это письмо, темно было. Сунул за пазуху и забыл, а обнаружил лишь утром, когда к завтраку переодевался. Что скажете?
– Митя "Вертера" начитался, цитатами изъясняется. А Настя та еще штучка: и с князем, и с Митей. Никого не пропускала…
– Вы и сами ей за обедом глазки строили, Денис Кондратович! Я видел…
– Когда вы с ней заговорить не решались?
Михаил Ильич от неожиданного разоблачения покраснел. Он-то надеялся, что его позавчерашних мук никто не заметил.
– Успели спеть серенаду? – словно не заметив смущения собеседника, поинтересовался Угаров.
– Успел, – нехотя ответил Рухнов. – Рискнул предложить руку и сердце.
– Простите, – смутился Угаров. – Мои соболезнования…
– Не стоит! – грустно отмахнулся Михаил Ильич. – Настя лишь спросила, богат ли я? Я промямлил, что нет, но надеюсь когда-нибудь разбогатеть…
– А она?
– Рассмеялась. "Вы как мухи на говно слетелись. Разбогатейте, а потом сватайтесь!" И добавила со смешком: "Поторопитесь, Михаил Ильич, Шулявский обещал через пару недель Крезом стать!".
– Думаете, Митя князя из ревности отравил?
– Думаю, Митя попытался разбогатеть первым.
– Постойте, а Маша Растоцкая? Митя же в нее влюблен.
– Маша для отвода глаз. Разве можно Настю сравнить с этой дурочкой? Митя решил отравить князя с молодой женой. Тогда Носовка досталась бы Анне Михайловне, то есть ему.
– А зачем он так долго ждал? Письмо в феврале написано.
– Про закладную забыли? Имение еще выкупить надо. До женитьбы князя сие было невозможно!
– Верно! – покачал головой Денис, и тут же другое возражение пришло ему на ум. – Так у Берг же сын есть, он ее наследник.
– Ага, подданный Франции, учится в Англии. Что такому мальчику может достаться в России, подумайте сами! Да и надо оно ему?
– Подождите, а как Митя в спальню проник? Что, зашел к новобрачным, яд в руке, шаркнул ножкой. "Я на секундочку, цианистый калий подсыплю и уйду!" Так, что ли?
– Я долго над этим размышлял. Вы хорошо тот вечер помните?
– Отлично! Я пью не пьянея, забыли?
– Ах да. Это я, пардон, напился. Ничего не помню, пришлось слуг опрашивать. Вы рыжую Катерину знаете?
