Вся Южная бухта была затянута обычным в это время года туманом, сквозь который были слышны гудки пароходов. Слева, у Корабельной бухты, в тумане вырисовывались черные контуры новых броненосцев. Оттуда доносился грохот паровых лебедок и страшная ругань — это свозили на берег корабельное имущество. Выше, на горе, виднелись громадные корпуса Лазаревских казарм. Яличник, перевозивший Артемия Ивановича от Графской пристани, подробно объяснил ему, как найти Рылло, но везти к самому пакгаузу напрочь отказался. Артемий Иванович понял только, что ему надо держать путь вдоль берега Южной бухты направо, до какой-то не то балки, не то слободки. Путь оказался нелегок, зато по дороге хмель окончательно выветрился из Артемия Ивановича. Весь берег был застроен и загроможден бесчисленным множеством сарайчиков, хибар, огородов, перегорожен заборами, из-за которых на Артемия Ивановича бросались собаки, так что ему то приходилось то обходить препятствия под самым обрывом, чавкая по совершенно белой севастопольской грязи, то пробираться берегом, между лодок, пристаней, рыбачьих сетей и всякого ржавого железного хлама.
Именно к интенданту Рылло и держал путь Владимиров. Этот пакгаузный надзиратель слыл среди портовых рабочих чудаком, потому что хозяйство его состояло из большого амбара при мастерской, куда сваливали всякое барахло, однако являлся туда исправно каждый божий день, даже по воскресеньям, делая исключения только для праздников и табельных дней. В праздники же и по табельным дням он рыскал вдоль необъятных берегов Севастопольских бухт и бухточек, выискивая и стаскивая к себе на склад разнообразное брошенное за ненадобностью или по недосмотру имущество морского ведомства, не брезгуя при этом и имуществом коммерческих учреждений и частных лиц. Частные лица, главным образом севастопольские рыбаки и яличники, а также местные татары из уважения к местной достопримечательности и ветерану обороны его не били, хотя Георгий Константинович в этом вопросе вел себя совершенно как Плюшкин и выручить обратно свою вещь, если она уж попала к нему на склад, было вовсе невозможно. По утверждению яличника, к г-ну Рылло попали и четыре лодки, предназначенные для изготовления бакенов, одну из которых вполне можно будет заменить парочкой корпусов от мин заграждения, которых у Рылло видимо-невидимо. Яличник рассказал, как месяц назад на торпедных стрельбах в Балаклавской бухте утонули три самодвижущихся мины и как водолазы со всего флота искали их неделю. Две нашли, а третья, как утверждал севастопольский полицмейстер Плетнев, наверняка находится у того же Рылло на складе.
Найдя на портовых задворках заветный сарай, Артемий Иванович без стука отворил огромную скрипучую дверь и вступил в полумрак помещения, напомнившего ему заваленный хламьем чердак петергофской гимназии, на котором он в бытность там классным надзирателем прятался после выпуска от гимназистов, жаждавших намылить ему шею.
— Мне бы лодочку прикупить подводную, — сказал Артемий Иванович в пустоту.
Из темноты раздалось энергичное кряхтение и на свет явился г-н Рылло собственной персоной, невысокого роста, коренастый старик в морской шинели и в фуражке времен севастопольской обороны. На длинном подвижном носу ветерана красовалась огромная круглая бородавка с торчащими во все стороны седыми волосами, напоминавшая плавучую морскую мину.
— Может, шинельку адмирала Нахимова желаете? — спросил Рылло, подслеповато разглядывая пришедшего. — Вот она, шинелька, на мне. Извольте видеть, даже кровь адмиральская на воротнике, еще не отстиралась.
— Нет, мне лодку нужно подводную, системы Джевецкого, — Артемий Иванович скосил глаза на страшную волосатую бородавку.
Старик отступил в темноту, в темноте что-то зашуршало, упало с жалобным звоном и покатилось в дальний конец пакгауза, а из темноты вынырнул Георгий Константинович, держа в руке что-то, похожее на хомут, только почему-то из красного дерева.
— Стульчак с яхты «Ливадия». Царский, на обратной стороне вензель. Всего за рупь с полтиной.
— Зачем он мне нужен, стульчак ваш? — опешил Артемий Иванович.
— Не мой, а покойного государя батюшки.
— Мне бы все-таки лодочку.
— Упрямый вы какой болван, — расстроился Георгий Константинович. — Ну да ладно. Пойдемте, покажу. Всего одна осталась. С руками отрывают.
— Сколько возьмете?
— Десять.
Цифра в десять тысяч рублей неприятно поразила Артемия Ивановича, который уже сильно потратился и не знал, найдется ли у него такая сумма.
— Да у меня и денег таких нет.
— Ну и жмот же вы, господин хороший. А сколько у вас есть?
— Ну, пять, может быть, найдется.
— Черт с тобой, крыса сухопутная, — проворчал Рылло. — Грех упускать, коли само в руки плывет. Может быть полтинничек накинете? Все-таки имущество казенное. Нет? Ну и ладно, давайте ваши пять рублей. Только я вас должен для порядку в книгу записать.
Интендант подвел Владимирова к своему столу и спросил, ткнув грязным пальцем в маленькое ржавое ядро, придавливавшее бумаги на столе:
— А вот, не желаете ли ядрушко английское? Лично мне самому этим ядром чуть голову не снесло. — Рылло снял нахимовскую фуражку и перекрестился.
— На кой оно мне? Разве что орехи колоть…
Георгий Константинович укоризненно вздохнул и раскрыл огромную пыльную книгу, столь древнюю и столь толстую, что если бы на первой странице Артемий Иванович увидел бы запись «Получено от г-жи Евы Боговны Адамовой 3 рубля за райское яблочко», он ничуть не удивился бы.
— Вот тут вот есть у меня особая графа, — ткнул пальцем в желтый лист Рылло. — Как ваша фамилия?
Артемий Иванович замялся. Он не мог без особой надобности врать при заполнении официальных бумаг.
— Владимиров Артемий Иванович, — сообщил он после некоторых колебаний.
— Для себя покупаете или для какого барина? — поинтересовался интендант, шмыгнув носом, и бородавка зашевелила волосами.
— Для генерала Черевина, — с дрожью в голосе произнес Владимиров, отступив на шаг.
— Так и запишем: «для генерала Черевина», — заскрипел пером по бумаге Георгий Константинович. — А с какой целью?
— Наследника убивать.
— Ха-ха! Ну вы, батенька, шутник. — Рылло даже покачал головой. — Вот тут у меня помещик Волынский покупал лодку, так хотел тайно к своей соседке во время купания подкрасться и ей незаметно своего наследника сделать через перископ.
— Через перископ можно, — сказал Артемий Иванович. — Через перископ не заметит. Но естественным образом надежней. Мы же не рыбы какие, чтобы в воде размножаться.
— А теперь прошу внести денежки и пойдемте глядеть на лодку.
Артемий Иванович развернул тряпицу и тут интендант вдруг закричал, гневно выпучивая глаза:
— А говорили, у вас денег нет!
— Это не мои, — пояснил глупому интенданту Владимиров. — Это деньги казенные, выданы мне самим директором Департамента полиции.
— Так вы из полиции? — испугался вдруг Рылло. — От полицмейстера Плетнева? Торпеду я вам не отдам. У меня ее нету. Она сам ко мне в пакгауз заплыла. Смотреть надо, куда стреляете.
— Ну что вы, разве я похож на полицейского?
Георгий Константинович утвердительно кивнул.
— Глупости это все, — сказал Артемий Иванович, почувствовав себя сразу значительно увереннее. — Извольте получить червончик. Сдачу в размере четырех рублей пятидесяти копеек оставьте себе на водку. Ну, где тут у вас лодка?
Рылло принял червонец и долго рассматривал его при свете керосиновой лампы, потом упрятал красненькую в ящик стола и повел Артемия Ивановича в противоположный конец пакгауза, где большие ворота на намертво заржавевших петлях вели на гнилую деревянную пристань. Покинув склад через небольшую калитку, они подошли к дальнему задранному краю пристани, у которого стоял небольшой грязный угольщик. Артемий Иванович критически оглядел прилегающую к пристани акваторию, но кроме плававших в большом маслянистом пятне мусора и пены и ржавой полузатонувшей железной бочки с открытым для наполнения мазутом отверстием, привязанной за кольцо к свае, ничего не обнаружил.
Чуть дальше в сторону горловины Южной бухты и Лазаревского адмиралтейства на воде лежало какое-то странное круглое судно, похожее на сковородку с двумя трубами и сохнущим бельем на веревке между ними.
— Что это? — спросил Артемий Иванович, и ужас от того, что видимое им сейчас несуразное судно может оказаться подводной лодкой, нахлынул на него.
— Наша «поповка», — пояснил старик интендант. — Вторая на ремонт пошла в Николаев.
Артемий Иванович сглотнул слюну. Он хорошо знал, что такое «поповка». Не далее, как нынче на пароходе он приговорил две бутылки «поповки». Но никогда в жизни он не слышал, чтобы какая-либо водка ходила на ремонт. Единственным разумным объяснением было, что это круглое судно служило цистерной и в Николаев водку отвезли рабочим ремонтных мастерских.
