Но у преследователя были свои планы. Как будто почувствовав ловушку, он спрятался в тени крыльца. Роуз кинулась вперед, зажав пистолет в дрожащей руке, и мельком увидела, как он сворачивает за угол. Не задерживаясь, она кинулась в противоположном направлении в первый же попавшийся переулок.
Роуз зигзагами металась по лабиринту узких улочек, ведущих к реке. Но какой бы путь она ни выбирала, ее преследователь, казалось, предвидел ее выбор. Куда бы она ни сворачивала, его тень постоянно была у нее за спиной.
Булыжник сменился грязью, одежда мешала Роуз двигаться. Ветер все еще свирепствовал, складки юбки и плащ путались в ее ногах. Сзади все еще доносился звук шагов. Краем глаза ей удалось разглядеть плащ и темную шляпу. Может быть, ей просто повернуться, прицелиться и выстрелить? Разум подсказывал ей, что так и следует поступить, но к этому времени инстинктивное желание убежать взяло верх. Она была не в состоянии остановиться или что-то сделать, она могла только бежать без оглядки, вцепившись в свои пожитки.
Когда она запыхавшись выскочила на пристань Трех журавлей, часы на церквях Святой Магдалины и Святого Остина начали бить, соревнуясь друг с другом в звучности. Бледная луна освещала реку, причалы и склады на берегу. Прилив был низким, так что она могла видеть плоские и серые, как будто на гравюре, громадины барж, застрявшие в грязи у берега и лежавшие под странными углами.
Роуз стала озираться в поисках кого-нибудь, кто бы мог ей помочь. Но народу было меньше, чем она рассчитывала. Ничего, утешила она себя, по крайней мере, теперь она не совсем одна. Какой-то лысый мужчина привалился к дверям, прижав к груди бутылку с джином. Еще один мужчина в пальто у склада прилаживал бочку к лебедке. За ним две согнутые фигуры сидели у жаровни, но, мужчины это или женщины, Роуз не могла разобрать. Никто не обратил на нее внимания, когда она выскочила из аллеи.
Понадеявшись, что у жаровни сидят сторожа, Роуз крикнула, но они вроде бы не услышали и оставались неподвижными. Она оглянулась на мужчину с бочкой и увидела, как он скрылся в здании склада. Прямо перед ней находились ступеньки, ведущие вниз, к самому берегу. Она сделала шаг вправо, к фигурам у жаровни. Как раз в этот момент лебедка с бочкой громко заскрипела, цепи загремели — от испуга у Роуз разжались руки, и фонарь с саквояжем свалились за край пристани. Она слышала, как они с глухим стуком упали в грязь.
С трудом сдерживая слезы, Роуз побежала вниз по ступенькам доставать свои вещи. Она осторожно ступила одной ногой на берег, но ботинок сразу утонул в мягкой грязи. Потеряв равновесие, девушка упала в жижу.
Несколько секунд она лежала неподвижно. Затем встала и, не обращая внимания на мокрую и грязную одежду, стала всматриваться в темноту. Кажется, ее преследователь исчез. Пульс ее начал успокаиваться, дыхание выровнялось. И хотя опасность вроде бы миновала, ее сердце все еще замирало. Вдруг он затаился в какой-нибудь аллее и выжидает удобного момента для нападения?
Некоторое время она размышляла. Свидание должно состояться на левом берегу реки, значит, ей придется перейти через мост, расположенный примерно в полумиле от этого места. Прилив низкий — возможно, удастся сократить путь, если идти вдоль самого берега по грязи. Берег казался ей более безопасным, чем улицы, где преследователь, возможно, ее поджидает.
Роуз почувствовала, что мужество возвращается к ней. Она забрала свои пожитки и пошла вдоль берега к мосту. Из аллеи, откуда до этого выбежала Роуз, появилась темная фигура и, стараясь держаться в тени, последовала за ней.
Молодого подмастерье, погибшего в ту ночь такой ужасной смертью, звали Ной Праут. В четыре часа утра другой подмастерье Бланшаров пришел его сменить. Обнаружив труп и огромную лужу крови, а также заметив, что драгоценная чаша для охлаждения вина сэра Бартоломео Грея исчезла, он поспешил поднять тревогу. Разбудив своего приятеля-подмастерья, он ринулся в соседний дом и стал барабанить в кухонную дверь с таким усердием, что разбил кулак в кровь.
Прошло не менее десяти минут, прежде чем появился мистер Мэттью в ночной рубашке и колпаке и осведомился, по какому поводу такой шум. Со сна дворецкий не слишком ясно соображал, чему также поспособствовал стаканчик портвейна, выпитый на ночь. Однако внезапный порыв ветра и мусор, полетевший из открытой двери ему в лицо, отрезвили его не хуже, чем вылитое на голову ведро воды.
Дворецкому потребовались одна или две минуты, чтобы понять сбивчивый рассказ подмастерья о практически обезглавленном приятеле и пропавшей чаше для охлаждения вина. После чего мистер Мэттью начал действовать с решительностью, которой его научили пятьдесят лет службы.
— Новости крайне печальные, — объявил он. — Настолько печальные, что придется разбудить Теодора Бланшара.
Оставив бледного и дрожащего подмастерья в своей гостиной, мистер Мэттью поднялся в спальню Теодора. Скромно постучав в дверь и не дождавшись никакого ответа, кроме раскатистого храпа, он осторожно вошел, стараясь не разбудить спящую в соседней комнате Лидию.
Теодор лежал, накрывшись одеялом до подбородка, его остроконечный колпак сполз, закрыв одну ноздрю, и равномерно двигался вверх и вниз при каждом залпе храпа. Мистеру Мэттью пришлось несколько раз с силой встряхнуть хозяина, прежде чем тот пробормотал что-то членораздельное.
Наконец Теодор приподнялся. Выслушав новости, бледный и мрачный, он несколько минут сидел неподвижно. Затем снял колпак и начал крутить его в руках, потом почесал взлохмаченную голову. Все это он проделал молча, не задав ни одного вопроса. Мистер Мэттью даже усомнился, действительно ли хозяин понял, что ему сказали, и не стоит ли повторить.
Но тут Теодор заговорил.
— Мы разорены, — твердо сказал он. — Эта чаша — самый ценный предмет, когда-либо сделанный в нашей мастерской. Надо смотреть правде в глаза — мы разорены.
Если мистер Мэттью и был потрясен его признанием, то ничем этого не показал.
— Разумеется, нет, сэр, — сказал он почтительным тоном, которым всегда пользовался в тяжелые моменты. — Что вы мне прикажете делать с трупом?
— Оставь меня в покое на минуту. Хорошо? — резко ответил Теодор. — Не жди, что я буду об этом думать, когда случилась такая катастрофа. Что я скажу отцу и сэру Бартоломео? Чашу украли как раз накануне того дня, когда ее следовало доставить заказчику.
Прошло немного времени, прежде чем Теодор сумел собраться с мыслями и выдать практические указания. Следовало немедленно известить констебля и магистрат. Отцу он сам все расскажет утром во время завтрака. До этого момента Теодор категорически запретил обсуждать эту трагедию среди слуг.
— И поскольку мы с вами единственные, кто об этом знает, я полагаюсь на вашу скромность, Мэттью.
— Можете не сомневаться, сэр, — сказал мистер Мэттью и слегка поклонился.
Затем с помощью дворецкого Теодор быстро оделся и пошел в мастерскую, чтобы собственными глазами увидеть место преступления.
Обычно Агнесс Мидоус снов не видела, а если и видела, то, проснувшись, ничего не могла вспомнить. Но в ночь исчезновения Роуз Фрэнсис ей мешал спать шторм. Она провела беспокойную ночь и утром проснулась с незнакомым дурным предчувствием. Подушка была влажной, глаза опухли — все это было ей не свойственно. Она смутно припоминала какие-то подробности, но точно была уверена в том, что сон заставил ее плакать.
Сидя в постели, она заметила письмо, которое накануне ей наконец-то удалось извлечь из кармана болезной миссис Тули. И сразу сообразила: то, что она прочитала перед сном, и вызвало ее ночные кошмары. Она взяла письмо со столика и перечитала его.
Туикенхэм, январь 1750 г.
Уважаемая миссис Мидоус!
Я должна была написать вам раньше, но после вашего последнего визита я свалилась с жестокой нервной лихорадкой, вызванной тем, что я попала под страшный ливень, и не могла встать с постели. Лихорадка и потери сознания заставили моего врача потерять всякую надежду на мое выздоровление. Моя сестра Барбара помогала мне присматривать за вашим сыном Питером, который не заразился и пребывает в славном здравии и бодр духом.
Теперь опасность миновала, но голова до сих пор болит, и я должна отдохнуть, пока окончательно не поправлюсь. Питеру нужно больше, чем я могу ему дать в настоящий момент. Я не могу ждать до вашего следующего визита через две недели. Пока за ним присматривает Барбара, но в следующую субботу она должна будет вернуться к своей семье. Вы должны найти какое-то другое место для Питера.
Искренне ваша, Мод КэтчпоулПисьмо одновременно и успокоило, и взволновало Агнесс. Она благодарила Бога, что Питер здоров, но требование миссис Кэтчпоул ставило ее в очень сложное положение. Где она за такой короткий срок найдет другую женщину, которая согласится присматривать за Питером? Ей полагался всего лишь один выходной в месяц, и до него еще оставалось две недели. Ей придется убедить миссис Тули дать ей дополнительный выходной. И, если экономка чувствует себя плохо, добиться этого будет нелегко.
