– Если бы я знала, что найду это у вас на столе, я бы никогда… – Пенелопа запнулась.
– Рыться в чужих бумагах нехорошо, милая Пенни, – наставительно сказал Фаберовский. – Можно найти чего-нибудь такое, что лучше бы и не находить. Вы бы спросили меня, я бы показал вам, скажем, вот это, – поляк выдвинул ящик стола и показал толстую тетрадь в коленкоровом переплете.
– Что это?
– Я начал писать книгу. В ней частный детектив по имени Дик Райдер бродит по трущобам Ист-Энда, говоря с разной шушерой, и пробует раскопать хоть какой-нибудь ключ или ключи к личности Уайтчеплского убийцы.
– Мы с Эсси решили… – начала Пенелопа, взглянула на мачеху и продолжила: – Мы с Эсси решили возложить свои жизни на алтарь общественной безопасности. Мы станем для Уайтчеплского убийцы приманкой и отдадим его в руки полиции.
– Нет, нет, это будет лишнее! – засуетился поляк. – Вы даже не представляет, каким опасностям будет подвергаться ваша жизнь не только со стороны Кожаного Фартука или кто он там есть на самом деле! Выбросьте эту идею из головы. И вообще, ведь вы собирались развлекаться? Извольте. Куда пан собирался вместе с дамами ехать?
– В какой-нибудь ресторанчик на Стрэнде.
– Я предлагаю посетить обеденные залы Симпсона. Вы не возражаете, если я приглашу с собой Розмари? Бедной девочке совсем одиноко в доме холостяка.
– Она ушла покупать продукты, – пожав губы, сказала Пенелопа.
– Что ж, в следующий раз мы ее обязательно возьмем.
Фаберовский накинул на плечи сюртук, взял цилиндр с тростью и они тронулись в путь.
По просьбе дам они заехали к фотографу, где снялись все вчетвером на карточку, а немного погодя Артемий Иванович с поляком и дамами уже усаживались за столик в ресторане.
Словно отвечая чаяньям Владимирова, на стол явилось рагу из зайчатины с вином и специями, к нему варенье из красной смородины и бутыль токайского. Не довольствуясь этим, Артемий Иванович заказал вслед на французский манер шампанского.
– Эти французы совсем не умеют подавать шампанское. Заморозят, как труп в морге! Артемий Иванович дождался, пока лакей достанет бутылку из ведерка со льдом, откупорит и разольет по бокалам, после чего ахнул большой бокал, словно чарку водки.
Даже выдрессированный сверх меры лакей при виде этого опрокидонта удивленно кашлянул.
– В старинном казачьем роду Гуриных, к которому имеет честь принадлежать мой друг Артемас, существует древний обычай, по которому молодой казак, прежде чем получить в руки шашку, должен задавить медведя голыми руками, – эпическим тоном начал поляк, заказав шампанского у знакомого официанта, отличавшегося от остальных на удивление прохиндейской рожей. – Было то давно, уж лет двадцать тому прошло, и морозы стояли в России такие, что плевок замерзал на лету.
– Это ж сколько градусов было? – спросила Эстер, в благоговейном ужасе прижимая руки к щекам.
– Сто сорок [по Фаренгейту], – сурово ответил Фаберовский.
– Что вы им такое про меня плетете? – озабоченно задергал поляка за рукав Артемий Иванович.
– Я рассказываю, как пан убил первого в своей жизни медведя.
– Какого медведя?!
– Молчите лучше. Взгляните, какими глазами смотрят на пана наши собеседницы, – урезонил Владимирова поляк. – Итак, в тот день мой друг оделся в шубу, натянул рукавицы и отправился до заснеженного лесу за хворостом. С собою у него была только веревка, чтобы обвязывать собранные ветки, и все, что послал ему на тот момент Бог – кусок сыра в мешке. Было темно, как в пекле. Шел он так, шел и вдруг видит: стоит за деревом джентльмен в меховых штанах, наклонившись и тоже, вроде как, хворост собирает. Ну, пошел до него мистер Гурин по старинному русскому обычаю перекинуться парой словечек. «Бог в помощь, мужичок!» – говорит. И тут этот джентльмен встает из-за дерева и оказывается громаднейшим медведем.
– Ах! – воскликнули в голос обе дамы. – И что же сделал мистер Гурин?
– А что бы вы сами сделали на месте мистера Гурина, милые дамы?
– Надо было бежать, – сказала Эстер.
– Кругом глубокий снег, а медведи могут носиться по нему, как породистые жеребцы по беговой дорожке на Дерби.
– Тогда надо было стрелять! – воскликнула Пенелопа.
– Из чего? У него была только веревка и кусок сыра!
– Тогда я не знаю, – сказала Эстер.
– Вы не смотрите, что мистер Гурин кажется таким неуклюжим, мешковатым и с виду дурак дураком. Он в мгновение ока взлетел до самого верху гигантской ели.
Обе дамы с нескрываемым восхищением посмотрели на Артемия Ивановича, который, не понимая ни слова из их разговора, сосредоточенно жевал и краем глаза следил за человеком со шрамом над правой бровью, примеченным им еще в «Короне».
– Если пан соберется ухаживать за миссис Смит, мой ему совет: играйте казака, видите – дамам нравится романтическая экзотика, – сказал Фаберовский Владимирову по-русски и затем продолжил по-английски: – Итак, взгромоздившись на ель, мистер Гурин совсем уж собрался позавтракать и достал сыр, когда медведь полез на то же дерево. Быстренько вернув сыр в мешок, мой друг полез еще выше.
– И что же?
– Увы, к полной неожиданности мистера Гурина, дерево закончилось, а летать он к тому времени еще не умел. Что ему оставалось делать? Он достал веревку и привязал к еловой макушке морским казачьим узлом, а затем, взявшись за другой конец веревки, сиганул вместе с сыром вниз, как орел с вершины скалы.
– А правда, что Казань – это город, где живут одни казаки? – спросила Эстер, желая оттянуть рассказ о страшной развязке.
– Правда, – не раздумывая ни минуты, ответил Фаберовский, который под воздействием шампанского уже стал терять контроль за своими словами. – И вот мистер Гурин, словно Давид, раскрученный пращей Голиафа, описал на веревке полукруг и своим животом, вот этим самым животом, который он сейчас набивает пищей, сокрушил медведя. Медведь взревел, во все стороны полетели перья…
– Он что, летает? – спросила Пенелопа.
– Вы о ком?
– О медведе.
– Как он летел, как он летел! Он кувыркался в воздухе, ударяясь головой о сучья, он ломал ветки в пух и прах и ревел, как медведь!
– Кто ревел, как медведь?
– Мистер Гурин, конечно. И когда он упал на землю, сыр выпал, и с ним была плутовка такова! – крикнул на весь зал Фаберовский. – Как говорится у них на Руси, для чего на зеркало плевать, когда рожа крива!
И поляк, сняв очки и перегнувшись через стол к Артемию Ивановичу, взял его за уши и громко поцеловал в лоб под воображаемым казачьим чубом.
16.
ВЕЧЕРНИЙ ВЫПУСК «СТАР» ОТ 14 СЕНТЯБРЯ 1888 ГОДА
УЖАС ЗА УЖАСОМ
УАЙТЧЕПЛ ПОРАЖЕН ПАНИКОЙ
ПРИ ОЧЕРЕДНОМ ЖЕСТОКОМ ПРЕСТУПЛЕНИИ.
ЧЕТВЕРТАЯ ЖЕРТВА МАНЬЯКА.
Женщина Найдена Убитой при Обстоятельствах Превышающих
по Зверству Три Других Уайтчеплских Преступления.
14 сентября, в пятницу
Ирландцы посетили Владимирова, чтобы узнать, как прошли вчерашние испытания динамита. Узнав о положительных результатах, требуют, чтобы Артемий Иванович немедленно заказывал у Дымшица лед и вызывал на ночь Васильева.
Ласк наносит визит в мастерскую, чтобы напомнить, что через два дня наступает очередной срок платить аренду за месяц. То, что происходит в мастерской, вызывает у него подозрения. Он думает, что там организована фальшивомонетная мастерская. На заседании относительно организации комитета бдительности и патрулей, он велит двум своим слугам, которые будут в этих патрулях, наносить визиты к мастерской и присматриваться, не происходит ли там чего-нибудь необычного.
– Приготовьте деньги, – сказал Ласк в мастерской. – И желательно монетой. (Потому что пресса и металла он не увидел).
Ночью происходит варка динамита.
Письмо Рачковского – Монро от 10 сентября с требованием законсервировать мероприятие.
Рачковский ответил на письмо Монро уклончивым письмом с жалобами, что англичане хотят его подставить, ведь он вложил царские деньги, которые пропадут, он не сможет вернуть Монро его триста фунтов, и начальство Рачковского будет разъярено за безрезультатное расходование средств.
Детектив-сержант Фроэст по указанию Абберлайна проводит расследование в Лондонском госпитале, выясняя про членов штата, страдающих или когда-либо страдавших от психических болезней. В частности, ему сообщают имена трех студентов, отчисленных из госпиталя по причине таких болезней. Дальше он должен выяснить, где сейчас проживают эти студенты и чем занимались в те дни.
Сэмьюэл Монтагью обещает сто фунтов награды.
В первой половине дня сержант Тик приводит в участок на Леман-стрит арестованного Пайзера.
Детектив-сержант Уилльям Тик, иначе известный как «Джонни Апрайт», который был «безвкусно» одет в костюм в вульгарную клетку, свежелицый, моложаво выглядящий мужчина с темными волосами и густыми свисающими каштановыми усами.
