– По-вашему, все картёжники – мошенники? – удивился Ипатов.
- В принципе – да, – кивнул иеромонах. - В азартных играх принято говорить о слепом везении – то есть, когда от человека ничего не зависит. В такой игре человек становится мнительным и суеверным. В сущности, азартные игры внушены человеку сатаной, чтобы издеваться над Божьей тварью, наблюдая, как она опускается в пучину греха из-за своей страсти. Не игрок руководят своей судьбой, а случай вертит им, как хочет. В азарте он перестаёт себя контролировать и готов на всё ради удачи. Чем дольше человек играет, тем более у него ослабевает сила воли и он уже не может противостоять желанию схитрить, особенно, если этого никто не видит.
Собакин внимательно слушал родственника и, когда тот сделал паузу, спросил:
- Простите, отче, что прервал вашу проповедь, но разрешите мне сначала закончить свою.
Отец Меркурий смутился и прикрыл рот ладошкой.
- Короче говоря, Мозен утверждает, что Поливанов подыгрывал своим приятелям и, пользуясь своим авторитетом беспристрастного арбитра, во время крупной игры подавал им знаки о картах партнёров.
- Так ведь за игрой лишних-то нет, – засомневался Канделябров. – Опять же, для порядка, к столам приставлены свидетели: маркёры и карточники.
- Разумеется. Но, Поливанов не лишний, а всем - отец родной: и третейский судья, и деньгами ссудит без процентов и сор из избы не вынесет, если что. Конечно, он на рожон не лез, но в «адской» бывал регулярно. Мозен сказал, что подробностей не знает, но им удалось разговорить одного маркёра, да и то, не напрямую, а через его даму сердца.
- Вся клубная прислуга очень неразговорчива, - кивнул Спиридон Кондратьич. – Место хлебное, а вылететь оттуда можно быстро и с таким фейерверком, что больше в хорошее место нипочём не возьмут, хоть беги из Москвы.
- Всё-таки непонятно, почему картёжники так доверяли Поливанову?- не понял Ипатов. - Живой человек – всё может быть.
- Из-за «Чёрного сердца» конечно! - объяснил Собакин. – Никому в голову не могло прийти, что он может мошенничать. Зачем такому человеку мараться возможным скандалом? Ведь он на деньгах спит, деньгами укрывается. Мозен сказал, что прибыль от нечистой игры они делили поровну.
- Зачем ему мелочь при таком богатстве? – допытывался Александр Прохорович.
- В том-то и дело, что нет там никакого богатства, – ответил Брюс. – После смерти Поливанова осталось 448 тысяч (я специально узнавал). И, если учесть, что он раньше получил в наследство от князя Глебовского почти 400 тысяч, то напрашивается вопрос: где те огромные деньги, которые получил обладатель «Чёрного сердца» за свою беспроигрышную игру? Их попросту никогда не существовало. Крупные выигрыши посредством кольца – миф.
- Но, полковник говорил не только о выигрышах, но и о благотворительности, которую делал Поливанов со своего богатства. Может он своё богатство раздал? – спросил Александр – защитник людей.
- Пожертвовать можно и сто тысяч, и десять тысяч, и десять рублей. И всё это – благотворительность, – заметил Канделябров.
- Выходит, что «Чёрное сердце» не приносило покойному безусловного выигрыша? Значит, алмаз не имеет магической силы? – озадачился Ипатов. – Но, зачем тогда было Лавренёву убивать своего сообщника и красть у него самое обыкновенное кольцо, хоть и с алмазом?
- Да, и если оно самое обыкновенное, почему он не продал его за большие деньги этому вашему Ордену? – добавил Канделябров. - Ведь проку от него никакого, а попасться с ним можно.
- Вот это и будем выяснять, – подвёл черту начальник. – И начнём с полковника.
***
В знакомой гостиной с попугаем сыщикам пришлось дожидаться хозяина. Птица, переминаясь с ноги на ногу, молчала и следила за гостями.
- Что, птичка, - подошёл к ней молодой человек, – скучно тебе здесь?
- Как стоишь, мерзавец! – гаркнула в ответ птичка. – В карцере сгною!
Ипатов обиделся.
- Не обращайте внимания, – улыбнулся Собакин. – Вероятно, эта грубость заимствована из лексикона полковника времён беспорочной службы.
- Государыне-матушке пожалуюсь, – начал было знакомо скрипеть попугай, но Собакин его остановил:
- Это мы слышали, новенькое что-нибудь скажи.
- Молчать, собака! – вдруг выдала птица.
- Что? – опешил Собакин.
- Собака, – подтвердил попугай и философски заметил: – От осени к лету поворота нету.
- Каждый день хочу свернуть ему башку, и всё рука не поднимается, – покачал головой, вошедший Ушинский.
Гости обернулись. Полковник был несвеж. Хмельное состояние, помноженное на возраст, давало незавидный эффект: мутные глаза, жёваное лицо, нетвёрдая поступь и всепоглощающий запах коньяка.
- Государыне-матушке пожалуюсь, – надрывалась птица.
Хозяин схватил большой шёлковый платок и накрыл им клетку. Наступила тишина.
- Извините за вторжение, - начал Собакин. – Мы к вам всё по тому же делу.
Ушинский развёл руками.
- Так я вам уже всё рассказал.
- Помнится, в прошлый раз, полковник, вы говорили о Поливанове, как об очень состоятельном человеке, так?
- Так.
- И, что это состояние образовалось вследствие обладания чудесным кольцом, так?
- Так.
Собакин вытащил из кармана сложенный лист бумаги.
- Это заключение о благосостоянии господина Поливанова на момент смерти. Извольте взглянуть. Могу добавить, что наследственных денег князя Глебовского было приблизительно столько же – 400 тысяч.
- Не может быть! А если он вывез остальные деньги заграницу? Я вам уже говорил, что его частных дел никогда не знал.
- Теперь, что касается благотворительности Поливанова. О ней никто не слышал - я наводил справки.
- Благотворительностью можно заниматься, не афишируя своё имя, – возразил полковник. – И потом, я знал об этом от самого Алексея. В конце концов – мне нет до этого дела.
- Вам не кажется, любезный Василий Андреевич, что в прошлый раз вы описали нам Поливанова совсем не таким, какой он был? Согласитесь, что это довольно странно для друга, каким вы себя считаете.
- В друзьях тоже можно ошибиться, – полковник закурил. – Я вам и в прошлый раз говорил, что Алексей был человеком скрытным, по крайней мере, в отношении меня.
- Скажите, а вы виделись с господином Лавренёвым после смерти Поливанова? – продолжал спрашивать Собакин.
- И в клубе и здесь, у меня, а что?
- Он вам говорил о том, что думает о смерти вашего товарища и о пропаже кольца?
- Не финтите, господин Собакин, – усмехнулся Ушинский. – Я о других с вами говорить не буду. Если вам интересно знать мнение Ивана – спрашивайте у него сами и не впутывайте меня в это дело, – и крикнул куда-то в коридор: – Яшка, коньяку!
- Как бы вы отнеслись к сообщению, что «Чёрное сердце» взял Иван Николаевич? – не унимался Вильям Яковлевич.
Полковник пристально посмотрел на сыщика, взял у лакея пузатую бутылку, молча налил три большие рюмки коньяка и махнул рукой – дескать, присоединяйтесь, сам выпил, потом налил ещё в свою рюмку, несмотря на то, что гости пить не стали.
- Так как же? – нарушил молчание Собакин.
- Вздор всё это, – спокойно сказал Ушинский. – С чего вы, собственно, это взяли?
- Допустим, это моя версия.
- Такую версию надо подтверждать доказательствами, милостивый государь.
- Разумеется. Но прежде, я хотел бы узнать от вас: что вы знаете о преступлении Лавренёва?
Ушинский откинулся на диван и закрыл глаза.
- Я ничего не знаю, – тихо произнёс он. – А вот вы, расскажите о ваших домыслах.
- К сожалению, это не домыслы, как вы изволили выразиться, а - правда. И, я знаю о преступлении всё, кроме причины, без которой у меня нет полной картины произошедшего.
- То есть, нет главного.
- Если хотите – да, – согласился Собакин. – Но, сами понимаете, - это дело времени. А вот вы, совершаете большую ошибку, скрывая от меня правду. Вас могут привлечь, как соучастника. Лавренёв молод и, чтобы смягчить свою вину, может свалить всё на вас. Особенно, если откроется неприглядная картина вашего тройственного союза на поприще карточной игры.
Полковник открыл глаза. Сыщикам показалось, что он вмиг протрезвел.
- У меня есть свидетельство одного маркёра из клуба, – продолжал давить Собакин. – Я думаю, что его рассказ вкупе с документом, где говориться, что у Поливанова не было большого капитала, сделает в ваших кругах, особенно в Английском клубе, ошеломляющий эффект.
Полковник тяжело поднялся. Было видно, что каждое слово даётся ему с трудом:
- Господа, в настоящее время я не в состоянии продолжать этот тяжёлый для меня разговор. Перенесём его на завтра. Даю вам слово офицера, что отвечу на ваши вопросы. А сейчас, я хотел бы остаться один. Прошу меня извинить. Оставьте ваш адрес, и я до конца этого дня извещу вас о часе нашей встречи.
