— Готов, готов, барыня, — поспешил ответить Гришка. Впервые Тоннер видел его трезвым и гладко выбритым. — Сию секундочку, уже несу.
— Когда увидела Васю, подумала: не жилец. Лицо серое, ноги распухшие, меня не узнал. Решилась забрать с собой, пусть уж в Носовке помрет, среди родных. Но он постепенно очухался.
«Отдавать под суд, — сказала я ему, — тебя не хочу. Семье позор не нужен. А Носовка не наша, она Митина. Так что, Вася, жениться тебе нельзя. Никогда! Чтоб других наследников не было».
Вася плакал, раскаивался, икону целовал. На том и порешили. Девок портить ему не запрещала, а чтоб сиднем не сидел, разрешила охотиться.
— А как Никодим здесь оказался? — спросил помолодевший лет на десять Тоннер (бакенбарды обгорели, и их пришлось сбрить).
— В горячке Вася никого не подпускал, только его. Дала взятку, чтоб Никодима из солдат комиссовали по болезни. Егерь из него получился неплохой: лес хорошо знал, в охоте разбирался. Правда, подлец, настойки гнал, но божился, что исключительно для себя.
Так и жили. Митя рос. Я его не баловала, держала в строгости. И учиться заставляла. Если лодырничал — секла розгами, оттого такой славный и вырос.
— Да уж! — не сдержался Угаров.
— Я еще не закончила, потерпите. Вася Митеньку вроде любил. Играл, учил тому, что сам умел: на лошади ездить, стрелять. Всегда повторял, что грех перед сыном и Катей искупит. Церковь исправно посещал, молился подолгу. Видно, просил Господа, чтоб меня побыстрей прибрал.
Маша умерла неожиданно; я, как ее похоронила, начала сдавать: то спину не разогнуть, то с кровати не встать. Видеть плохо стала, читать только на солнышке могла. Продиктовала письмо Ольге, в монастырь. Она от дел по старости отошла, доживала простой монашкой, но пользовалась большим уважением. Попросила мне компаньонку подобрать, женщину не старую, но и не молодую.
С ответным письмом приехала Настя. Сестра прислала дальнюю родственницу, оставшуюся без всяких средств к существованию. Видела я все хуже и хуже, спросила Настьку про возраст. Та соврала: «Сорок», — а я, слепая, разглядеть-то и не смогла.
Поначалу Настя мне понравилась. Указания выполняла беспрекословно, болтовню мою старушечью с утра до вечера слушала, книжки вслух читала. И в хозяйстве толк знала. Я нарадоваться не могла: думала, оставлю дом в надежных руках. А она за моей спиной уже крутила с Васькой.
Настя долго расхваливала какого-то доктора. А мне все хуже и хуже было: пусть, думаю, приедет, чем черт не шутит. Явился — не запылился, осмотрел, прописал микстуру. Не соврала Настя, боли прекратились сразу, только спать я стала целыми днями и не соображала ничего. Даже если проснусь, все равно как во сне. Чем ты, подлец, меня потчевал?
Глазьев приподнялся было.
— Лечение назначила сама Настя, Глазьев микстуру только готовил, — пришел на помощь Тоннер.
— Антон Альбертович, — вступил в разговор Терлецкий. — Вы с Анастасией прежде знакомы были?
— Б-был, — заикаясь, ответил Глазьев. — Матушку ее пользовал, когда та умирала. Они хоть и дворяне, а бедненько жили. А потом у Насти внезапно двухэтажный дом появился…
— На содержание пошла?
— Всякое говорили. А правда неожиданно открылась. В этом доме господа всякие бывать любили. В карты играли, вино пили. Особенно привечали приезжих с толстым кошельком. Настя в спиртное им мою микстуру подливала…
— В доле были? — спросил Терлецкий.
— Нет. Попросила якобы для себя. Жаловалась, что после застолий долго заснуть не может. Приезжий утром просыпался в кровати с Настей. Она нежно целовала его в щечку, заверяла, что мужчина был великолепен, хотя тот ничегошеньки не помнил. Подавала завтрак и вдруг выглядывала в окно. Изображала испуг, мол, жених подъезжает, одевайтесь да убирайтесь побыстрей, век вас не забуду. Незадачливый господин уходил восвояси и только потом обнаруживал, что остался без копейки.
Так продолжалось почти год, пока не нарвалась красавица на полицейского чина. Приехал тот в штатском, место службы на лице не написано. Обошлась с ним как обычно, только тот рассусоливать не стал, нагрянул с казаками. Настя сумела сбежать, но деньги ей прихватить не удалось. В тайнике большую сумму нашли и драгоценности. Петушкову искали, описание по городам и весям рассылали, да без толку.
— В монастыре спряталась и втерлась к Оленьке в доверие, — сообразила старуха.
— Вам Настя поручила умертвить Анну Михайловну? — спросил у Глазьева Терлецкий.
— Нет, нет, Василий Васильевич против был, — пояснил Антон Альбертович. — Говорил, мать убить не позволю. Я настойку слабенькую делал.
— Сядьте пока! — велел Терлецкий. — С вами после разберемся. Простите, Анна Михайловна, я перебил вас на полуслове.
— У Васьки с Настей дело к свадьбе шло. Но он опять проигрался в Петербурге, а почему Настька с ним не поехала, даже и не знаю…
Митя покраснел: те две недели Настя посвятила другому возлюбленному. Они катались на лошадях, уединялись в беседке, весело болтали о всякой ерунде. Настя захотела отдохнуть от надоевшего Северского и отказалась от путешествия в столицу, сказавшись больной.
— Василий вернулся раздавленный. Не знал, как рассчитаться с Юсуфовым. Тот долг-то выкупил, Ваське отсрочку дал, да что толку, если имение не заложить, не продать, ничего с ним не сделать? Я бы выход нашла, но меня продолжали гадостью травить.
Настя надоумила Ваську жениться на соседке: «Пусть имение выкупит, вроде как приданое, а через месячишко мы и ее микстурой угостим. Ты, Васенька, только матушку убить не можешь? Чужую тетеньку тебе жалко не будет?» Я, конечно, не все их разговоры слышала, но суть знала.
Митя закрыл глаза руками. Он и не догадывался о Настиных коварных планах! Обольстительница уверяла, что вскоре они поженятся, но торопиться некуда: «Тебе, Митя, еще и шестнадцати нет». И продолжала жить и с ним, и с князем.
— На всякий случай Настька управляющего сменила. Преданного мне выгнала и вызвала своего дядюшку, Петушкова. Васька-то слабоволен, вдруг не решится жену убить? Так хоть чем поживиться! Урожай прошлогодний в убыток продали, а разницу себе в карман положили. Я-то знаю, при мне, гад, докладывал. Не стеснялись старухи! Где, кстати, подлец?
— Здесь я! — раздался тоненький голосок с края стола.
— Как здесь?! — вскочила Елизавета Северская. — Я же вам выметаться велела! А ну-ка вон!
— Не горячись, Елизавета Петровна! — схватила ее за руку свекровь. — Пусть сперва вернет все до копеечки. Выгнать всегда успеем! Павсикакий Павсикакиевич, приставьте-ка к нему молодцов, чтобы не сбежал.
Урядник сидел удрученный. Все болваны исправники виноваты! Посадили ямщика-поджигателя на козлы, а лиходей в тюрьму не захотел, около заросшего оврага сиганул вниз. Пока тормозили, пока вылезали и бежали назад, его и след простыл. Документы были оформлены на двух арестантов, и никогда не унывавшие Степан с Порфирием принялись обсуждать, не сдать ли в тюрьму вместо беглеца кучера Ерошку. Парнишка не долго думая последовал примеру старшего товарища, а Николай на ямщика никак не походил. Пришлось возвращаться обратно.
Разгневанный начальник наградил их обильной порцией затрещин, и теперь с синяками на лицах исправники стояли у стены, охраняя Тучина. Тот наотрез отказался ехать еще раз в тюрьму, увидев Угарова без сознания.
— Выполнять! — скомандовал Киросиров.
Исправники с удовольствием выдвинулись к столу. Может, из еды что перепадет?
— Анна Михайловна! — обратилась к старой княгине невестка. — Вы сказали, меня через месяц после свадьбы отравить собирались.
— Да, — подтвердила старуха, — отравить или утопить, разные способы обсуждали. А я тебя предупредить пыталась! Помнишь, на свадебном обеде? Но договорить мне не дали. Объявили сумасшедшей и в рот микстуры натолкали.
— Почему же князь подлил зелье в шампанское в первую ночь? — недоуменно спросила Элизабет.
— Планы у злодеев изменились внезапно, — поднялся со стула Терлецкий. — Как только вы поручили Павлу Игнатьевичу отправить Настю восвояси, она решила не медлить.
— Я и поговорить с этой девицей не успел, — заметил управляющий.
— Зато успел князь. И предложенные Елизаветой Петровной пять тысяч Настю не устроили, ведь вексель для выкупа имения лежал в бюро. А самого Василия Васильевича жена хотела наутро увезти в Петербург. За время медового месяца слабовольный князь мог забыть и про любовницу, и про ее злодейские планы. Потому действовать Настя решила немедленно, пока Северский в ее руках. У нее возникла новая идея: князь обещал гостям охоту. Собирались, помнится, сперва на зайцев?
— Да, — подтвердил генерал.
— Но вечером Северский сказал, что пойдем на кабана. Гонимый собаками вепрь способен проткнуть клыками любого, кто попадется на его пути. А встретиться ему должна была Елизавета Петровна!
