— Прости меня, Эш, но Ребекка… — Голос Генри был едва слышен.
— Она не мертва Она не мертва до тех пор, пока я не получу открытку…
По туману распространилось сияние — розовое, золотое и кроваво-красное. Должно быть, над холмами взошло солнце.
Я посмотрел на свои кулаки:
— И да. Я понимаю, как это звучит. Я никогда… — Глубокий вздох. — Это — мое.
Из полицейского шатра появилась доктор Макдональд. Она что-то несла подмышкой, а в руках у нее были две дымящиеся чашки.
— Эш, послушайте, вы хотели кофе, и вот вам кофе, там были еще рогалики, но они слегка засохли, но если вы хотите, я могу за ними сбегать? — Протянула мне чашку. — И карту тоже возьмите.
Генри расстелил ее на капоте «вольво». Она была очень детальная и достаточно большая, вмещала в себя весь парк с прилегающими улицами. Кто-то красными крестиками отметил места захоронений — отдельно для каждой девочки.
— Если он заботится о телах, то будет хранить их рядом друг с другом, — сказал он.
Издалека, сквозь туман, послышался шум автомобильного двигателя и хруст гравия. Шум становился громче.
Она склонилась над капотом:
— А он не заботится. Судя по расположению, он просто выбрасывает тела.
— Именно так. Просто не хочет носить их слишком далеко. — Генри достал карандаш. — Вы сделали какой-нибудь географический анализ? В наши дни сплошные компьютеры и статистический анализ, а мы иногда шевелили мозгами.
Раздолбанный «опель-астра» припарковался рядом с фургоном криминалистов. Из машины выбрался Дики, улыбка добавила морщин на его щеки.
— Генри! Генри Форрестер, старый черт, мне сказали, что ты здесь, но я сначала… — Уставился на меня. — Эш.
— Дики. — Я тоже посмотрел на него.
Доктор Макдональд улыбнулась:
— Правда, здорово? Генри согласился помочь следствию.
— Да, это великолепно. — Дики даже не взглянул на нее. — Эш, ты не можешь здесь находиться.
— Она моя дочь.
— Я знаю, что она твоя дочь. Слушай, ты в отпуске по семейным обстоятельствам. Обещаю держать тебя в курсе всех дел, но ты — не — можешь — здесь — находиться.
— Завтра ее день рождения, ты что, на самом деле думаешь, что я…
— Не заставляй меня вызывать кого-нибудь, чтобы тебя сопроводили домой, Эш. — Он закрыл глаза и потер рукой лоб. — Пожалуйста.
Прорезавшееся сквозь облака солнце сверкало на мокрых улицах, когда я, скрипя тормозами, вывел «рено» на Роуэн-драйв. Вебер, наверное, нажал на кое-какие кнопки, потому что полицейский кордон стоял метрах в пятидесяти от дома, держа журналистскую братию на приличном расстоянии, давая возможность Мишель хоть немного уединиться.
Я припарковался у тротуара, за фургоном с передвижной передающей станцией Би-би-си. Давно нужно было приехать сюда, посмотреть, как у нее дела. Помочь чем-то. Соврать, притвориться, что это совсем не то, что случилось с Ребеккой…
Может быть, Генри был прав, и это уже больше не важно. Меня пинком под зад вышибли из расследования, и кого теперь волновало, что все об этом узнают?
Руль леденил руки, пластиковое покрытие заскрипело, когда я сжал его.
Меня волновало.
Я моргнул.
Почему это был не Стивен Уоллес?
Еще моргнул.
Зажмурил глаза и так сжал руками руль, что они затряслись.
Зазвонил мобильный телефон — слишком громкий звук в тишине машины. Достал: «НОМЕР СКРЫТ».
— Кто это?
— Эш… — Энди Инглис, босс миссис Керриган. Он откашлялся и продолжил: — Я слышал о твоей дочери, и мне очень жаль.
Водительское окно холодило лоб.
— Мне тоже.
— Слушай, я тут собрался тебе позвонить, хотел сказать обычное в этих случаях «Чем я могу тебе помочь?» и всякую другую муть, но потом подумал: почему бы не протянуть парню руку? Так я это делаю. И знаешь, в чем дело? Один чувак, которого я знаю, рассказал мне, что там одна девчонка пропала, пару месяцев назад, открытку получили, все дела. А ее родители сказали, на хрен, мол, все это, тут ее бойфренд завязан, такие дела, сечешь?
Пара месяцев назад — двенадцатая жертва. Как раз перед Меган Тейлор. Нет ничего, что поможет мне отыскать Кети до завтрашнего дня.
— Я… спасибо, что хочешь помочь, но это…
— Этот бойфренд сказал, что он видел ублюдка.
— Он что? — Я выпрямился.
— Сказал, что был там, когда ее увозили. Не должен был там быть, но почему-то оказался. И видел все.
— И он что, никому не сказал? Как он мог не…
— У его папаши аллергия на офицеров полиции. Ладно, ручка есть, чтобы адрес записать?
— Сколько это будет стоить? — Я вытащил записную книжку.
— Херня. Гражданин, движимый заботой об интересах общества, — вот кто я такой. Сделай так, чтобы ублюдок получил все, что заслужил.
— …и это были… это были «Coldplay» и «Fix You». — Из автомобильною радио загрохотал кашель. — Простите, ребята, что-то горло болит со вчерашнего вечера. — Дрожащий вздох. — Ладно, все в порядке… Вы слушаете программу Великолепного Стива «Воскресный Праздник утреннего лентяя» и сейчас еще одна из любимых песен Меган Тейлор…
Я мчался по М-74, мимо пролетали поля и небольшие городки. Педаль газа была почти прижата к грязному коврику «рено», телефон — к уху, и я проклинал все на свете, потому что на другом конце линии раздавались гудки, гудки, гудки. А потом он снова переключил меня на голосовую почту.
— Генри, твою мать, ответь, пожалуйста, ты мне очень нужен!
Дал отбой и набрал снова, в четвертый раз за последние двадцать миль.
Локерби уже едва виднелся в зеркале заднего вида, когда я прекратил набирать Генри и набрал доктора Макдональд. Она ответила с первого звонка.
— Эш, с вами все в порядке, в смысле, я понимаю, что с вами не все в порядке, потому что все это случилось, а вы не можете теперь быть частью команды, и я… мы все беспокоимся о вас.
— Когда он их убивает?
— В день рожденья, а почему…
— Нет. Он их убивает утром, вечером, в середине дня, когда?
Я не… Это трудно сказать… На фотографиях ничего не указывает на время дня, все они сделаны внутри помещения, при искусственном освещении, так что…
— Если бы вы были им, когда бы вы это делали?
Я вырулил на внешнюю линию и с ревом промчался мимо автобуса, набитого уродливыми детьми.
— Мне кажется, что не очень здорово фокусироваться на этом, если мы…
— Когда — он — их — убивает?
Невозможно сказать, в смысле, мне кажется, что ему очень важно убить их в день рождения, и профессор Твининг сказал, что Лорен умирала часов шесть или семь, так что он не мог начать позже шести часов вечера… — Вздох. — Я думаю, что он ходит на работу, так что не может начать пытать их до того, как уйдет утром — на тот случай, если они внезапно умрут в его отсутствие. Так что это, скорее всего, происходит после работы.
— Это значит, что у нас есть время до пяти часов завтрашнего дня. — Посмотрел на наручные часы. — Тридцать часов до того, как он… До того, как Кети…
Молчание на другом конце линии.
— Что?
— Или он может взять в понедельник выходной и целый день потратить на…
— А вот этого не надо, о’кей? Просто… не надо. — Я хмуро посмотрел на дорогу. — Генри рядом?
— Работает с поисковой командой. Опираясь на карту, разработал местоположение возможных захоронений других жертв. Он очень хорош, Эш, я честно говорю, он ужасно хорош.
Еще на один шаг ближе к обнаружению Ребекки…
— Позвоните мне, как только он вернется.
— Алло? Алло? Меня слышно?
— Ненавижу я эти штуковины… — Генри откашлялся. — Вы уверены, что нас никто не слышит?
— Генри, здесь так воняет!
— Шеба ничего не может с собой поделать. Откройте окно, если это так вас беспокоит.
Бензина осталось четверть бака. Можно проехать еще немного перед остановкой.
— Эй, вы двое, вы не можете заткнуться? Еще есть одна жертва.
— Что?
— Пару месяцев назад, девочка из Бата. Семья получила открытку, но не стала заявлять.
Кто-то присвистнул.
Доктор Макдональд:
— Вы знаете, что это значит? Это значит, что Кети не номер тринадцать, она номер четырнадцать.
Пауза.
— Я был неправ. — Голос Генри был почти неслышен из-за рева мотора. — Я был неправ, Эш. — Глубокий вздох. — Он не выстраивал очередность до тринадцатой жертвы. Теперь это никогда не остановится…
— Эш, если у Кети четырнадцатый номер, то это значит, что у него начинается обострение: один раз в год в течение семи лет, две жертвы в следующий год, в прошлый год тоже две жертвы, а сейчас — три, это значит, что очень скоро их станет еще больше.
