— Вы считаете, что при выборе жертв огражденный участок является для него одним из необходимых условий?
— Конечно. А эти жертвы не последние. Позвольте мне оставить у себя дело, Уилл. Я поработаю с ним, изучу. Если есть еще какие-нибудь материалы, я хотел бы взглянуть и на них. Вы можете позвонить мне. В тех редких случаях, когда звонит мой адвокат, мне приносят телефон сюда. Раньше его голос просто пускали через интерком и, конечно, нас слушали все, кому не лень. Вы не дадите мне номер своего домашнего телефона?
— Нет.
— Знаете, как вам удалось поймать меня, Уилл?
— До свидания, доктор Лектер. Вы можете звонить по номеру, записанному на обложке дела. Мне все передадут.
Грэм пошел по коридору.
— Знаете, почему вы поймали меня?
Грэм уже исчез из виду и быстро шагал к стальной двери.
— Вы поймали меня, потому что мы с вами одинаковые!
Это были последние слова Лектера, которые услышал Грэм, — его голос остался за стальной дверью.
Опустив голову, никого не замечая, Грэм брел как сомнамбула, боясь только одного — проснуться. В висках гулко стучала кровь, словно удары крыльев большой птицы. От стальной клетки до выхода — рукой подать. Три коридора, пять дверей отделяют доктора Лектера от внешнего мира. В вестибюле Грэму вдруг почудилось, что Лектер вышел вместе с ним. Остановившись у выхода, он огляделся, удостоверяясь, что рядом никого нет.
Из машины, стоящей по другую сторону улицы, Фредди Лаундс просунул в окно телеобъектив и сделал великолепный снимок. Грэм в профиль у входа в здание с гранитной доской, на которой красовалась надпись: «Чесапикская больница для невменяемых преступников».
Перед публикацией редакторы «Тэтлер» обрезали фотографию, оставив лицо Грэма и два последних слова из названия.
После ухода Грэма доктор Ганнибал Лектер лег на кровать и погасил свет. Прошло несколько часов.
Сначала он наслаждался фактурой ткани наволочки, на которой лежали его сцепленные за головой руки… затем кончиком языка скользнул по нежнейшей плоти — внутренней стороне щеки.
Потом он перешел на запахи. Появились фантазии. Один запах он действительно чувствовал, другие — воображал. Раковину посыпали хлоркой — сперма. В конце коридора начали раздавать острое мясо — затвердевшая от пота рубашка цвета хаки. Грэм не захотел давать ему свой домашний телефон — горький зеленый запах размятого лопуха.
Лектер сел на кровати. А Грэм мог быть и повежливее. В памяти возник теплый латунный запах электрических часов.
Лектер несколько раз моргнул. Его брови поползли вверх. Он включил свет и написал записку Чилтону с просьбой принести ему телефон, чтобы он мог позвонить своему адвокату.
По закону Лектер имел право разговаривать с адвокатом наедине. Он не злоупотреблял этим. Поскольку Чилтон не позволял ему выходить к телефону, аппарат приносили прямо в камеру.
Вот и сейчас два охранника приволокли его, раскручивая на ходу длинный шнур, подключенный к розетке около их стола. Один открыл дверь ключом. Другой держал наготове баллончик со слезоточивым газом.
— Отойдите в глубину камеры, доктор Лектер. Лицом к стене. Если вы повернетесь или попытаетесь подойти к барьеру раньше, чем услышите щелчок замка, я выпущу газ вам в лицо. Все понятно?
— Да, вполне, — кивнул Лектер. — Спасибо, что принесли телефон.
Номер пришлось набирать, просунув руку сквозь нейлоновую сетку. В справочной Чикаго ему дали телефонные номера факультета психиатрии Чикагского университета и кабинета доктора Алана Блума. Он позвонил на коммутатор факультета психиатрии.
— Я хотел бы поговорить с доктором Аланом Блумом.
— Не знаю, на месте ли он сегодня, но сейчас соединю вас.
— Секундочку. У меня совсем вылетело из головы имя его секретаря.
— Линда Кинг. Сейчас я вас соединю.
Раздалось восемь гудков, прежде чем трубку наконец подняли.
— Слушаю вас.
— Это вы, Линда?
— Линда не работает по субботам.
Доктор Лектер на это и рассчитывал.
— Быть может, вы мне поможете, если вас не затруднит. Это Боб Грир из издательства «Блейн энд Эдвардс паблишинг». Доктор Блум просил меня переслать экземпляр книги «Психиатр и закон» Уиллу Грэму, и Линда должна была отправить мне его адрес и номер телефона, но, видно, забыла.
— Дело в том, что я всего лишь аспирантка, она будет в поне…
— Понимаете, тогда придется связаться с доктором Блумом, но мне страшно не хотелось бы беспокоить его, ведь он поручил все это Линде, и как-то неудобно подводить ее. Милочка, все эти данные обязательно там где-то поблизости, в картотеке. Я на вашей свадьбе спляшу, если вы меня выручите.
— У Линды нет картотеки.
— Может, у нее там телефонная книжка лежит?
— Да, тут есть книжка.
— Будьте так добры, отыщите мне этого Грэма, и я от вас отстану.
— Как, вы сказали, его зовут?
— Грэм… Уилл Грэм.
— Подождите минутку… Ага, вот нашла. Домашний телефон 305 JL5-7002.
— Но я бы хотел отправить ему книгу по почте.
— Здесь адреса нет.
— А что там есть?
— Так, Федеральное бюро расследований, Пенсильвания-авеню, десять, Вашингтон, округ Колумбия… ага, и почтовый ящик три тысячи шестьсот восемьдесят, Марафон, Флорида.
— Замечательно, вы просто ангел.
— Рада была помочь.
Лектер почувствовал себя намного лучше. Теперь он сможет как-нибудь порадовать Грэма телефонным звонком, и если тот не станет вести себя повежливее, то придется позвонить в аптеку и по старой дружбе заказать для него калоприемник с дренажной трубкой.
А в тысяче с лишним километрах на юго-запад, в Сент-Луисе, в кафетерии кинофабрики «Гейтуэй филм лабораториз» Фрэнсис Долархайд ждал, когда поджарится его бифштекс. Образцы предлагаемых закусок на витрине были покрыты прозрачной пленкой. Он стоял у кассового аппарата и потягивал кофе из бумажного стаканчика.
Молодая рыжеволосая женщина в белом халате вошла в кафетерий и принялась внимательно разглядывать автомат для продажи карамелек, покусывая губы. Несколько раз она оглядывалась на Фрэнсиса Долархайда, стоящего к ней спиной. Наконец она подошла к нему и тихим голосом произнесла:
— Мистер Долархайд.
Долархайд обернулся. На нем были защитные очки с красными стеклами, которые он не снимал, даже выходя из проявочной. Она уставилась ему на переносицу.
— Мы не могли бы присесть с вами на минутку? Мне нужно вам кое-что сказать.
— В чем дело, Эйлин?
— Я… я хотела извиниться. Понимаете, Боб был сильно пьян и… ну, в общем, строил из себя шута. Он не имел в виду ничего такого. Прошу вас, давайте присядем. Ну пожалуйста. Больше минуты я вас не задержу.
— Угу.
Долархайд не сказал «сядем», потому что плохо произносил звук «с».
Они сели. Эйлин нервно теребила в руках салфетку.
— Все так хорошо веселились на той вечеринке, и мы были так рады, что вы заглянули, — начала она. — Честно, рады и… приятно удивлены. Вы ведь знаете Боба, он постоянно всех копирует. Ему бы по радио выступать. Он стал имитировать акценты, рассказал пару анекдотов, представляете, как настоящий негр. Когда он копировал ваш голос, у него и в мыслях не было вас обидеть. Он был слишком пьян, чтобы понимать, кто находится в комнате.
— Все так хохотали, но потом… больше не хохотали.
Долархайд избегал слова «перестали» из-за звука «с».
— Это только позже до Боба дошло, что он натворил.
— Но тем не менее он продолжал.
— Да, — произнесла она. — Я потом спрашивала его. Он сказал, что не имел в виду ничего дурного, а когда сообразил, в чем дело, то решил, что если сейчас остановится, тогда уж точно все подумают на вас. Вы сами видели, как он покраснел.
— Он предложил мне подыграть ему.
— Он обнял вас и просто хотел похлопать по плечу. Чтобы вы улыбнулись и все превратилось в шутку.
— Я ее уже оценил, Эйлин.
— Бобу ужасно неловко.
— Ну, я не хотел бы, чтобы ему было неловко. Не хотел бы. Передайте ему это от меня. На его работе это никак не… Его положение на нашем предприятии будет прежним. Черт, будь у меня его талант, я бы такие чуде… номера откалывал. — Долархайд изо всех сил старался избегать звука «с». — Вот организуем какую-нибудь вечеринку, там он увидит мое отношение к этому.
— Спасибо, мистер Долархайд. Конечно, он номера дай боже откалывает, но вообще-то он парень чуткий. Даже чувствительный какой-то.
— Это уж точно. Я думаю, даже нежный!
Голос Долархайда был приглушен; садясь, он всегда прикрывал рот кулаком, уперев его в основание носа.
— Простите?
— Я говорю, общение с вами идет ему на пользу.
— Да. Думаю, что да. Он теперь почти совсем не пьет, только по выходным. Потому что как только приходит суббота, сразу же начинает названивать его жена. Когда я с ней разговариваю, он корчит смешные рожи, но, по-моему, очень расстраивается. Женщины всегда это чувствуют. — Она коснулась его запястья и, несмотря на то что Долархайд был в темных очках, заметила, как что-то промелькнуло в его глазах. — Не принимайте все это близко к сердцу, мистер Долархайд. Я рада, что мы смогли поговорить.
