Грир снова повернулся к зданию, как будто оно могло снять с него ответственность.
— Нам нужно будет обратиться за помощью в этом деле.
Предложение это вызвало у Майкла раздражение. По статистике, Атланта занимает одно из первых мест в Америке по уровню насилия. Убийство уличной проститутки никак нельзя было считать каким-то сверхшокирующим событием, особенно если учесть, где было найдено тело.
— Не хватало тут только умников, которые будут указывать мне, как делать работу.
— И один из таких умников считает, что это именно то, что тебе сейчас нужно, — едко отрезал Грир.
Майкл хорошо знал, что спорить с ним бесполезно — и не из-за того, что Грир не терпит нарушения субординации, а потому что он согласится с Майклом, чтобы тот только закрыл рот, а потом развернется и все равно сделает все по-своему.
— Дело это скверное, — добавил Грир.
— А они у нас все скверные, — заметил Майкл, открывая заднюю дверцу машины и доставая оттуда свой пиджак.
— У нее не было ни единого шанса, — продолжал Грир. — Избита, порезана, изнасилована всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Мы имеем дело с полным психом.
Надевая пиджак, Майкл подумал, что Грир говорит это так, будто выступает по телевидению.
— Кен выписался из госпиталя. Сказал, что проведать его можно в любое время.
Грир пробормотал что-то невразумительное насчет того, что в последнее время он очень занят, после чего заторопился к своей машине, странно оглядываясь через плечо, как будто опасаясь, что Майкл последует за ним. Майкл дождался, пока босс усядется в автомобиль и отъедет с парковки, и только потом направился к зданию.
У дверей, положив руку на рукоятку пистолета, стоял Кольер. Вероятно, он думал, что охраняет этот вход, но Майкл знал, что тот, кто это сделал, больше сюда не вернется. С этой женщиной он уже все закончил. Больше с ней делать нечего.
— Босс уехал очень быстро, — сказал Кольер.
— Спасибо за свежую новость.
Майкл невольно внутренне сжался, открывая дверь, которая медленно впустила его в сырое, темное здание. Тот, кто планировал это социальное жилье, явно не думал о шумной детворе, радостно возвращающейся из школы, чтобы попить молока с теплым домашним печеньем. Все внимание было сконцентрировано на надежности и безопасности. Минимум свободного пространства, лампы в подъезде закрыты стальной сеткой. Провода аварийной сигнализации за толстыми стеклами напоминали сложную паутину, стены с узкими окнами в тесных углах оштукатурены цементом. Когда-то белые, они были разрисованы краской из баллончиков, и теперь их покрывали различные надписи — знаки разных банд, предупреждения и другая информация подобного рода. Справа от входных дверей кто-то нацарапал: «Ким шлюха! Ким шлюха! Ким шлюха!»
Задрав голову, Майкл смотрел вверх по проему спиральной лестницы, мысленно отсчитывая шестой этаж, когда рядом со скрипом приоткрылась стальная дверь. Обернувшись, он увидел древнюю чернокожую старуху, смотревшую на него через щель.
— Полиция, — сказал он, выставляя вперед свой жетон. — Не бойтесь.
Дверь открылась шире. На женщине была грязная белая футболка, джинсы и надетый поверх всего этого фартук в цветочек.
— А я и не боюсь тебя, сволочь.
Позади нее кучкой стояли еще четыре старухи, все чернокожие, кроме одной. Майкл знал, что они выглянули не для того, чтобы помочь ему. Грейди, как и другие маленькие общины, держалась на слухах и пересудах, и это были как раз те рты, которые их подкармливали.
И все же он должен был задать им вопрос.
— Кто-нибудь из вас что-то видел?
Все дружно замотали головами, словно китайские болванчики на каминной доске.
— Прекрасно, — сказал Майкл, засовывая жетон в карман и направляясь к лестничному проему. — Спасибо за помощь по охране порядка в вашей общине.
— Это твоя работа, придурок, — фыркнула первая старуха.
Встав уже на первую ступеньку, он остановился, обернулся и посмотрел на нее. Она не отвела взгляда, и ее слезящиеся глаза забегали из стороны в сторону, словно читая книгу его жизни. Женщина эта была моложе остальных — ей, похоже, было где-то за шестьдесят, — но почему-то выглядела более высохшей, чем ее компаньонки, и совсем седой. От ее губ густой паутиной разбегались глубокие морщины — следы многолетнего постоянного курения сигарет. Седина окрасила ее волосы, начиная с макушки, а отдельные завитые штопором седые волосинки торчали из дряблого подбородка, словно жесткие жгуты. Она пользовалась помадой поразительного оранжевого оттенка, какого Майклу еще не доводилось видеть ни у одной женщины.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Ее подбородок упрямо задрался, но она все же ответила:
— Нора.
— Кто-то сделал звонок на 9-1-1 из телефонной будки напротив.
— Надеюсь, он после этого тщательно вымыл руки.
Майкл позволил себе улыбнуться.
— Ты ее знала?
— Мы все ее знали.
По тону старухи было понятно, что у нее есть много чего порассказать, но она не тот человек, который станет делиться этим с каким-то тупым белым копом. Очевидно, образованием в колледже Нора похвастаться не могла, но Майкл никогда особо не придавал значения таким вещам. Эта женщина обладала житейской уличной мудростью. Будь она глупой, она не прожила бы столько лет в таком месте, как Грейди.
Майкл снял ногу со ступеньки и вернулся обратно.
— Она работала?
Нора по-прежнему смотрела на него подозрительно.
— В основном по ночам.
— Она честная женщина, — вставила белая женщина позади нее.
Нора цыкнула на нее. Когда она продолжила, в голосе ее прозвучал даже какой-то вызов:
— Эта жизнь была не для нее, но что еще ей оставалось делать?
Майкл понимающе кивнул.
— А постоянные клиенты у нее были?
Они снова дружно покачали головами, а Нора ответила:
— Она никогда не брала работу на дом.
Майкл ждал, надеясь, что они добавят к этому что-то еще. Он мысленно считал секунды, решив довести паузу до двадцати. Над домом пролетел вертолет, в паре кварталов отсюда раздался резкий визг резины по асфальту, но никто из них не обратил на это внимания. Это был район, где люди начинают нервничать, если в течение недели пару раз не слышат перестрелку. Это был нормальный ход жизни, а насилие — или его угроза — было такой же неотъемлемой ее частью, как фастфуд или дешевая выпивка.
— Ну ладно, — сказал Майкл, досчитавший уже до двадцати пяти. Он вынул визитку и сунул ее Норе. — Можешь подтереть себе задницу при случае.
Она недовольно крякнула и брезгливо взяла карточку двумя пальцами.
— Моя задница намного больше этого.
Он многозначительно подмигнул ей и вкрадчивым голосом сказал:
— Не думай, что я этого не заметил, крошка.
Она разразилась хриплым хохотом, захлопнув дверь у него перед носом. Впрочем, карточку она оставила у себя. Это уже можно было расценить как позитивный результат.
Майкл снова вернулся на лестницу и преодолел первый пролет, шагая через две ступеньки. Все здания в Грейди были снабжены лифтами, но даже там, где они работали, пользоваться ими было опасно. На первом году патрульной службы Майкла как-то вызвали в Хоумс по поводу семейной ссоры, и он тут же застрял в такой вот скрипучей ловушке с разбитым устройством связи с диспетчером. Он провел там два часа, изо всех сил стараясь не внести свой вклад в стоявшее здесь зловоние от мочи и блевотины, пока его сержант не сообразил, что Майкл давно не отзывался, и не послал поискать его. Следующие полчаса старожилы проржали над ним, прежде чем помочь выбраться наружу.
Да здравствует полицейское братство!
Поднимаясь на третий этаж, Майкл заметил, что воздух вокруг изменился. Сначала он уловил это носом: в обычный запах жареной пищи, смешанный с запахом пива и пота, резко добавился неожиданный, но безошибочно узнаваемый смрад насильственной смерти.
Дом прореагировал на несчастье как обычно. Майкл слышал приглушенные голоса из-за закрытых дверей. Телевизоры были прикручены, а звуки шоу, заполнявшего перерыв футбольного матча, служили фоном для тихих разговоров — люди обсуждали женщину с шестого этажа и благодарили Бога, что это случилось с ней, а не с их детьми, не с их дочерьми, не с ними самими.
В этой относительной тишине в лестничный проем эхом доносился обычный деловой шум, когда на месте преступления идет поиск улик и фотосъемка. На четвертом этаже Майкл остановился, чтобы перевести дыхание. Два месяца назад он бросил курить, но легкие пока что полностью ему не поверили. Поднимаясь на следующий пролет, он чувствовал себя, как задыхающийся астматик. У него над головой кто-то засмеялся, и к этому смеху присоединились другие копы — подобная бравада позволяла им, несмотря ни на что, выполнять свою работу.
