Глава двадцать вторая
Григорий подтвердил пьянку у своего бывшего учителя («За пьянку у Горобца мне стыдно: надо было выплеснуть обиду — вот и переборщил с эмоциями!»). Узнав, что он в числе подозреваемых, рассмеялся. («Воспринимаю, как шутку!»). На вопрос, где находился в час убийства, сообщил, что сегодня, в восемь вечера, была назначена встреча с Амираном и Еленой, чтоб ещё раз оговорить его участие. («Они оба просили, чтоб именно я был шафером на свадьбе — пришлось согласиться, даже специально новый костюм купил»)…
Он ткнул пальцем в сторону шкафа, на дверце которого висел белый костюм в целлофановом мешке.
— … А в пять вечера, то есть, именно в час убийства, находился дома («Это может подтвердить Яна, подруга невесты, которая в это время зашла ко мне»).
Естественно, узнав её адрес, Пахомов помчался к Яне.
Позвонил он ей уже из машины.
Яна, румяная и круглощёкая, напоминала пышку, в которую замесили двойную дозу дрожжей. Звонок Пахомова застал её в кухне, где она поглощала полуметровый бутерброд.
В квартире было видно, что она пытается бороться с полнотой: все стены были увешаны плакатами и советами, как на до худеть. Самый главный висел в гостиной высоко под потолком и гласил: «Для того, чтобы сохранить хорошую фигуру и хорошие отношения, нужно вовремя закрыть рот!» Она достигла только половины результатов: отношения с окружающими у неё были хорошими, а вот рот закрыть не удавалось. На завтраки она заваривала специальный чай для похудения, но пила его с бутербродами с маслом, с сыром и с колбасой. Обожала блинчики и пирожки, любые: с мясом, с капустой, с картошкой, с грибами — это на обед. А на ужин — тот же чай для похудения, которым теперь запивала шоколадные тортики или заварные пирожные. Она поглощала их, стыдливо отвернувшись от плаката, пришпиленного ею же на стене, над кухонным столиком. На плакате была нарисована стая пингвинов, толстых и неуклюжих, а под ними надпись: «Это ласточки, которые ели после семи часов вечера».
Она ругала себя за слабоволие, злилась, расстраивалась, от этого опять разыгрывался аппетит, и она снова бросалась к холодильнику.
Как уже было сказано, звонок Бориса застал её в кухне во время завтрака, и она стала поспешно дожёвывать очередной бутерброд и убирать остатки утреннего пиршества.
Когда он позвонил, она открыла дверь, пригласила его в комнату и стала отвечать на его вопросы.
— Были ли вы в субботу, в районе пяти часов в гостях у Григория?
— Нет.
— Вы точно помните?
— Конечно. В это время я была на соревнованиях.
— А каким спортом вы занимаетесь?
— Я — велосипедистка.
— Уточните, пожалуйста, где проходили соревнования?
— На Осташковском шоссе.
— Спасибо, вы нам очень помогли.
Он поднялся, стал рассматривать пришпиленные «антиобжорные» плакаты.
— Вы знаете, лично у меня они, наоборот, вызывают аппетит.
Яна вдруг решилась:
— Хотите пирожок?.. С мясом? Или с картошкой? — И видя, что он колеблется с ответом, предложила: — Я вам принесу оба.
Выходя из подъезда, он дожевал второй пирожок. И оценил:
— Вкусно! Её можно понять.
Опровергнув показания Григория, Яна укрепила подозрения Бориса — он помчался к своему шефу, полковнику Лукоперецу, чтобы получить ордер на обыск в квартире Григория и на его задержание, как подозреваемого в убийстве Амирана.
Полковник сидел, чуть наклонившись вперёд, и любовался фотографиями своих внучек-близняшек. Фотографий было несколько, от самой маленькой, форматом в игральную карту, до самой большой, величиной в четверть стола: как будто, с ростом внучек росли и фотографии.
Лукоперец любовался близняшками и слушал сидящего напротив него Пахомова. Когда тот завершил доклад, полковник похвалил его:
— Молодец! Ордер вы получите. — И выдал один из своих фирменных афоризмов: — Я всегда говорил: кто умеет, тот сумеет!
После рождения у Бориса ребёнка полковник стал намного лучше относиться к своему непредсказуемому подчинённому. А когда узнал, что у того есть ещё и племянники-близнецы, зауважал его настолько, что даже стал подумывать о подаче документов на досрочное присвоение ему следующего звания.
Он пододвинул к себе фотографии любимых внучек и произнёс, рассчитывая на поддержку собеседника:
— Ведь правда, ничто так не создаёт радости и покоя в доме, как пара двухлетних близнецов?
— Да, я в этом убедился, — согласился Пахомов и добавил. — А если в доме ещё пара годовалых однолеток — это уже вечный покой!
Полковник был настроен благожелательно, поэтому пропустил мимо ушей иронию Бориса, только укоризненно произнёс:
— Ваши вечные шуточки, майор!
Пахомов виновато развёл руками.
— У меня неконтролируемое чувство юмора.
Зазвонил телефон. Полковник снял трубку.
Пока он разговаривал по телефону, Борис раскрыл лежащий на столе журнал, стал его перелистывать и вдруг громко расхохотался.
Лукоперец, который уже положил трубку, удивлённо посмотрел на него.
— Шутка из Интернета, — пояснил Борис и процитировал: — «О Христе стали говорить так же много, как о Сталине. Добром для Христа это не кончится».
— По-моему, глупо, — поморщился полковник, — и даже крамольно. А вы считаете это смешным?
— Конечно. Генерал Леонид Шебаршин был очень остроумным человеком.
— А при чём здесь генерал? — удивился Лукоперец.
— Так это он так сказал.
— Генерал?!
— Да. Генерал Шебаршин.
— Генерал?.. Тогда это, действительно, смешно, — Лукоперец вымученно засмеялся, затем оборвал смех. — Ордер вы получите — доводите дело до конца. Но капитана Рябого я на несколько дней у вас заберу: надо разобрать гору всяких доносов и анонимок, и у нас, и в соседних отделах. Давно такого потока кляуз не было. Причём, угрожают: не примете меры — напишем Президенту!
— Их поощряют, вот они и строчат. Скоро нам спустят план по доносительству, очернительству, по верноподданности и…
Шеф прервал его:
— Ладно, ладно, вам только дай повод позубоскалить! — И повторил: — Капитана Рябого я заберу. Три-четыре дня поработаете один?
Бориса вдруг осенило, что у него появился шанс «узаконить» Нельсона, и он жалобно произнёс:
— Конечно, одному не легко. Но, если позволите, мне поможет мой однокашник, следователь из Питера, приехал повидаться. Он поездит со мной, будет на подхвате: за рулём посидит, понятых организует…
Лукоперец поспешно предупредил:
— Учтите, у меня нет фондов на временных работников!
— Это же мой давний друг, — соврал Борис, — уверен, он согласится бесплатно, по дружбе!
Услышав слово «бесплатно», полковник смягчился, утвердительно кивнул и выдал свой очередной афоризм:
— С друзьями — хорошо, без друзей плохо. — Задумался и печально произнёс: — А их всё меньше и меньше. — Помолчал и добавил: — Жизнь бежит, бежит и всё от нас.
После этой фразы Борис вышел из кабинета расстроенным, проговорил вслух:
— Он стал мудреть — это приговор: его уволят!
На Ленинградском вокзале, как всегда, было шумно и многолюдно. Сойдя с поезда, Нельсон отыскал тихий уголок, вынул айфон и по скайпу вызвал Елену. Экран загорелся, и они увидели друг друга.
— Здравствуй, Леночка! Я уже здесь.
— С приездом!.. Нашёл бриллианты?
— Нашёл. Мама счастлива.
Оба не скрывают своей радости — столько лет не виделись!
— Ты стала ещё красивей!.
— А ты знаменитым. Я всегда верила в тебя. Помоги мне, помоги снять обвинения с Григория — это лучший друг моего покойного жениха, а следователь его подозревает.
Он искренне пообещал:
— Я буду очень стараться.
— Я на тебя надеюсь. Запиши телефон следователя, его зовут Борис, фамилия Пахомов, с ним договорено, но ты будешь сотрудничать не официально.
— Ладно, поработаю Штирлицем.
— Записывай телефон. — Продиктовала номер. Улыбнулась. — Надеюсь, твой приезд означает, что мама уже освободила тебя от клятвы не встречаться с нашей семьёй?
— Увы, ещё нет.
— Значит, ты — клятвопреступник?
— Ни в коем случае: я же не встречаюсь — я общаюсь по скайпу.
— Да здравствует электроника! — воскликнула Елена, и они оба радостно рассмеялись.
Когда Нельсон заглянул в кабинет Пахомова, там сидели пожилой бородач и его жена. Оба наперебой благодарили Бориса.
— Спасибо! Огромное вам спасибо!!
— Мы так любим нашего Попочку.
— Мы так рады…
— Так благодарны…
Чтобы прервать поток благодарностей, Борис поднялся и проводил их до дверей.
— Я тоже рад, что мы смогли вам помочь. — Потом повернулся к Нельсону. — И рад познакомиться с вами.
