Он разрезал больное легкое, и это было похоже на то, как режут мясо. Когда он разрезал второе, структура его оказалась иной, в отличие от первого эластичной. Это было невероятно — Алехандро учили, что оба легких должны расти и двигаться единообразно и, следовательно, быть абсолютно одинаковыми. Потому глаза у врача, несмотря на отвращение, испытываемое при виде лежавшего перед ним тела, лучились от счастья, и он был счастлив по-настоящему, ибо теперь узнал причину смерти Карлоса Альдерона.
Здоровое легкое внутри было темным и на ощупь будто покрыто копотью, причиной чему, согласно принятым мнениям, мог быть плохой воздух, которым дышал кузнец. Алехандро подумал, не этот ли воздух и заставил второе легкое создать собственную от него защиту и вырастить твердую оболочку. Но тогда было непонятно, почему же кузнец от этого умер.
Ломая над этим голову, врач раздвинул легкие, обнажив темно-коричневое сердце, тоже твердое, покрытое потеками белесой массы, легко снимаемой, похожей на нутряное сало, которое крестьяне добавляют в корм курам, чтобы те жирели. Сердце походило на то, какое Алехандро видел у животных. Жизнь у кузнеца была спокойная, и Алехандро сделал вывод, что сердце здорово, иначе вряд ли при жизни кузнец не проявлял бы свойств дурного характера. Лечение было тяжелым, но кузнец ни разу не высказал в адрес врача ни одного резкого слова. Посетовав на незнание, Алехандро подумал, что сердце у Карлоса было, наверное, все же великовато, но, возможно, этим и объяснялись его великодушие и доброта.
Он отер тряпкой испачканные руки, затем хорошенько вымыл. Тщательно вытерев их, Алехандро сел за соседний стол и достал письменные принадлежности: изящное перо, бутылочку черных чернил и тетрадь с пергаментными листами в кожаном переплете, его личную «книгу мудрости», как он ее называл. Он получил ее в подарок перед отъездом в Монпелье, в медицинскую школу, как последнее благословение от отца, отдававшего единственного сына в руки христиан, чего отцу, конечно, не хотелось. Но он все же считал, что главное — чтобы сын получил настоящее образование. Алехандро тогда поклялся себе сделать все, чтобы семья, где его отъезду все противились, стала им гордиться; он должен был доказать, что не зря потратил время. Со временем тетрадь заполнилась подробными описаниями и рассуждениями о болезнях, по которым Алехандро себя проверял. Он открыл чистую страницу и тщательно записал и зарисовал все, что увидел у кузнеца Карлоса Альдерона, с тем чтобы когда-нибудь этот его опыт пригодился в лечении нового больного.
Он так увлекся, что не сразу заметил, что мальчишка трясет его за плечо, напоминая, что времени у них мало. Он дописал фразу и, отложив тетрадь в сторону, вместе с помощником довершил неприятное дело, уложив в открытую диафрагму легкие, в то время как ученик принялся пеленать саваном руки и ноги.
Он подошел к окну и сквозь щель в ставне взглянул на солнце, чтобы определить время.
— Солнце скоро сядет, — сказал он мальчишке. — Ночью вернем его в могилу. — Он и сам испытывал огромное облегчение оттого, что задача, заданная им себе, скоро будет выполнена и все останется позади. — Скоро откроем ставни, и вся эта вонь до света выветрится, — добавил он.
Мальчишка ничего не ответил, но согласно кивнул.
Они снова переоделись в крестьянское платье, в каком отправились на кладбище предыдущей ночью, хотя платье это было все в грязи. Одежда, в какой они провели вскрытие, провоняла, от нее несло смертью и разложением — запахи, которые не смоешь самым лучшим мылом, — и потому, увязав в узел, они бросили ее в углу сарая, чтобы сжечь позже, ибо не могли, не вызвав ненужного любопытства, разжигать огонь в такой жаркий вечер.
Они принесли вновь спеленатое саваном тело в сарай, положили на телегу. Тщательно укрыв его сеном, они придали телеге обычный вид, и Алехандро привел мула, которого хотел запрячь, но обнаружил, что мул сотрудничать не желает и строптивый его характер за день лучше не стал. «Вот у кого точно сердце не самое большое», — с раздражением подумал молодой доктор. Пинками и уговорами он все же успокоил животное и, улучив минуту, быстро застегнул под брюхом подпругу.
У мальчишки после долгих часов работы снова разболелась рука, и он принялся ныть и хныкать, жалуясь на невыносимую боль.
Алехандро, которому не терпелось скорей вывести телегу, тем не менее послал его в кабинет за вином. Дожидаясь его возвращения, он сам открыл ворота и вывел телегу на улицу.
Вечерний прохладный воздух был для него как амброзия. Врачу показалось, будто горячий воздух, которым он дышал весь этот кошмарный день, смешавшись с вонью, осел на стенках легких и жжет огнем. Полной грудью он вдохнул сладкую ночную прохладу. Ничего не слыша, кроме собственного дыхания, он не заметил рядом с собой шороха.
— Еврей.
Алехандро замер как вкопанный, услышав молодой женский голос. Как же он мог не заметить, что рядом кто-то есть!
— Еврей! — снова окликнула его она, на этот раз громче и настойчивее.
И не видя лица, он понял, что это та самая девушка, нескромно глазевшая на него днем у колодца. «Вряд ли, — подумал он, — вряд ли она не боится, что нас застанут вместе, особенно ночью». Не говоря ни слова, он поднял глаза, и взгляды их встретились.
— Неужели мужчины вроде тебя все так невежливо себя ведут, когда к ним обращается дама?
Алехандро ответил тихо, умышленно недружелюбно. Он хотел, чтобы намерения его в отношении гостьи были более чем ясны.
— Леди, — сказал он, обратившись к ней с почтением, какого она явно не заслуживала, — мужчины «вроде меня» никак не общаются с молодыми женщинами, если разница в положении столь велика.
Он понадеялся на то, что она решит, будто он говорит, насколько велика пропасть между ним и христианкой, и не поймет истинного смысла его слов.
Она рассмеялась, кокетливо отбросила длинные темные волосы, чтобы он заметил, какие они пышные, и сказала:
— Лично я не считаю грехом пообщаться немного с красавцем, даже если он ни с того ни с сего решил одеваться как нищий. Когда ты утром вышел к колодцу, я решила, что ты хочешь кого-нибудь завлечь. Признаюсь, меня ты завлек. Но сейчас-то в чем дело? Скажи, тебе больные не платят или ты собрался на маскарад?
Алехандро в ответ выдал быстро сочиненную ложь, которая, по его мнению, была похожа на правду:
— Я собрался в одно дальнее место за травами, которые цветут только ночью. Места там дикие, и я не хочу испортить свое платье.
Соблазнительно улыбаясь, она подошла ближе и взялась за ворот его грубой накидки, будто чтобы потрогать ткань.
— Да, это уже не испортишь, — сказала она.
Алехандро напрягся, съежился, и она, видя его неловкость, насмешливо рассмеялась. Она держала его за край накидки и медленно перебирала пальцами, так что вскоре рука ее оказалась почти на уровне его талии, и не отводила глаз, ожидая в его взгляде сигнала. Он же стоял неподвижно, застыв от страха, и мысленно проклинал себя за неосторожность.
Если бы мальчишка был здесь, она устыдилась бы своего поведения и убежала. «Наверняка, — подумал Алехандро, — она не стала бы вести себя так при свидетелях». Он попытался отодвинуться. Где же проклятый мальчишка?
Она нахмурилась, видя, что он не собирается ей уступать, взялась за его пояс и притянула к себе.
— Сеньорита, — заговорил он испуганно, — это не принесет ничего хорошего, ни мне, ни вам. Разве ваш Бог, как мой, не запрещает союз с человеком другой веры?
Рассмеявшись, она ответила:
— Мой Бог запрещает любой союз с любым человеком, даже нашей веры, разве что только выберет его мой отец и одобрит церковь. Приблизься я так к христианину, на меня ополчился бы весь город. Но ты не посмеешь сказать, что я к тебе приходила, ни одной живой душе. Иначе отец потребует твоей смерти, и губернатор уж точно не станет с ним спорить.
— Сеньорита…
Снова рассмеявшись, она добавила:
— Кроме того, говорят, будто евреи любят не так, как христиане, и коли уж мне нельзя проверить, как любит христианин, то почему бы из любопытства не узнать, как любит еврей…
Она продолжала свои заигрывания, и вдруг он почувствовал, что тело его против воли отвечает. «Как ты смеешь меня предавать? — гневно вопросил он у собственного организма. — Тебе понадобились ласки этой шлюхи?»
— Сеньорита, — снова сказал он, — прошу вас, не делайте этого…
Но она и не подумала остановиться. Наоборот, рассмеявшись снова, она скользнула рукой еще ниже, и тогда он схватил ее за руку, оттолкнул от себя. Но от страха схватил слишком сильно, от боли она громко вскрикнула и вырвалась.
Пугливый мул нервно переступал ногами. Загнанный в угол девицей, Алехандро почти не обращал на него внимания, хотя знал, что животное и так испугано. Услышав крик, мул рванулся вперед, вознамерившись во что бы то ни стало избавиться от упряжи. Телега, наехав на что-то, опасно накренилась, и Алехандро с ужасом увидел, как с нее посыпалось сено, а затем запеленатое на скорую руку тело свалилось на дорогу к ногам девицы. Саван тут же сполз, и на нее глянуло лицо Карлоса Альдерона. Мертвый кузнец уставился на девицу своими глазницами, словно не веря, что возможно такое бесстыдство.
