Почему Байрон позволил убить себя ударом ножа в живот в одном из салунов Норт-Бича, до сих пор для него оставалось загадкой. Впрочем, ему повезло, что смерть Байрона — неразгаданная загадка. Его пугала разгадка, но правда уже стучала в дверь его сознания: Байрон предпочел смерть, чтобы бежать от него, от своей вечно неутолимой страсти. Самый простой выход, но, уйдя из жизни, он сделал его навсегда заложником своей любви.
Он пойдет к этой женщине и попробует найти в ней Байрона, которого уже много лет ищет во всех людях, но вряд ли найдет. Ее красота совершенно другая, а любовь разве может сравниться с любовью Байрона? В конце концов, опять встретится с тем же, что и в других — неосознанным желанием умереть.
Он уже принял решение: не станет дожидаться, пока тюремщики отправят его к ней. Глупо с их стороны думать, что его поступками смогут повелевать, заставляя выполнить их программу и дать заманить себя в ловушку, которая для него, несомненно, приготовлена. Нет, не так все просто, как им кажется!
Нужно выбраться отсюда, и как можно быстрее: какими бы упражнениями ни истязать свое тело, рано или поздно наступит момент, когда препараты возымеют действие. Он немного знал, какое последствие оказывают они на организм: останутся в его крови еще несколько месяцев после того, как прекратится их прием, могут вызвать понос и запор, сделать движения спазматически-резкими, и едва ли он сумеет нормально ходить, да еще это ранение в ногу! Нельзя больше позволять отравлять свое тело и мозг химикалиями — в противном случае ему уже никогда не восстановить свою «чи».
Сомнений, что одолеет этих двоих, приставленных сторожить, у него не было. Фаррелл, конечно, опаснее другого, и не потому, что у него револьвер: он абсолютно равнодушен к его красоте, а это — самое страшное оружие, чем все его боевые искусства.
Шэннон — человек совершенно другого склада. Сначала врач испытывал к нему только отвращение, но мало-помалу его отношение к Дэну изменилось, хотя безотчетно. При других обстоятельствах доктор Шэннон, наверное, пригласил бы его на ужин и познакомил бы со своими близкими и друзьями. Какая была бы сенсация: убийца-маньяк, на счету которого множество жертв, но наделенный божественной красотой, прекрасными манерами и в высшей степени уверенный в себе. Реакцию гостей на его появление предсказать нетрудно: полиция и пресса ошибаются — этот молодой человек никак не может быть Мясником. Совершенные им преступления и произведенное впечатление раздвоят их сознание: женщины дадут свои номера телефонов, а опасность, которую он представляет, подействует на них возбуждающе. Некоторые из них искренне будут убеждены в том, что, доведись заполучить его, они смогут исправить его. Мужчины примутся приглашать в свои клубы, на партию в теннис или на домашние коктейли.
Он знал, какое впечатление производит на доктора, хотя тому было невдомек. Шэннон страстно желает услышать оценку его работы как врача и, — ясно как день, — мечтает стать его другом.
Был уже полдень, и сквозь щель между шторами в комнату пробивался солнечный луч — время принятия очередной дозы препаратов. В любой момент появятся доктор Шэннон и Фаррелл. Он приготовился их встретить.
* * *
Сначала Шэннон считал, что у Фонтаны не в порядке с головой, иначе как объяснить его одержимость этим Дэном? Но постепенно доктор начал кое-что понимать, почувствовав, что в этом убийце есть нечто уникальное и непостижимое. Загадочная болезнь, не зарегистрированная ни в каких анналах и не поддающаяся никакому лечению, могла бы вызвать у него такой же безудержный восторг, какой вызывал у Фонтаны их пленник. Он понимал, что, не сообщи ему Фонтана о том, кто был их пленник, он бы до сих пор пребывал в счастливом неведении и, скорее всего, даже подружился бы с Дэном.
Но коль скоро он знал правду, закрывать на нее глаза уже не мог. Шэннон заметил, как смотрит на него Дэн. Тому явно не нравилось то, что они все видели, и в его глазах доктор читал только отвращение.
Если когда-нибудь Фонтана заподозрит Шэннона в том, что тот перешел ему дорогу, это станет для него концом. Он погубит его, разрушит и его карьеру, и его семью. Единственное, что ему для этого понадобится — это связать имя Шэннона со смертью Амброзетти, а для Фонтаны это не проблема. Доктор Шэннон не мог позволить Фонтане проводить эксперимент, какими бы целями тот ни руководствовался. Как и все в этом городе, Шэннон знал о страшных преступлениях, совершенных Мясником, и не сомневался, на что тот способен, окажись он на свободе.
Шэннон принял решение, казавшееся ему единственно правильным, — приготовить для Дэна коктейль из препаратов, который лишит его возможности соображать и в то же время выведет из строя физически. Как подействует на пленника смесь хлорпромазина, нардила и марплана, предсказать было невозможно. Сколько пройдет времени, прежде чем смесь проявит себя, он тоже сказать не мог, но доза будет такой сильной, что наверняка сделает Дэна калекой. Возможно, он даже не сможет двигаться. Кроме того, ингибиторы, которые Шэннон тоже включил в свой коктейль, смогут убить Дэна в соединении с таким обычным продуктом, как сыр. Смертельным может оказаться также стакан красного вина. Но вся прелесть этого плана заключалась в том, что Фонтана окажется обведенным вокруг пальца — никогда не догадается, что Дэн получил чрезмерную дозу препарата. Разве Шэннон не предупреждал его о возможности любого исхода, о том, что воздействие его может быть разным в зависимости от конкретного человека? Кого винить в том, что эксперимент не удался?
Для Шэннона искалечить Дэна было предпочтительней, чем убить его. Хватит с него одного Амброзетти!
План, задуманный Шэнноном, — единственный способ отомстить Фонтане за все свои унижения, а заодно и Дэну, не скрывавшему своего отвращения к доктору.
— Вот дерьмо! — произнесла Валери, вложив в эти слова не больше чувства, как если бы они касались пролитого стакана молока. Она смотрела на распростертое на полу и неподвижное тело отца.
— Надо же такому случиться! — она перевела взгляд на разбитую падением Фонтаны стеклянную дверь.
Майкл лихорадочно соображал, что делать. С того самого момента, как он вошел в этот дом, происходящее перестало восприниматься им как реальность. Все происходило точно во сне: он не мог предпринять никаких действий, только беспомощно наблюдать за разворачивавшейся перед его глазами трагедией. Сколько прошло времени? Пять, десять минут, а может быть, уже час?
— Мне необходимо выкурить косячок, — Валери полезла в задний карман джинсов. — Я этому не верю, — сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к Майклу, о существовании которого забыла под влиянием шока.
Майкл попытался действовать и даже сделал пару шагов, но ноги отказывались повиноваться. Сознание отдавало ему противоречивые команды: найди телефон; позвони в полицию; позвони в «скорую помощь»; успокой Валери; беги из этого дома, с этого острова, из этой страны. Ему хотелось только сесть, замереть на час или на два и прийти в себя. Но, пересилив дурман, он неуверенно побрел к двери, выходившей на веранду. Он еще сомневался в том, чему только что стал свидетелем — пистолет в руке Магнуса выстрелил, и Фонтана вывалился сквозь стеклянную дверь. Майклу казалось, что он видел на его лице кровь. А может быть, она ему привиделась. Конечно, пуля в него попала, но убит он или ранен?
Оглянувшись, он увидел, что Валери все никак не может прикурить свой косячок. Но это ее проблема. Он подошел к двери и выглянул наружу. Фонтана был жив: стонал, а по полу веранды растекалась лужа крови. Майкл не мог определить, куда попала пуля, и, вернувшись в комнату, поднял телефон и поставил его на стол.
— Валери, какой номер телефона здешней полиции?
Валери, казалось, его не слышала. Она с остервенением сосала свой косячок.
— Валери!
Она посмотрела на него испуганно, на мгновение вернувшись к действительности.
— Что? Ничего не знаю… — но через секунду смысл слов Майкла дошел до ее сознания.
— Эй, подождите, нельзя вызывать полицию!
Майкл нашел телефонную книгу и трясущимися руками пролистал ее.
— Сейчас мы вызовем полицию и сразу же отсюда уберемся! Наши имена сообщать не стоит, но не оставлять же его здесь умирать!
Валери смотрела на него непонимающе.
— Знаете, он никогда меня в грош не ставил.
— Кто? — Майкл не мог уделить ей достаточно внимания, поскольку пытался набрать номер полиции. Нужно было еще вызвать «скорую помощь», но он решил, что коль скоро полиция узнает о случившемся, она сама позаботится о том, чтобы приехали врачи и санитары.
— Папа всегда считал, что делает все это ради меня, но на самом деле его интересовала только его карьера, его положение и репутация.
