– Если он направляется во Францию, то вполне может отплыть из Топшема. Это ближайший порт, и там же стоят корабли Джозефа, которыми он может воспользоваться.
Они повернули лошадей и выехали из ворот на дорогу. Им пришлось сделать круг, снова проехав через деревушку, чтобы, удаляясь от Эксетера, вновь попасть на дорогу, которая шла вниз по течению реки от Холлоуэя до Топшема.
Едва они скрылись за поворотом, как на дороге появился Томас. Ему ничего не оставалось, как снова послушно следовать за кавалькадой. Ветер подгонял его в спину, и он задрал голову, чтобы взглянуть на небо. Его прозрачная зимняя голубизна вот-вот должна была смениться оттенками черно-синего цвета – это с севера наползала огромная туча, закрывшая уже полнеба. Томас вздрогнул и плотнее натянул на свои сгорбленные плечи тоненькую накидку, а его пони устремился за виднеющимися вдалеке конниками.
Топшем располагался в каких-то трех милях дальше по дороге, и примерно через двадцать минут преследователи въехали на его единственную улицу, которая тянулась вдоль реки, упираясь в небольшую гавань. Здесь стоял длинный, крытый соломой склад, принадлежащий Джозефу, а ближе к кромке воды лепились многочисленные хижины, лачуги и сараи.
Каменный причал был коротким, способным вместить одновременно не более двух кораблей, но во время высокого прилива тянувшиеся по обеим его сторонам покато снижающиеся, покрытые грязью склоны Экса позволяли принимать и разгружать мелкие суденышки. В сотне ярдов поодаль, на другом берегу реки, на многие мили раскинулись поросшие камышом болотистые пустоши, за которыми вдали виднелись Эксминстер и Паудерхэм.
Ральф Морин натянул поводья, остановив коня у самого края бухты, и взглянул вниз на приземистое небольшое судно, пришвартованное у каменного причала канатами, привязанными к трем кнехтам. На палубе сидели мужчина и мальчик, занимаясь починкой парусов, и было совершенно очевидно, что в ближайшее время корабль никуда не отплывет. Констебль повернулся к Ричарду де Ревеллю и коронеру, за которыми сгрудились остальные участники погони.
– Если они отплыли отсюда, то их уже и след простыл, – крикнул он.
Гвин посмотрел на, реку. Грязная вода, бурля и пенясь, стремилась вниз по течению, хотя уровень ее был достаточно высоким, и два суденышка, стоявшие на якоре выше гавани, оставались на плаву, натягивая швартовые канаты.
– Прилив миновал верхнюю точку примерно час назад, – объявил он, затем натянул поводья своей кобылы и пустил ее рысью к дальнему концу причала. Остановившись, он приложил руку козырьком к глазам, чтобы прикрыть их от слепящего зимнего солнца, которое висело над самым горизонтом на западе, прямо над устьем реки. – Там какой-то корабль, он идет с отливом вниз по течению. Он поднял все паруса и при таком ветре выйдет в море меньше чем через час.
Ветер и в самом деле крепчал, посвистывая на голых склонах гавани, сдувая с них в воду сухие листья и мусор, поверхность воды на реке подернулась мелкой рябью.
Джон шагом подъехал к причалу и окликнул работающую на палубе парочку:
– Что это за судно там, ниже по реке? – требовательно спросил он по-английски.
Старший из двух, седобородый моряк, непонимающе посмотрел на него, а потом перевел взгляд на юношу. Мальчик прокричал коронеру в ответ:
– Он говорит только по-бретонски, сэр. А судно называется «Святой Нон».
Джон мгновенно перешел на западное валлийское наречие, которое практически ничем не отличалось от бретонского.
– Куда оно направляется?
Бородач, обрадованный знакомой речью, ответил, стараясь перекричать свист ветра:
– Оно везет шерсть в Сен-Мало, сэр. Хотя шкипер был совсем не в восторге от того, что пришлось отплыть в такую погоду! – Он поднял голову и ткнул в небо своей огромной матросской иглой. Все, кто его слышал, последовали его примеру и обратили взоры к небесам. Зловещая мрачная туча уже добралась до зенита, и северная половина неба потонула в непроглядном мраке. Налетающий резкими порывами пронзительный ветер принялся швырять в них снежной крупой пополам с дождем.
– Он взял с собой пассажиров, добрый человек? – задал вопрос и шериф, не желавший уступать пальму первенства в этом деле своему зятю.
Поскольку он не говорил по-бретонски, отвечать пришлось мальчику.
– Да, сэр, торговца вином и двух леди. Вот почему Мэтью, шкипера и владельца, удалось убедить отплыть.
– Что ты хочешь сказать – «удалось убедить»? – прокричал де Ревелль.
Мальчик быстро заговорил со стариком, который хитро оскалился и многозначительно постучал себя пальцем по носу. Парнишка обернулся к шерифу.
– Деньги, сэр. Торговец вином предложил шкиперу большие деньги. Он сказал, что ему срочно необходимо переправиться через Ла-Манш:
Ричард де Ревелль, в свою очередь, повернулся к своим спутникам.
– Он на борту того корабля, черт бы его побрал. Мы можем что-нибудь сделать? – Шериф с трудом сдерживал бешенство, ведь добыча ускользнула у него из-под носа в самый последний момент.
Все посмотрели на Гвина, единственного среди них, кто имел опыт мореплавания. Он снова бросил взгляд в низовья реки, где «Святой Нон» с каждым мгновением уменьшался в размерах, и покачал головой.
– Ни малейшего шанса, разве что кто-нибудь сможет убедить шкипера бросить якорь, пока корабль еще не достиг устья реки.
– Есть ли надежда, что всадник на быстром коне сможет перехватить его до того, как он выйдет в открытое море? – нетерпеливо спросил коронер.
И снова на лице Гвина отразилось сомнение.
– Ветер дует ему прямо в корму, так что корабль идет полным ходом, да еще отлив помогает ему. Хотя эти купеческие корабли, в сущности, не слишком ходкие старые корыта, в таких условиях он не уступит в скорости лошади, идущей рысью.
Шериф в отчаянии перевел взгляд на удаляющееся судно.
– А что, если лошадь поскачет галопом? Морин, пошли своего лучшего всадника вниз по берегу реки, пусть он попытается приблизиться к кораблю на расстояние слышимости и прикажет ему остановиться. Ты понял? – заревел он. – Мне плевать, если он загонит коня. Останови этот корабль!
Констебль Рогмонта, чертыхаясь про себя, поскольку считал это бесполезной затеей, решил попытать счастья сам, а не посылать стражника. Он вонзил шпоры в бока своего огромного чалого жеребца и помчался по дороге, которая вилась вдоль восточного берега реки по направлению к далекому Эксмуту. Через несколько минут он скрылся из виду за низкорослым чахлым кустарником и карликовыми деревьями, росшими по обочинам дороги.
Когда он ускакал, появился на своем пони Томас де Пейн и присоединился к остальным. Он успел расслышать, как Гвин проворчал:
– Бесполезно. Ему ни за что не заставить шкипера лечь в дрейф, даже если и удастся приблизиться на расстояние слышимости.
Феррарс, который, так же как и шериф, горел желанием заполучить Пико, попытался продемонстрировать оптимизм.
– Устье реки очень узкое, ширина канала между Даулишем Уорреном и Эксмутом не превышает нескольких сотен шагов.
Длинная песчаная коса, поросшая травой и кустарником, далеко протянулась от западного берега, оставив Эксу узенький проход между собой и противоположным берегом.
На Гвина слова Феррарса не произвели впечатления.
– Даже если констеблю удастся привлечь их внимание, ему не перекричать ветер, чтобы его услышали на воде. Да и, в конце концов, может статься, что шкипер не захочет ложиться в дрейф. Это может быть очень опасно, рядом с отмелью, да еще во время отлива и при таком-то ветре.
– Особенно если ему заплатили приличную сумму, чтобы он не останавливался, – цинично прибавил коронер.
Поскольку им больше ничего не оставалось делать, всадники проехали к дальнему концу гавани и сгрудились с подветренной стороны склада, ища укрытия от безжалостного ветра и усиливающегося дождя со снегом. Оттуда они могли видеть белый парус «Святого Нона», который находился теперь от них на расстоянии добрых трех миль, приближаясь к устью реки. Хотя, как справедливо заметил Гвин, корабль был коротким и широким, с единственной мачтой и напоминал, скорее, бочонок, он буквально вспенивал воду, зарываясь носом в волну благодаря штормовому ветру, наполнявшему его паруса.
Реджинальд де Курси осадил свою лошадь, со смешанным чувством следя за удаляющимся судном.
– Хотя я очень сожалею о том, что этот хитроумный малый удрал, должен сказать, что его следует поблагодарить за то, что он избавил мир от присутствия того негодяя, который стал причиной гибели моей дочери, – сказал он, словно бы про себя.
Рядом с ним непривычно трезвый Хью Феррарс что-то нечленораздельно пробормотал в знак согласия.
– Может он оказал нам всем услугу, в конце концов, хотя я лично предпочел бы прикончить эту свинью Фитцосберна на поединке, после того, как он предстал бы перед судом.
