Так все продолжалось, покуда бутылка со средством Далби не опустела. Не имея сил пойти купить еще, я погрузился в тупое оцепенение, из которого в конце концов меня вывела миссис Грейнджер осторожным потряхиванием за плечо. Обнаружив меня в столь плачевном состоянии и решив, что у меня предсмертная агония, он позвала на помощь моего соседа Фордайса Джукса — сейчас он стоял у нее за спиной, озадаченно почесывая затылок.
— Ну и дела, — пробормотал он. — Очень странно.
— Джентльмен умер? — жалобно спросила миссис Грейнджер.
— Умер? — Джукс презрительно ухмыльнулся, прищелкнув пальцами. — Да никто не умер, женщина. Разве вы не видите, что он дышит? Еда в доме есть? Нет? Так подите купите. Да поживее, не то мы все тут помрем до вашего возвращения.
— Мне привести врача, сэр?
— Врача? — Джукс надолго задумался. — Нет, — изрек он наконец. — Врач здесь не нужен. Совершенно не нужен. Давайте, пошевеливайтесь!
Хотя я видел и слышал все вполне отчетливо, я не мог издать ни звука и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни головой — и в таком вот странном оцепенении я оставался какое-то время. Похоже, Джукс отошел от кровати, но я слышал скрип половиц в гостиной. Потом (не знаю, прошли часы или минуты) я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, и чуть повернул голову, чтобы оглядеться вокруг.
На столике рядом с кроватью стояла полупустая кружка пива и тарелка с остатками котлеты и недоеденной картофелиной. Ни миссис Грейнджер, ни Джукса не было видно.
По всему вероятию, мне принесли еды и я поел немного, а потом заснул — хотя сам я ничего такого не помнил. Я медленно вылез из постели и на неверных ногах дотащился до двери в гостиную.
— Мистер Глэпторн, сэр, как же я рад видеть, что вам стало лучше! Позвольте помочь вам.
Джукс, сидевший в моем кресле у камина и читавший «Таймс», проворно вскочил и подвел меня к креслу, которое только что покинул.
— Пожалуйста, обопритесь на мою руку, сэр. Вот и славно. Господи, ну и учудили же вы, мистер Глэпторн! Я вам так скажу, сэр: вы стояли одной ногой в могиле, сэр. Но все обошлось. Здоровая пища и крепкий сон, вот что вам было нужно и о чем вам следует заботиться в будущем, осмелюсь заметить. Я сижу с вами со вчерашнего дня. О нет, сэр… — Он вскинул ладонь и с глупой ухмылкой потряс головой, когда я попытался заговорить. — Пожалуйста, не надо. Натурально, вы хотите поблагодарить меня за беспокойство, но я настоятельно прошу вас воздержаться. Беспокойство? Да какое же тут беспокойство? Ровным счетом никакого, уверяю вас. Если соратник по работе в винограднике Тредголда да еще и сосед в придачу заболел — возможно ли поступить иначе? Радость и удовлетворение от сознания исполненного долга — вот щедрая, хотя и незаслуженная, награда за то малое, что я мог сделать для вас. А теперь, мистер Глэпторн, если вам полегчало, я оставлю вас выздоравливать, но при обязательном условии — подчеркиваю, обязательном! — что вы будете впредь лучше заботиться о себе и позволите мне проведать вас завтра.
Затем, подсунув мне под голову подушку, накрыв мне пледом колени и подбросив полено в огонь, Джукс низко поклонился и бочком выскользнул за дверь, оставив меня дивиться и ужасаться ситуации, в которой я оказался по возвращении в чувство.
Я немедленно сбросил плед и добрел до письменного стола. Похоже, все оставалось на прежних местах; здесь явно никто ничего не трогал. Перо лежало точно там, где я помнил, — на моем незаконченном письме к доктору Шейкшафту с разбором достоинств и недостатков разных английских переложений Парацельса;[272] перевязанные стопки бумаг выглядели в точности как раньше; и черные книжицы с матушкиными дневниками — мои старые добрые знакомые — стояли ровно в ряд, как обычно. Затем я подошел к картотечному шкапчику, где хранились все мои записи и заметки: вроде все на месте, все ящики плотно задвинуты. Я тихонько вздохнул с облегчением.
Но все же мысль о Джуксе, свободно хозяйничающем в моей комнате, не отпускала меня, и я опять принялся все осматривать, с удвоенным вниманием, пытаясь найти признаки, свидетельствующие, что он рылся в моих бумагах или других вещах. Однако потом я одернул себя. Как бы ни был противен Джукс, мистер Тредголд доверял ему — так почему бы мне не последовать примеру своего начальника? Подобные беспочвенные подозрения, постоянно одолевающие меня, лишь вносят сумятицу в мои мысли и уводят меня от настоящей цели. Воззвав таким образом к здравому смыслу, я все же решил никогда впредь не впускать Фордайса Джукса в свои комнаты. Посему, когда назавтра утром он постучался ко мне, я не открыл дверь, но просто сказал в замочную скважину, что мне уже гораздо лучше (так оно и было) и никакой помощи не требуется.
На следующий день я впервые за неделю с лишним рискнул выйти из дома, чтобы сытно пообедать в таверне «Альбион». А на другое утро я решил заглянуть к Тредголдам и около половины девятого покинул свои комнаты, запер дверь и зашагал под дождем на Патерностер-роу.
Едва я вошел в комнату клерков, ко мне подбежал молодой Биртлс, рассыльный, и сунул мне в руку письмо со словами: «Это доставили вчера с последней почтой, сэр». Я не узнал почерк и за неимением других дел поднялся в свой кабинет, дабы прочитать послание.
К полному моему изумлению, оно оказалось от мисс Ровены Тредголд — почтенная дама весьма многословно выражала надежду, что обстоятельства позволят мне в ближайшие дни нанести очередной визит в Кентербери. В последних строках говорилось, что данное приглашение делается по настоятельной просьбе ее брата, мистера Кристофера Тредголда. Заключив из этого, что состояние моего работодателя значительно улучшилось, я тотчас же с радостью отправил ответ с уведомлением о своем скором визите.
Через несколько дней меня вновь впустили в Марден-хаус и проводили в гостиную, где я впервые встретился с доктором Джонатаном Тредголдом.
Мисс Ровена Тредголд, с суровым лицом, сидела в неудобном на вид кресле с высокой спинкой, стоявшем подле уродливого черномраморного камина, чья разверстая темная пасть дышала холодом. На низком столике, придвинутом вплотную к коленям почтенной дамы, стоял графин с ячменным отваром и лежал запечатанный конверт. Тяжелые оконные портьеры были немного раздвинуты, и бледный свет убывающего дня пробивался в комнату сквозь грязные стекла.
Я начал, натурально, с вопроса о самочувствии мистера Тредголда.
— Благодарю вас за заботу, мистер Глэпторн. Это было ужасное время, но я рада сообщить вам, что брату стало гораздо лучше, спасибо. Теперь он узнаёт нас и понемногу садится в постели. К нашей радости, он уже выговаривает несколько слов. — Мисс Тредголд говорила с расстановкой, чеканя слоги, отчего складывалось курьезное впечатление, что она тщательно обдумывает каждое слово на предмет уместности, прежде чем произнести.
— Значит, есть надежда на дальнейшее улучшение?
— Надежда есть, мистер Глэпторн, — ответствовала она и после короткой выжидательной паузы осведомилась: — Как по-вашему, мой брат, мистер Кристофер Тредголд, порядочный человек?
Хотя вопрос несколько озадачил меня, я ответил без промедления:
— Вне всякого сомнения. Думаю, другого такого нет.
— Вы правы. Он порядочный человек. А как по-вашему, он человек благородный?
— Безусловно.
— И опять вы правы. Он человек благородный. Порядочность и благородство — вот слова, точно характеризующие моего брата.
Мисс Тредголд произнесла это таким тоном и с таким видом, словно на самом деле я высказал ровно противоположное мнение.
— Но на свете много людей непорядочных и неблагородных, которые берут преимущество над теми, кто почитает упомянутые добродетели за незыблемую основу своей нравственности.
Я сказал, что не могу не согласиться с ней.
— Я рада, что мы с вами сходимся во взглядах. Мне бы хотелось, чтобы вы никогда не меняли своего мнения, мистер Глэпторн, и всегда помнили, сколь порядочный человек мой брат. Если он и совершил ошибку в жизни, то потому лишь, что оказался поставлен в невыносимое положение теми, кто не стремится и никогда не станет стремиться к высоким нравственным идеалам, коими мой брат неизменно руководствовался во всех своих делах, как частных, так и профессиональных.
Признаюсь, я понятия не имел, о чем говорит почтенная дама, но согласно улыбнулся, стараясь изобразить полное понимание.
— Мистер Глэпторн, вот письмо, — она указала на запечатанный конверт, — написанное моим братом буквально за несколько часов до того, как с ним приключился удар. Оно адресовано вам. Однако брат попросил меня кое-что рассказать вам, прежде чем отдать конверт. Вы не возражаете?
— Ни в коем случае. Только позвольте сперва спросить, мисс Тредголд, вы сами читали письмо вашего брата?
