Скачко помрачнел.
– А без этого никак нельзя? – спросил у лейтенанта Скачко. – Я везу начальнику управления срочную служебную депешу!
Полковник даже показал конверт с сургучными печатями.
– Никак нельзя! Прошу предъявить ваши права.
– Вы же срываете важную операцию Комитета государственной безопасности, лейтенант. Подумайте!
– А вы грубо нарушили правила вождения, товарищ Скачко! И я просто обязан пресечь вашу опасную езду!
– Я доложу об этом произволе вашему руковод-ству! – рассердился полковник.
– Вы меня запугиваете? – набычившись, мигом ожесточился гаишник.
Скачко скривился, но промолчал. Лейтенант достал компостер и сделал прокол. Скачко задергал желваками и забрал свой талон и права.
Старинные часы стояли на столе, показывая половину четвертого. Култаков в пижаме и шарфе, обмотанном вокруг горла, нервно прохаживался взад-вперед. Скачко сидел мрачный.
– Черт! Черт! Ну они у меня довыкобениваются?! – тотчас вскипел генерал.
Подскочил к телефону, стал набирать номер.
– Не спешите! Я не договорил. Самого главного еще не сказал! Только прошу вас, присядьте!
Генерал взглянул на полковника, положил трубку и сел на стул.
– Ну чего еще?! Не люблю твои паузы, – поморщился он.
– Гаишник – это еще цветочки, товарищ генерал! По-моему, контора Щелокова объявила нам войну.
– Какую войну?! – не понял генерал.
– Самую настоящую! – посерьезнел Скачко. – И мы понесли уже ощутимые потери, – твердым тоном подтвердил полковник.
На Солянке висел туман. Из тумана выныривали отдельные прохожие, но тут же скрывались в серой мгле. Култаков с горлом, обмотанным мохеровым шарфом, торопливо шел по скверу рядом с помощником Андропова и что-то темпераментно ему втолковывал.
– Передайте Юрию Владимировичу, что это вызов, открытый вызов нам! Понимаете?! Что они себе позволяют?! Кто в доме хозяин?! Раньше такого и представить себе было невозможно!
Помощник согласно кивал головой.
Скачко своим ключом открыл дверь, вошел в прихожую. Из кухни выскочила Маша. Взглянула на мужа, радостно улыбнулась.
– А я как раз грибной супчик сварила! – сообщила она. – Вдруг чего-то грибного захотелось! Не успела я об этом подумать, как заявилась моя мама и передала две нитки белых грибов. Будешь?
Скачко помедлил и кивнул. Он разделся, постоял в прихожей, погладил пальто Маши. Тихо улыбнулся.
– Иди мой руки! Я уже подаю! – выкрикнула она.
Часы показывали половину восьмого утра. Старшинов сидел у себя в кабинете и пил чай с медом. Вошел Костиков, положил газету «Правда» с сообщением о состоявшемся Пленуме ЦК КПСС, молча ткнул в строчку, где извещалось об увольнении генерала Щелокова с поста министра МВД СССР. Старшинов надел очки, прочитал. Костиков плеснул себе чаю, зачерпнул ложку меда из банки начальника, присел напротив. Старшинов снял очки, растерянно взглянул на помощника.
– Кузен Головная Боль нанес нам ответный удар. И кажется, мы проиграли. Мне бы такой силовой ресурс, – вздохнул он.
Старшинов не мигая смотрел на него. Костиков поморщился.
– И скучно, и грустно, и некому морду набить, – обронил он, допивая чай.
– Вы-то чего ни свет ни заря на работу приперлись? Я же мудрый совет вам дал. С внуками на дачу!
– Помолчи! А то чересчур говорливым стал! Без тебя тошно! – оборвал его Старшинов.
Он вытащил из стола недопитую бутылку коньяка.
Маша хозяйничала у плиты. Налила кофе в чашки, положила сухари в вазочку. Полковник сидел за столом, поглощая яичницу с колбасой и пробегая глазами газетное сообщение с Пленума ЦК КПСС. Скачко обнаружил и строчку об увольнении Щелокова с поста министра внутренних дел, посветлел лицом. Маша, заметив, что тот приободрился, присела напротив, взглянула на мужа.
– Я тут подумала… – она грустно улыбнулась. – Может, ты обратно вернешься?
Он оторвался от газеты.
– А у вас… – Он не договорил.
– У нас все кончено. Я была как в беспамятстве! Если б ты мог меня простить…
Он кивнул.
– Я тебя давно простил, – не раздумывая, проговорил полковник. – Сам чувствую себя виноватым! Вел себя как эгоист!
Маша улыбнулась.
– А уж как глупо я себя повела! Закрутила интрижку со своим студентом! Стыд какой! У меня и сейчас уши горят! Вот потрогай!
Она взглянула на мужа, и он увидел ее красные щеки и уши. Потрогал: действительно горячие. Маша вдруг поднялась, погладила себя по животу, вспыхнула от смущения. Он улыбнулся, глядя на нее.
– Новое платье?
Маша посерьезнела, даже немного обиделась, что муж ничего не понял. Села на место.
– У меня будет ребенок, – еле слышно произнесла она.
Скачко опешил, нахмурился. Даже перестал есть. Хлебнул кофе, обжегся.
– От него?
Маша вспыхнула.
– Это мой ребенок! – сухо объявила она. – Мы же мечтали с тобой о ребенке, но у нас не получалось.
Он нахмурился. Задергал желваками, и она это заметила.
– Я его все равно оставлю, потому что это мой ребенок, и никаких претензий у меня к тебе не будет, я это заранее говорю, чтоб ты не думал, что я хочу каким-то образом все это на тебя повесить. Сам решай! Как решишь, так и будет! – она грустно улыбнулась. – Еще раз прости за все! Я сама от себя такого не ожидала.
Она взглянула на часы.
– Извини, мне пора!
Маша встала и, не попрощавшись, вышла из комнаты.
Скачко не спеша расхаживал по участку Беркутова, присматриваясь к траве: нет ли проплешин или свежей травы, недавно выросшей. Наконец полковник такой кусок земли обнаружил, погладил молодую травку рукой, призвал Ширшова.
– Капитан! Здесь трава недавно выросла! А ну, покопай здесь немного!
Ширшов принялся копать. Подъехал Култаков, оглядел дачку.
– Привет всем!
Он поздоровался с Скачко за руку.
– Скромная дачка! Я думал, посолиднее будет! Ну, что?
– Пока пусто.
Он подошел к трубе, которая стояла рядом с домом.
– А это что за труба?
К ним подскочил Боков, поднялся на цыпочки – до отверстия в трубе он не доставал, – рукой стал направлять на себя воздух, который выходил из нее. Майор поморщился.
– Насколько я могу предположить, это вентиляция подвала, воздух через нее проходит! – сообщил майор. – Судя по всему, подвал сухой!
Скачко расстроился.
– Но я, товарищ генерал, отступать не привык! Мы всю землю здесь перероем, но найдем. Если, конечно, в ней что-то важное зарыто. Но меня беспокоит другое: а если в земле ничего нет?
Култаков помрачнел.
– Мы топчемся на месте. Андропов умирает. Паша, придумай что-нибудь! Прошу тебя!
Скачко оглядел дачу Беркутова, напрягся.
– Я и сам чувствую, что Беркутова надо на чем-то подловить, загнать в угол, сломать.
– На чем? – заинтересовался Култаков.
Скачко помолчал, раздумывая над ответом, пожал плечами.
– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи! – усмехнулся полковник. – А вообще у меня появилась одна идея, – вдруг обронил он, и взгляд его загорелся.
Беркутова ввели в камеру. Охранник вышел и закрыл за собой дверь. Выглядел Беркутов скверно – осунувшийся, похудевший. В камере сидел Култаков. Тот был в генеральской шинели и папахе. Шинель расстегнута, виднелись планки наград на груди. Беркутов в нерешительности остановился у порога. Култаков взглянул на него, первым начал разговор:
– Здравствуйте! Я генерал Култаков. Я намерен поговорить с вами без свидетелей, а значит, адвоката Гарумова при этом разговоре не будет! Вы не против?
Беркутов задумался.
– Если против, я могу уйти! – произнес генерал.
– Хорошо, я вас слушаю! Но сразу хочу заявить, что на ваши вопросы я отвечать не буду.
– Тогда садитесь!
Култаков указал на стул напротив. Беркутов присел. Култаков вытащил из кармана газету «Правда».
– Вам газеты дают?
– Нет.
– Наша недоработка! Исправим! На первой странице сообщение о Пленуме ЦК КПСС. Вот, читайте.
Култаков передал Беркутову газету. Тот взял ее, стал читать. Присел на свой табурет и генерал.
– Нет больше министра внутренних дел Щелокова, некому тебя больше защищать! В том суть!
– Об увольнении Николая Анисимовича я знаю.
Култаков хмыкнул. Беркутов положил газету на стол.
– Сарафанное радио даже в тюрьме работает, – усмехнулся Георгий Константинович.
– Не буду спрашивать, как вам передают вести с воли, хотя, как генералу, мне это знать интересно.
Култаков взглянул на Беркутова, но тот молчал, давая понять, что и на этот вопрос он отвечать не будет.
– Жалобы есть?
– Нет.
– Хорошо! Тогда о главном! Вот наши условия: вы начистоту все выкладываете: кому, когда, сколько. Нас интересуют верха! Вы же стрелочник, человек системы. А мы, учитывая вашу помощь следствию, определяем вам пять лет колонии общего режима. Ты еще молодой, вернешься, поможем устроиться! Конечно, не директором большого предприятия, но на холоде не оставим, как говорится! Ну как, договорились?
