— Не думаю, мэм. Конечно же, у нас есть рабочая версия, но я пока не могу ее разглашать.
— Скажите мне только одной, лейтенант, — немного игриво начала она…
— И через два часа будет знать уже весь клуб, — закончил за нее Данфорд.
— Ты противный, Хью! Я тебя больше не люблю, так и передай своей очаровательной Элен. Не понимаю, кстати, как она позволила тебе изменить прическу и сделать эту безобразную короткую стрижку. Это ведь ужас, лейтенант, правда?
— Нет, мэм, я не нахожу…
— И не расскажете мне свою версию?
— Не могу, мэм.
— Тогда я вас тоже больше не люблю, лейтенант! — Она взяла стоявшую у ног сумку с теннисными ракетками и направилась к выходу. — Имейте в виду: мы расстались как в море корабли.
— После такой ужасной драмы для нас обоих, — улыбаясь, произнес Данфорд, — остается только пройти в бар, чтоб хоть на некоторое время забыться. Но в действительности Джулия не то, что кажется. Едва ли не самый лучший игрок в бридж в нашем клубе. Очень организованный и подвижный ум.
Они сели не у стойки, а за отдельный столик.
— Хотел показать вам некоторые фотографии, сэр. Может быть, вы кого-то на них узнаете.
— К вашим услугам. Только сначала скажите, что будете пить? Покрепче?
— Нет, крепкие напитки я не люблю.
— Я тоже.
Блейк затруднился…
— Тогда на ваш вкус, как и вы.
Данфорд повернул голову и только показал что-то тремя пальцами.
— Вот здесь, сэр, взгляните, много снимков, где Стаут находится в компании разных людей.
* * *
— Нет, лейтенант, никого из них я раньше не видел. А вам не кажется, что эти люди — просто его клиенты?
— Очень похоже, что так, — согласился Блейк. — Тогда взгляните еще вот на эту фотографию.
Данфорд взял в руки фото и… пауза затянулась. Потом переложил фотографию в другую руку…
— Этот человек очень похож на Феликса Риччи, лейтенант. Приятеля Стаута в молодые годы. И я тогда его немного знал. Это он?
— Он, сэр.
Им принесли зеленоватые фисташковые орешки и в какой-то особенной корзиночке бутылку красного вина.
— Прекрасное трехлетнее «Бордо», — пояснил Данфорд, возвращая ему фотографию. — Вы не были там на виноградных фермах?
— Я вообще не бывал во Франции.
— Тогда я скажу в двух словах, что будете сейчас пить. Высокого класса «Бордо», лейтенант, делают на специальных фермах по высочайшему, отлаженному десятилетиями культурному методу. Это именно культура, а не производство. И не только сорт винограда играет в ней роль. Почва, угол склона, на котором стоит виноградник и подвергается особому солнечному освещению, куча других параметров. При созревании винограда два неудачных облачных дня могут заметно повлиять на качество. — Он сам налил вино в два бокала. — И люди, которые ухаживают за виноградником: вот к тому, откуда эта бутылка, допускаются только семейные женщины после сорока. Темно-красное, и спокойная яркость. Идеально прозрачное, но такое впечатление, что поглощает в себе свет. Правильно, потому что склон получает солнце во второй половине дня и даже ближе к закату. Крайне уравновешенное по букету, вы сейчас это почувствуете. — Он, приглашая Блейка, поднял свой бокал. — Разве можно допускать на такой виноградник девушку, которая только и думает, что о будущей первой ночи. За ваши успехи, лейтенант!
Блейк сделал глоточек, стараясь подольше удержать вино во рту…
Потом сделал еще.
Можно было бы сказать, что это лучшее красное сухое, какое он когда-либо пил. Но было и другое ощущение — вино не лучшее, а совсем другое, и слившееся многообразие его оттенков так же не постигается до конца вкусом, как зрение не способно увидеть все небо, и только улавливает в нем бесконечное.
— Да-а, — вырвалось само собою у Блейка.
— Что вы сказали, лейтенант?
— Это вино, сэр. Наверное, оно сделано для того, чтобы человек хоть иногда задумывался. Если всего лишь в трехлетнем виноградном напитке столько глубин и красок, то сколько их должно быть в человеческой жизни?
Данфорд лишь на секунду взглянул ему в глаза.
Странно, какое вдруг мелькнуло там выражение. Как однажды у Мэри…
— Могу я спросить, лейтенант, почему вы показали мне эту фотографию Риччи?
— Да, сэр. Он тоже был недавно убит.
— Убит? Где, когда?
— На том берегу, почти напротив. Когда?.. Экспертиза определила время смерти лишь с точностью до нескольких часов. Но получается так, что он мог быть убит примерно тогда же, когда и Стаут.
Блейку, искоса наблюдавшему собеседника, показалось, что тот захотел подумать. Поэтому он протянул руку к бутылке, взял ее, зачем-то взглянул на этикетку и очень медленно подлил в оба бокала. Так же медленно вернул бутылку в корзиночку.
— Вы связываете эти два убийства, лейтенант?
— Их трудно не связать, сэр.
В ответ на жест-приглашение он тоже взял свой бокал и снова сделал глоток…
Как это Макс сказал про деньги? Красивые, если их много? Да, потому что люди чувствуют, что этот ключ все открывает. И очень некрасивые, когда их слишком мало? Тоже правильно. Вот, Риччи отчаянно потянулся за иссякающим ручейком — и лишился жизни.
— Их трудно не связать, потому что Риччи приехал сюда за деньгами. Приехал к Стауту. Вы, кстати, не сталкивались с тем, что у него всегда водились наличные крупные деньги.
— А они у него водились?
— Да, это установлено. Приехал через тринадцать лет. Все это время о нем никто ничего не слышал. Мы полагаем, что то давнее его исчезновение и два этих убийства — начало и конец одной, хотя и не известной пока нам истории.
Опять что-то мелькнуло в глазах его собеседника. Другое уже… Страх?.. И снова вспомнилась Мэри. Будто общее что-то есть между их такими разными глазами. А может быть у него просто от вина разыгралась фантазия?
— Вы время от времени ешьте орешки, лейтенант.
— Это что, тоже часть виноупотребительной культуры?
— Совершенно верно.
— Именно фисташки?
— Не обязательно. Просто что-нибудь не резкое, со специфическим ощущением, чтобы таким способом приводить в нейтральное состояние вкусовые рецепторы.
— Спасибо. Так все-таки вернемся к Риччи и тому, что произошло здесь тринадцать лет назад. Вам что-нибудь вспоминается?
Данфорд подумал…
— Насколько я помню, было лето перед нашим со Стаутом последним университетским курсом. Компания молодых людей. Часто отдыхали здесь, на озерах.
— А кто туда входил?
— Ну, люди менялись…
— И все-таки?
— Из более или менее постоянных… нас трое… Мэри, Джулия, она тогда заканчивала химико-фармацевтический факультет… Нет, лейтенант, это было так давно, я толком не помню. — Он уже быстро потянулся к бутылке. — Ну, почему вы не пьете?
* * *
Блейк покидал клуб с неясными чувствами. То ли этот Данфорд знает что-то, то ли так кажется, потому что, когда следствие грозит оказаться в тупике, начинаешь не только хвататься за соломинку, а и сам себе ее придумывать.
— Ах, вот вы, коварный! — мелодично прозвучало сзади.
Лукаво улыбавшаяся дама стояла перед ним уже не в теннисной амуниции, а в красивом вечернем платье. — Посекретничаем?
— Честное слово, мэм, я ограничен процессуальными нормами.
— Проще говоря, продолжаете вредничать? И я сказала, что меня зовут Джулия.
— Вы очень красивы в этом платье, Джулия.
— Не выйдет! Кто убил Стаута?
— А сами вы его не убивали?
— Ха, это отлично! У меня стопроцентное алиби.
— Какое, позвольте узнать?
— Пила рядом с ним два раза в баре.
— Когда в последний раз?
— Без четверти одиннадцать.
— Вы с ним разговаривали?
— Нет, до снятия масок я ни с кем не разговаривала.
— А в чем, я не понял, алиби?
— Зачем было стрелять, если, пользуясь своим маскарадным прикрытием, я могла бы просто его отравить. Вы знаете, только я и Хью не были до одиннадцати никем узнаны. Он, правда, для этого еще и остригся.
— У вас негодное алиби, Джулия.
— Как это так?
— Просто вам не удалось достать хорошего яда.
Она искренне, как малый ребенок, расхохоталась:
— У меня его нет?! Я старший партнер нашего фармацевтического предприятия. Захочу — отравлю весь город!
«С какой странной точностью она указала время, — подумал Блейк, залезая в автомобиль, — в таких случаях добавляют „примерно“. Или время было непроизвольно названо, потому что через минуту ее уже не было в баре?»
К середине дня были проверены все водители такси в городе. Феликса Риччи никто не опознал. Но что совсем завершило картину — водители обоих курсирующих между центром города и озерами автобусов заявили, что в тот день такого человека в своих салонах не видели.
— Может быть просто он им не запомнился, Макс?
