Генерал поморщился.
– Ладно, иди работай! – холодно обронил он. – Но помни: мне нужен результат!
И он хлопнул ладонью по столу.
Люся бойко стрекотала на машинке, когда в приемную ввалился Костя. Люся увидела его и остановилась. Костя подошел к ней, ловким жестом достал из-под пальто розу и вручил ее Люсе. Та вспыхнула от смущения, взяла цветок.
– Спасибо!
– Про отца что-то слышно?
– Пока ничего.
– И у меня никакой информации. Мать попыталась что-то узнать, ездила в Лефортово, но передачу у нее не взяли. Их вообще не берут!
– А я хотела поехать!
– Ты в перерыв лучше никуда не выходи. Везде облавы, проверки; выясняют, почему люди не на рабочих местах. Так что обедай здесь!
– Я уже слышала про облавы. – Люся ласково улыбнулась ему.
Костя посмотрел на часы.
– Все, я побежал!
– Опять в Госплан, утверждать Продовольственную программу! – усмехнулась она.
– Увы, от решения государственных вопросов меня временно освободили. Я теперь бытовик. Свой человек в ЖЭКе! Прокладка для крана не нужна?
– Нет!
– Я позвоню тебе!
Он подмигнул ей и ушел. Люся на мгновение задумалась, но уже через секунду принялась печатать.
За столом в кабинете напротив Старшинова сидел Костиков. Он пил чай и поглощал пирожки Иры, мощно работая челюстями. Старшинов с румянцем на щеках держал в руке рюмку с коньяком, насмешливо наблюдая за проголодавшимся.
– Ты выяснил, как фамилия этого прихвостня, отказавшегося забирать заявление?
– Горяев, – не прерывая поглощения пирожков, ответил Костиков. Старшинов наморщил лоб гармошкой, задумался.
– Это такой невзрачный? С оттопыренной губой?
Костиков кивнул. Он вдруг перестал есть, вытер рот салфеткой, допил чай и устало взглянул на Старшинова.
– В целом задумка была неплохая с этой амнистией! – вздохнул Костиков. – За Горяевым потянулись и остальные. И если бы мы не спохватились, они бы нас всех повязали. Приперли бы Беркутова к стенке, а тот бы сдал нас!
– Ну, не сдал бы…
– Сдал, не сомневайся! У этих ребят сто тысяч отмычек! Знаешь, как раньше они делали? Приводили дочь с грудным ребенком и говорили: не сдашь, кого мы требуем, дочь в караул отправим! Генералы, как институтки, в обморок падали!
Старшинов, не мигая, смотрел на Костикова, затем осуждающе проговорил:
– Чушь какую-то несешь!
– Ага! Зато на сегодняшний день у нас один Горяев в штрейкбрехерах! Но я вам обещаю: и эта паршивая овца свое заявление заберет! У меня проколов не бывает!
Костиков уверенно посмотрел на Старшинова. Тот подумал и наполнил его рюмку. Они чокнулись, выпили. Костиков посмотрел на последний пирожок в вазочке, взял и быстро сжевал его. А потом поднял голову и натолкнулся на пристальный взгляд Старшинова.
– За вами назначили слежку! – обронил Костиков.
– Что это значит?
– Это значит, что арест неизбежен.
– Когда?
– От недели до месяца! Время еще есть, надо все подчистить, да так, чтобы на сберкнижке лежало сто двадцать рублей, а из антиквариата лишь одна серебряная ложка, подаренная бабушкой в девятьсот лохматом году! То же и у родственников. У Жоры триста двадцать рублей нашли, так криков было на всю Москву! – усмехнулся Костиков.
– А может быть, с нами так и надо? – вдруг спросил Николай Иванович. – Сталина же любили!
– С вами, может быть, так и надо, раз вы его до сих пор любите! – Костиков взглянул на барельеф Сталина, выдавленный на подстаканнике, и хмыкнул. – А вот со мной лучше по-другому! Я бы на вашем месте взял отпуск, отдохнул, свалил на дачу и побыл бы последние денечки с внуками! Как вам такая идея?
Старшинов помедлил, наполнил рюмки коньяком и вздохнул. Опрокинул свою рюмку.
– Вот и я тоже так думаю! – весело отозвался Костиков. – А я пока закручу ответную кампанию. Они содрогнутся от нашего удара! Потому что не ожидают его.
Он тоже махнул до конца.
– Будь осторожней! – проговорил Старшинов. – Они ведь далеко не олухи.
Костиков улыбнулся и кивнул.
– Могу вам признаться, Николай Иваныч: я жутко не люблю тюремную пищу! – Он поморщился.
Горяев сидел у себя в кабинете директора райпищекомбината и слушал своего заместителя. Тот рассказывал о пьянке в кондитерском цехе в ночную смену.
– Начали со ста грамм по поводу дня рождения, а закончилось двумя литрами!
– Но план-то сделали? – спросил Горяев.
– План сделали, но Павлов уже второй раз на пьянке попадается! Я бы предложил его уволить по статье.
Горяев задумался. Павлов был умельцем на все руки, но отремонтировать телевизор заместителю директора Никифорову отказался. Обиделся. Потому что за отремонтированный до этого магнитофон Никифоров ему и чарки не поднес. Это была серьезная обида, и Горяев в душе был на стороне Павлова. Но Никифоров любил фискалить и мог накатать донос о том, что Горяев поощряет пьяниц. Ситуация складывалась щекотливая. В кабинет без стука забежал главный инженер Крохалев.
– Прошу прощения, но тут неотложная ситуация! – объявил он, взглянув на Никифорова.
– Может быть, мне попозже? – предложил Никифоров.
– Да, давай попозже!
Никифоров ушел.
– К нам нагрянули парни из районного отдела ОБХСС! Злые как черти! Фуру с сахарным песком тут же арестовали, а эти идиоты еще и без накладной приехали! Совсем без мозгов! Но, если арестуют… С сахаром у нас совсем туго.
– Чего они хотят? – не понял Горяев.
– Я им предложил, как это водится в таких ситуациях, – Крохалев скривился, – но они хотят вас видеть! У меня такое ощущение, будто их кто-то подослал!
Горяев задумался.
– Пасли они нас!
Крохалев скривился. У Горяева задрожала оттопыренная губа. В дверь постучали. Горяев вздрогнул.
– Входите!
В дверь вошли два милиционера. Один с погонами старшего лейтенанта, второй с лейтенантскими. Оба смотрели строго и сумрачно. Горяев с Крохалевым заулыбались.
– Прошу садиться, товарищи! Чайку, кофейку, чего покрепче, закусить, заморить червячка?! – как коробейник, развеселился Горяев.
Милиционеры с теми же сумрачными лицами присели за стол.
Боков вошел к Скачко в пальто, злой, голодный, бросил на пол портфель, снял шляпу и сел на стул. Скачко, читавший протоколы допросов, недоуменно взглянул на майора и снова погрузился в бумаги. Боков недовольно хмыкнул, словно хотел обратить на себя внимание. Но полковник не отрывался от протоколов.
– Против лома нет приема, окромя другого лома! – пробурчал майора и стал заправлять кофейным порошком электрокофейник.
Скачко снова взглянул на него.
– Мудро!
Боков вытащил пол-литровую банку с салатом оливье, две котлеты и кусочки хлеба, завернутые в бумажные салфетки.
– Перекусим? – предложил Боков.
– Да мне уже неудобно! Ты кормишь меня вторую неделю, и я сегодня хотел пригласить тебя в наше кафе.
– Давай завтра! – Боков махнул рукой. – Тем более что к кофе у меня еще и пирожки есть! Необычные!
– В каком смысле: необычные?
– С черемухой! Любишь такие?
– Еще бы! У меня прямо слюнки потекли! – он тут же отодвинул протоколы допросов в сторону. – Ну, давай обедать! Против оливье, состряпанного твоей Любой, никто не устоит! А уж пироги с черемухой – это вообще супер!
Боков отложил половину салата в блюдце, положил сверху котлету и передал полковнику. Они принялись за еду.
– А ты знаешь, что против нас еще неделю назад началась широкомасштабная вражеская акция?
– Что ты говоришь? И кто такой смелый?! – удивился Скачко.
– В семи районных пищекомбинатах почти одновременно начались проверки райотделов БХСС. Все уверяют, что проверки плановые. Результаты налицо: все, кто хотел написать нам заявления о взятках, отказались это делать, двое, кто написал их раньше, эти заявления забрали, а сегодня и наш первенец Горяев передал адвокату Гарумову заявление, что обвинение против Беркутова он сделал под давлением! В заявлении упоминается моя и твоя фамилии!
Полковник оторвался от еды и, не мигая, посмотрел на Бокова.
Скачко на всех парах мчался на своей «Волге» по улицам Москвы. Гаишник тормознул его на повороте, жезлом приказав остановиться. Скачко притормозил. Гаишник с погонами лейтенанта на плечах не торопясь, вразвалочку двинулся к машине. Подошел, отдал честь.
– Предъявите ваши документы!
– Извини, я спешу, лейтенант! – хмуро бросил полковник, вытащил служебное удостоверение, отдал гаишнику. Тот не спеша развернул его, прочитал, сверил фотографию с оригиналом.
– Я просил ваши права и талон, товарищ полковник! – холодно заявил он.
Скачко достал права, талон, передал их гаишнику. Тот стал их рассматривать.
– А в чем дело, лейтенант?
– Нарушаем, товарищ полковник! Здесь не прерии, а многолюдные улицы столицы! Придется протокольчик составить.
Скачко помрачнел.
– А без этого никак нельзя? – спросил у лейтенанта Скачко. – Я везу начальнику управления срочную служебную депешу!