class="p1">– «Скорая» слушает, – ответил на звонок в 23.48 оператор.
– Т-тут мужчина л-лежит, в кустах, и он не ды-дышит. Мне кажется.
– Назовитесь, пожалуйста, и укажите адрес, по которому ехать.
– В Майори он лежит, н-напротив станции в сквере за ска-скамейкой. Приезжайте с-срочно.
Вот и весь разговор. Звонок был из телефона-автомата на улице Йомас.
«Интересно, – подумал Ильин. – Звонивший видел мужчину в сквере напротив станции, а позвонил из автомата, пройдя метров пятьсот по улице Йомас. Пройдя мимо, как минимум, еще двух телефонных будок. Может, те были неисправны?»
– Серый, – обратился он к водителю оперативного «жигуленка», – смотайся к нам в контору, доложи Гуляеву ситуацию и попроси его, чтобы проверили две попутные заявителю телефонные будки. Да и вообще в радиусе километра от будки, из которой он позвонил. Были ли они исправны вчера? Потом заберешь Петровича и вместе с ним ко мне!
– Лады, – Серый не любил стоять на месте – любил ездить.
Ильин еще несколько раз прослушал ту же запись, чтобы запомнить голос и интонации звонившего и чтобы еще что-нибудь услышать. Может, кто-то стоял рядом, что-то говорил. Хоть что-нибудь, что позволило бы помочь установить личность звонившего. Он же не просто случайный звонивший – раз он не сразу позвонил? Он ведь из-за чего-то не сразу позвонил! Стоп! А кто-нибудь еще сообщал об этом случае? Судя по записям, «Скорая» подобрала погибшего почти через двадцать минут. Да и сколько времени он лежал там до этого – пока одному Богу известно.
– А еще звонки об этом же потерпевшем были на станцию: до этого или после? – спросил Ильин старшего смены
– Так откуда я знаю, я же тоже лишь с сегодняшнего утра. Могу дать послушать все входившие звонки примерно за час до этого звонка и после, до момента приезда «Скорой».
Ильин, слушая записи о вызовах «Скорой», узнал много нового о природе человека. Оказывается, люди, побуждаемые пороками и страстями, не только друг другу причиняют увечья, но еще чаще сами себе, и все по тем же причинам, да плюс еще и из любопытства, экспериментируя с различными бытовыми предметами и частями тела. Но заинтересовал его лишь один звонок – в 23.47. Это был самый короткий звонок из прослушанных. Традиционное: «Скорая» слушает», небольшая пауза, раздраженное: «Говорите, «Скорая» слушает!» И… все. Абонент положил трубку. Но не совсем все – в перерыве было слышно, как звучит вживую, заглушаемая ресторанным гомоном, перепевка популярной песни про то, что не надо сыпать соль на рану. Звуки были явственно слышны в трубке, пока абонент молчал.
Ильин облегченно вздохнул и повеселел. А тут на станцию позвонил Гуляев и, попросив позвать офицера уголовного розыска к телефону, сообщил Ильину, что информация о состоянии телефонов-автоматов в округе будет получена только завтра. Опер попросил начальника дополнительно выяснить на телефонной станции и информацию об адресе, из которого был и звонок в 23.47. Гуляев на том конце провода ругнулся и еще раз повторил, что все будет только завтра, так как без подписи начальника отдела или его заместителя эти данные не получить, а они оба на совещении в Риге.
Через несколько минут подтянулись Петрович и Серый. Петрович выглядел почти идеально, наполовину соответствуя тому, как выглядят сотрудники уголовного розыска из известного в оперской среде стишка про шествие работников милиции. Не все стихотворение могло быть по этическим причинам озвучено для широкой советской общественности, но суть его проста и в главном правдива – торжественным маршем шествует колонна работников милиции – впереди в отличных импортных туфлях и «индпошиве» сотрудники ОБХСС с «колбасой наперевес» и различным продуктовым дефицитом в портфелях, за ними вполне сытые и холеные сотрудники ГАИ («едят и пьют не на свои»), с оттопыренными от «трояков» карманами, а замыкает колонну – отделение уголовного розыска: «Вечно пьян и вечно хмур – позади идет ОУР». Пьян Петрович, конечно, не был. Но хмур до крайней степени.
– Документов при трупе не обнаружено. Кошелек с деньгами на месте. Часы тоже. Одежда не сильно испачкана – там, где нашли, там и убили. Других повреждений нет – убит одним ударом кулака, наверное, внутреннее кровоизлияние, а может, и перелом височной кости. Тело отправили в морг, чтобы дать вскрытию возможность показать… – даже и в такой ситуации Петрович любил позубоскалить. – Ну, и у тебя, думаю, тоже глухо? – спросил он Ильина.
– А вот послушай первую запись. В ней звонивший сообщает о бездыханном теле в парке в 23.48. Что слышишь?
– Ну, заикается. Не оратор, стало быть, наш свидетель. А так человек он неплохой. Отзывчивый. Даже чуткий. А откуда он звонил?
Узнав от Ильина, «откуда он звонил», Петрович призадумался.
– Ты из себя мыслителя не изображай, тут, кроме меня, никого нет. Поэтому – бесполезно. Ты еще несколько раз запись послушай. Что слышишь?
Петрович прослушал несколько раз и ответил:
– Ну, есть, кроме разговора нашего человеколюба, песня какая-то на заднем плане. Еле слышно. Какой-то чувак угрожает причинить телесные повреждения. Думаешь, он?
Перебалагурить Петровича было невозможно. Услышав про «чувака», Ильин даже растерялся сначала, а потом рассмеялся, сообразив, что там в тексте есть слова примерно такие: «…полоснув по ране бритвой» и что-то про «третьего лишнего».
– Ладно уж, послушай еще и это, здесь песня слышна очень хорошо, – и Ильин поставил запись с молчанием абонента в 23.47.
Тут повеселел и Петрович. «Поехали к телефонной будке», – сказал он Серому и Ильину.
Будка удручала сиротской наготой. Стекла были выбиты сразу же после очередной установки к очередному Первомаю. Лишалась стекол будка, как правило, не позже Дня защиты детей – первого июня, и стояла раздетой до Ноябрьских. К Ноябрьским праздникам ее снова стеклили, но не позже дня Советской Конституции – 5 декабря, она снова обнажалась не по своей воле. А по воле загулявшей допоздна в ночных ресторанах улицы Йомас шпаны. Потому и был слышы в трубку в 23.48 звуки оркестра, исполнявшего вживую обычный ресторанный репертуар того времени. А до ресторана – метров сорок. Вон он! На перекрестке. Но эта же песня была слышна во время звонка молчаливого абонента и в 23.47. Причем отлично слышна.
Молчаливым абонент, наверное, был потому, что сообразил: звонки в «Скорую» записываются и определяется адрес звонящего. Значит, звонил из дома. И дом его наверняка расположен не дальше, чем в минуте ходьбы до телефонной будки и так близко от ресторана, что песню было слышно отчетливо. Одна минута ходьбы – сто метров. Не
