— Мистер Уорт! — вскричала Тотти. — Хвала Господу, вы целы! Вы… вы герой! Вы вернули мне мою непослушную славную Филиппу.
— Миссис Тоттендейл, я могу положиться на вас? Вы сумеете доставить Филиппу домой? — спросил Маркус.
Тотти приготовилась сказать «конечно». Но Филиппа помешала ей.
— Нет-нет, я хочу остаться с тобой…
— Тсс, — произнес Маркус, целуя ее в лоб. — Есть обстоятельства, которые требуют моего участия… — Он невольно взглянул в сторону Бирна. Тот, завернутый в одеяло, стоял рядом с лордом Филдстоном и выкашливал из легких дым.
Маркус снова взглянул на нее нежным, любящим взглядом:
— Не беспокойся, я еще вернусь. И скоро…
Как выяснилось, это было обещание, и он сдержал его. Поздно ночью, когда она уже спала, он проник в ее комнату через окно. Она ощутила его тепло, его руки, обнимающие ее во сне, потом легкий поцелуй на губах.
— Тсс… — приложил он палец к губам. — Спать, только спать…
Радуясь тому, что он снова с ней, что они оба в безопасности, она мирно и счастливо продолжила свой сон.
Но когда она пробудилась утром, его уже не было.
Его уже не было, но ее удивленный и сконфуженный взгляд уткнулся в лицо Марии Уорт. Совершенно неожиданный персонаж в ее домашней обстановке, в ее личной спальне, наконец, и с самого утра.
— Доброе утро, — произнесла Мария с открытой дружеской улыбкой. На ней был строгий костюм для визитов, ловко подогнанный по фигуре, и очаровательная шляпка, которой Филиппа могла бы залюбоваться, если бы не была так изумлена этим видением. — Скажите мне, миссис Беннинг, — продолжала Мария, — у вас есть сестры? — Она отпила немного из чашки, стоявшей на подносе возле ее локтя.
Изумленная Филиппа в знак отрицания качнула головой.
— У меня тоже нет. Я росла среди шестерых братьев, представьте. Поэтому мне было легко войти в семью Грэма и поладить со всеми. Но я легко могу представить, как надо дружить и с сестрами. Главное — это забота о ближнем.
Филиппа понемногу приходила в себя, вспоминая ночной пожар, свое избавление и возвращение, сон в объятиях Маркуса… Теперь единственным существом мужского пола в ее спальне был славный Битей, вспрыгнувший к ней на постель.
— А-а, Маркус… — просипела она, не узнавая своего голоса.
— О, не стоит пока разговаривать, — посоветовала Мария, приглаживая Филиппе волосы. — Маркус рассказал все о ваших мучениях прошлой ночью. И должна вам заметить: вы либо невероятно простодушны, либо чрезмерно храбры. Скорее — последнее. — Она улыбнулась. — Пойду лучше распоряжусь по хозяйству, вам нужен отдых, и я здесь затем, чтобы вам ничто не мешало.
— Но… скоро мой бал… Тотти… — снова просипела Филиппа своим больным горлом.
— Миссис Тоттендейл полностью согласна со мной, — объявила Мария тоном, не терпящим возражений. — Она теперь внизу, занимается присланными вам цветами и готовит карточки, отменяющие все визиты, пока вы не поправитесь. Что касается вашего бала Беннинг, то до него еще неделя, не так ли?
Филиппа кивнула, надеясь, что успеет всунуть Марию в список приглашенных, пока та еще не успела заметить этот печальный пробел.
— Если вы пожелаете, я могу помочь вам с приготовлениями… Но если нет, я все пойму. У меня не такой тонкий вкус, как у вас… и я не хочу вам напортить.
Энергично помотав головой, Филиппа просипела:
— Нет, вы будете весьма полезны.
Мария ответила ей довольной улыбкой и потрепала ее по руке. Филиппа не имела привычки уступать кому-то контроль над событиями, особенно если речь шла о таком важном деле, как бал Беннинг. Но сейчас она была выбита из привычной колеи, и потому ей нужна была чья-то помощь. А на Марию она вполне могла положиться.
— Мы послали за доктором, — сказала Мария, глядя на нее с материнской лаской. — А пока его нет, вы можете еще поспать. — Она повернулась, чтобы уйти.
— Погодите, Мария, я должна извиниться…
— Ради всего святого, за что? — удивилась Мария, заботливо подтыкая покрывала, чтобы ей не дуло.
Филиппа могла бы сказать за что. За то, что была жестока, за то, что считала себя выше других. За то, что отвергала искреннюю дружбу, которая была совсем рядом.
Но вместо того чтобы пуститься в объяснения, которых Мария явно не желала слышать, Филиппа просто улыбнулась устало и прошептала:
— Благодарю вас за все.
— Люди должны помогать друг другу, а друзья — тем более, — ответила Мария, мигая увлажнившимися глазами.
Минуло четыре дня.
Четыре долгих и мучительных дня без единой весточки от Маркуса. Приходил доктор. Он сказал, что с ее горлом будет все прекрасно. Просто наглоталась слишком много дыма. Он прописал ей чай с медом и приказал поменьше разговаривать.
Филиппа позволила Марии и Тотти возиться с ней как с маленькой: поить чаем с ложечки и взбивать подушки.
У Филиппы не было пока четкого представления о программе своего бала Беннинг, и она была счастлива, когда Мария удачно подсказала ей ряд деталей. Ее собственная мать, казалось, совсем не думала об этом событии.
Странно, но она давно уже не давала о себе знать. Ее безразличие больно задевало сердце Филиппы.
Цветы поступали в ее дом чуть ли не возами. Ее гостиные и холлы утопали в цветах, она получила карточки от всех, от кого только возможно. Всех волновало ее самочувствие. Но ее мать, судя по всему, пребывала в неведении относительно последних событий.
Нора навестила ее только однажды, а мать Норы — дважды. Она плохо разбиралась в серьезных предметах, а сплетни, которые она принесла, были малоинтересны. Побывала у нее и миссис Херстон, удивив Филиппу своей чувствительностью и слезами, которыми она ее оросила.
Тотти и Мария были постоянно с ней во время этих малых визитов, ограничивая их по времени и следя за странным калейдоскопом сплетен, рекомендаций и планов относительно предстоящего бала Беннинг. Казалось, что все ищут внимания Филиппы.
Она была бы весьма рада всему этому интересу и суете вокруг нее, если бы это не было так утомительно. Одна половина лондонского общества просиживала в ее гостиных, другая — оставляла там свои карточки с благими пожеланиями. Но тот, кого она так мечтала увидеть, все не являлся. Филиппа решила, что виной тому неотложные дела государственной важности в Военном департаменте, брифинги с Филдстоном и так далее. Но не мог же он вечно оставаться в стороне от нее? Она надеялась хотя бы на обычную карточку с дежурными словами. Придется ждать, решила она.
Неожиданно явился другой важный визитер.
— Должен вас обрадовать, Филиппа, о вас говорят сейчас в каждом доме, — сообщил Бротон, усаживаясь на кушетку в нижней розовой гостиной. Он явился уже далеко после полудня, когда все посетители умчались готовиться к разным вечерним развлечениям. Она подозревала, что он выбрал это время нарочно, чтобы объясниться наедине. — Если вы еще не были королевой сезона, то теперь вы ею стали, — изрек он, вытягивая ноги и скрещивая их в лодыжках для пущего удобства. — Все говорят, что вы спасли жизнь Веллингтону или хотели спасти, что-то в этом роде. Я со своей стороны уверен, что вы оказали неоценимую помощь британской короне. Это во многом извиняет ваше поведение.
— Мое поведение? — равнодушно переспросила Филиппа, поглаживая своего любимого шпица. Ее горло почти пришло в норму, но доктор по-прежнему советовал ей говорить как можно меньше.
— Разумеется. Я гонялся за вами по замкнутому кругу, вы то приближали, то отдаляли меня. Я должен был угадывать место следующего свидания и строил надежды, и… ничего. — Бротон с осуждением посмотрел на нее. — Должен признаться, мне это не слишком нравилось.
Значит, он явился прочитать ей нравоучение, подумала Филиппа. Объявить о разрыве отношений. Что ж, она хорошо повеселилась, водя его за нос.
Бротон встал с решительным видом, и Филиппа приготовилась выслушать его приговор.
— Однако мне никогда не приходило в голову, что вы можете быть замешаны в большой политике и что вам угрожает опасность. Теперь я принял окончательное решение — вы должны стать моей женой. Я делаю вам предложение по всей форме.
Филиппа моргнула от удивления. Даже Битей нетерпеливо поднял голову с подушечки, прислушиваясь.
— Полагаю, что и в браке мы могли бы сохранить отношения, обеспечивающие известный уровень свободы для нас двоих и в отдельности, — продолжал он. — Раз уж все равно нужно когда-то жениться, я бы предпочел сделать это теперь, завоевав первую леди сезона, прославившуюся не только на бальном паркете, но ставшую героиней, удостоенной благодарности высочайших особ. — Шагнув вперед, он склонился перед креслом, в котором она восседала. — Соглашайтесь, Филиппа. Должен же кто-то взять на себя заботу о вас!
Закончив свой спич, он застыл, выжидая.
