Поляк с Артемием Ивановичем посещает Дарью и требуют, чтобы Дарья не отпускала Васильева никуда ночью. Она говорит, что он и не уходит никуда. Присутствует доктор Джон Уилльям Сандерз (29 лет, член Королевского гинекологического общества), медицинский надзиратель в Бетнал-Гринском лазарете, и в лазарете Сент-Джордж-на-Востоке). Сейчас он работает в Бетнал-Грин и договорился с Васильевым, что будет поставлять для абортария клиенток за некоторый процент. Пришел же он, чтобы осмотреть условия для абортария, так как ему совсем не улыбается пойти на скамью подсудимых в случае неудачного исхода какой-нибудь операции из-за нарушения санитарных условий. Пока Фаберовский разговаривает с Дарьей, Артемий Иванович пронюхал про то, что здесь затевается.
Инструмент приехал вместе с Дарьей.
Поезд подземки, грохоча в туннелях и шатаясь на стрелках, вез в купе первого класса через весь Лондон в Уайтчепл двух негодяев. Вальяжно развалившись на мягком диване, Владимиров тихо дремал, то и дело клюя носом, а поляк читал утреннюю прессу, купленную у уличного разносчика.
– Какая чушь! – возмутился Фаберовский и с негодованием закрыл «Таймс». – Этот доктор Уинзлоу лезет не в свое дело! Помыслить только! Он убежден, что Уайтчеплский убийца происходит вовсе не из того класса, к которому принадлежит Кожаный Фартук, а из высших слоев общества, и является религиозным фанатиком. Лучше бы этого доктора посетила мысль, что такое чудовищное преступление мог совершить только фанатик революции!
– От докторов здесь в Лондоне одно зло, – заключил Артемий Иванович, встрепенувшись. – Что ни доктор, то как кость в горле.
– Еще неизвестно, какие сюрпризы ждут нас сегодня на дознании, – сказал поляк.
Поезд вынырнул на свет божий и кондуктор попросил покинуть вагоны. Они вышли со станции подземки и направились к уже хорошо знакомому им зданию Института Рабочих Парней. По случаю открытия здесь коронером Бакстером дознания по делу женщины, которая была найдена убитой в заднем дворе дома 29 по Ханбери-стрит, Спитлфилдз, зал Александры, где заседал суд, был переполнен, и, вследствие большого числа людей, подходы к зданию пришлось охранять множеством полицейских констеблей.
Поляк не ожидал такого ажиотажа, он хотел поспеть к тому моменту, когда присяжные вернутся из морга, посмотрев на тело убитой, и приступят уже непосредственно к слушанию свидетелей. Им пришлось буквально с боем прорываться ко входу, поляк даже приложил несколько раз особо нахальных зевак по спине своей тяжелой тростью, и если бы не инспектор Пинхорн, вышедший покурить на крыльцо, констебли бы ни за какие шиши не согласились пропустить их внутрь на глазах алчущей попасть в зал толпы.
– Сегодня вы наблюдаете за делом от имени полиции? – спросил поляк, когда по требованию Пинхорна полицейские пропустили их с Владимировым.
– Я наблюдаю, – согласился тот. – Но лично от своего имени. Из любопытства. От Скотланд-Ярда здесь находится Абберлайн. Из Джей-дивизиона пригласили Хелсона. От имени Отдела уголовных расследований присутствуют детектив-сержанты Тик и Лич, так как Рид еще не приехал. Ну и, конечно, как же было обойтись без Чандлера!
– Уже кто-нибудь выступал?
– Только начали. Вызвали Джона Дейвиса, который нашел тело.
– Мы можем рассчитывать на вашу помощь? Нет мест.
– Конечно.
Пинхорн, как и в прошлый раз, освободил для Фаберовского с Владимирова место подле себя.
– Когда я спустился на лестницу, – говорил Дейвис, стоя на месте свидетеля, – то увидел покойную женщину, лежащую на спине.
Коронер бросил презрительный взгляд в сторону скамьи, где сидели полицейские.
– В подобных случаях в этой стране полиция всегда помогала мне, подготавливая план местоположения, – надменно заметил он, – который, бывало, становился предметом исследования. Я думал, что данное дело было одним из достаточно важных для производства такого плана, и надеюсь, что в будущем план будет положен передо мной.
– План будет подготовлен, – вскочил со своего места инспектор Чандлер.
– Когда вы его подготовите, может быть уже слишком поздно для какой-либо услуги. Свидетель, продолжайте.
– Покойная находилась между лестницей и забором головой к дому. Я заметил, что ее одежда растрепана.
– Вы входили во двор?
– Нет, я не стал входить во двор. Я сразу позвал двух человек, которые работали неподалеку.
– А они входили в проход?
– Они вошли в проход и смотрели на женщину, но во двор не входили.
– Свидетель, вы можете сообщить нам имена этих двух людей?
– Нет, не могу, – Дейвис развел руками. – Зато я хорошо знаю их в лицо.
– Вы видели этих людей после убийства?
– Они ушли, чтобы привести полицию, и с тех пор я их не видел. Я сам ушел из дома вместе с ними.
– Инспектор Чандлер, – коронер повернул голову в сторону полицейских. – Что вы можете сказать об этих людях?
– Эти люди полиции неизвестны.
– Что этому тупице Чандлеру вообще известно? – скривился Пинхорн. – Арестует на рынке тележку с рыбой, и пока ему не поставят пива, обратно не отдаст – вот и вся его работа.
– Они должны быть найдены или полицией или моим собственным чиновником, – заявил коронер.
– На месте коронера Бакстера я бы сразу направил к господам Бейли своего чиновника, – сплюнул на грязный пол Пинхорн.
– Инспектор, а что решилось с Пайзером? – громко спросил Фаберовский.
– На следующий день после того, как при вас к нам привели Пайзера, мы с Абберлайном вызвали на Леман-стрит женщин, которые видели подозрительного человека в «Принце Альберте», и к ним в придачу некоего Виолению…
– Что за Виоления? – шепотом поинтересовался у Пинхорна поляк.
– Дурак какой-то. Помесь испанца с болгарином. Шел с женой и двумя детьми из Манчестера в Австралию пешком через Лондон, хотел тут сесть на корабль. Квартировал на Ханбери-стрит и заявил Чандлеру, что рано утром восьмого он видел женщину, ссорившуюся с двумя мужчинами, один из которых угрожал зарезать ее ножом.
– Он что, опознал Пайзера?
– Еще как! Мы подобрали с полдюжины подставных, большей частью евреев, вывели Пайзера из камеры и поставили их всех в линию перед свидетелями. Виоления без колебаний указал на Пайзера и добавил, что уверен в том, что именно этот человек угрожал женщине ножом. Хозяйка «Принца Альберта» Пайзера не узнала, ее подруга вслед за Виоленией, тоже показала на Пайзера, но потом засомневалась.
– Значит, все-таки Пайзер – Кожаный Фартук?
– Пайзер никакой не фартук. Обычный польский жидок. А Виоления – идиот. Мы провозжались с ним целый день, а когда отвезли его в морг, он не смог узнать, которой же из имевшихся там покойниц угрожал Пайзер. Нам даже пришлось отказаться от мысли представить его на дознании в качестве свидетеля. Думаю, этот псих проделал все исключительно из нездорового любопытства взглянуть на тело.
– А арестованный из Грейвсенда, про которого вы тогда говорили?
– От него тоже оказалось мало толку. Его не смогли опознать. А через два часа после опознания он настолько тронулся умом, что пришлось вызывать доктора Филлипса, который отправил его в лазарет Уайтчеплского работного дома от греха подальше.
* * *
К вечеру Владимировым неожиданно для него самого вновь овладела жажда деятельности. Надеясь, что это убийство из-за своей нелепости будет последним и пора завершать все дела, он решился отвезти ирландцев и фельдшера в клуб на Бернер-стрит. Артемий Иванович хотел отписать Рачковскому о том, что он до конца выполнил свой долг, и Коновалов и Конрой с Даффи представлены местной русской политической элите. Но ирландцы восприняли его предложение в штыки и лишь обещание сводить их на обратном пути в пивную за счет русской казны заставило фениев согласиться съездить к социалистам.
Пивная на углу с Фэрклаф-стрит была открыта и манила стойким пивным духом, клубами вырывавшимся изнутри с каждым из покидавших ее или входивших посетителей.
– Вы знаете, – сказал Артемий Иванович, нерешительно поглядывая на пивную, – в этом клубе одни жиды. С ними можно общаться, только хорошенько наевшись гороху. Давайте сперва выпьем.
Это было не очень логично, но очень убедительно.
Они завернули в пивную, выпили по пинте и, сразу повеселев, вышли обратно на улицу. Во фруктовой лавке у мистера Пакера Владимиров купил всем по апельсину, хотя мистер Пакер настойчиво предлагал ему свой виноград.
– Такого винограда вы не найдете нигде в Ист-Энде! – едва не плача, лавочник хватал Артемия Ивановича за руки. – Если вы его не купите, он окончательно сгниет!
– Купите мне этого винограда, – вдруг попросил Васильев и заглянул в глаза Владимирову.
– У тебя от него цыпки будут, – авторитетно заявил Артемий Иванович. – И так вся рожа в прыщах.
– Но я, я люблю гнилые фрукты! – с упрямой мрачностью загнусавил фельдшер.
