«непрозрачной белой жидкости» в бутылке. У него нет точного знания что налито в бутылку – у него вера, основанная на опыте, что там – молоко. И то, что на этикетке написано «Молоко» – это лишь дополнительный способ заставить поверить. Значит, по знанию люди не живут. А живут люди на основе веры в чужие знания и на основе предыдущего своего опыта, который тоже вера. Это вера в обязательную повторяемость результатов при схожих внешних условиях. Но абсолютно одинаковых внешних условий в материальном мире не бывает никогда! Никогда-никогда! Но тогда надо признавать, что это знание-опыт бессмысленно. Но разве может быть что-либо бессмысленное осмысленной целью?
А когда появилось первое знание на основе первого опыта первой личности? Примитивный материализм дает на этот вопрос примитивные по точности ответы. Но в любом случае, эта теория признает некую, пусть и условную, но начальную точку на оси времени, когда появилась первая личность. А зачем? Чтобы передавать знания последующим. Но какова тогда целесообразность появления первой? Чем было хуже до этого момента и кому было хуже? Зачем накапливать и передавать знания от человека к человеку, подчас неверные, если они объективно в природе существуют и так? Опять этот вопрос о целесообразности всего сущего! Если нет какой-то цели в этом и все мы лишь случайно приходим из мертвой холодной пустоты лишь для того, чтобы уже миг спустя неизбежно полностью раствориться навечно в ней же, утрачивая все, – тогда прав Алеша Карамазов у Достоевского: тогда все и можно! Потому, что ничего и нет, в примитивно материальном мире, кроме вечной смерти. Но тогда в чем смысл этого круговорота приходящих ниоткуда и никуда уходящих личностей со своим уникальным опытом-знанием? В чем смысл их жизни «сейчас»? Ведь чем отличается человек от булыжника? Булыжник, видимо, не размышляет на тему «до» и «после», проживая свои тысячи лет до распада в песчинки. Человек же, наоборот, проживая свою жизнь, все события, происходящие с ним «сейчас», и свои поступки в этом «сейчас» строит на основе того, что было «до», и в расчете на определенное «после». И в результате появляются переживания. И лишь в том и отличие – булыжник не живет жизнью эмоций, чувств. Он не переживает духовно. А в нас живут переживания! А некоторые живут в нас с рождения. Но не могут же они приходить из ниоткуда вместе с жизнью? Как, например, тот самый, по Канту «Нравственный Закон». Но из ниоткуда – это же глупость! Вот и значит, рассудил тогда шестнадцатилетний Ильин, что смысл жизни в переживаниях. А они уж точно не материальны, даже если и сопровождаются какими-то материальными проявлениями. Ну, и напоследок – а раз весь смысл в них, то они где-то и как-то должны и учитываться, и накапливаться. И понятно, что не на материальных носителях.
«Запорожец» Тарас с задачей справился. Опер оставил его набираться сил до завтра в гараже, а сам пошел домой.
«Нет! Не может быть мир примитивно материальным! Просто не может – и все!» – по пути домой продолжал свои размышления Ильин. Не получалось у него представить себе, что все, что есть в мире, – от песчинки юрмальского пляжа до размышлений Георгия Георгиевича о сущном – лишь случайный результат столь же случайных процессов. Настолько это не вязалось со всем, что видел он вокруг и чувствовал, что он вдохновился на несерьезный стишок:
Материя разложена
до пра-пра-кирпичей,
В теорию уложена
О том, что мир – ничей!
Нет Бога! Мир не создал Сам!
Ученые мужи
Несут смятенье в души нам –
Нет никакой души!
Здесь Бог – Естественный Отбор
И нет моральных норм.
Он и решит, кто сорт, кто сор.
Ты – скот? Или ты – корм?
Обидно? Но иного нет…
Вру! Есть! Наоборот
Возможно попросить ответ —
Ты корм или ты скот.
Следующий день начался с традиционного по по будням утреннего собрания офицерского состава отдела. На этот раз, помимо информации сменяющегося после суток работы дежурного о происшествиях за дежурство и чтения сводки преступлений по республике за сутки, в мероприятии «отметился» и заместитель прокурора города. Зам прокурора приходит не часто и никогда ни с чем хорошим. Опера, увидев его, тяжко вздохнули – опять принес кучу отмененных отказных материалов. Злыдень, одно слово. Заместитель прокурора на самом деле злыднем не был – он был занудой. Звали его Куриленко Глеб Трофимович. Был он невысок, всегда одет в серый мятый костюм, занудство его не выходило за рамки служебных обязанностей и отлично сочеталось с небольшой лысиной на макушке. А обязанностью его были контроль и проверка работы правоохранительных структур города. В том числе и принимаемых ими решений по заявлениям трудящихся.
– Ну, куда это годится? – стучал стопкой из двадцати пяти отмененных им «отказных» дел Глеб Трофимович. – Ну, надо же совесть иметь! Вот что в своем постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела пишет участковый инспектор Семенов…
Заместитель прокурора стал перерывать папки, разыскиваю нужную:
– Ага! Вы послушайте. Так … я, участковый инспектор… установил …– Искал нужное место в тексте Куриленко – Вот, вот тут: «Заявитель Антоненкова Л.С. не имеет надлежащего опыта по уходу за домашними животными. Кроме этого, по показаниям свидетелей, она имеет очень плохую память и крайне плохое зрение. Свидетели отмечают, что она неоднократно забывала закрывать калитку забора приусадебного участка».
Глеб Трофимович посмотрел в зал и пояснил:
– Это Семенов нас исподволь подводит к выводам, которые он сделал в итоге по заявлению о краже кроликов из крольчатника! Но этого мало, и Семенов продолжает: «Свидетели отмечают, что неоднократно видели, что заявитель даже и не замечала, что у нее на территории не закрыта калитка». А еще «свидетели допускают, что и дверцы клеток крольчатника заявитель тоже очень часто забывала закрывать или не замечала их открытости». Причем так и написано – «открытости».
Зал развеселился.
– Вы думаете, это все?! – вопросил заместитель прокурора товарищей офицеров. – Нет, не все! Еще внимательные свидетели отметили, что неоднократно Антоненкова Л.С. оскорбляла кроликов, называя их различными неприличными словами, и угрожала, что не будет больше давать им пищу!
Товарищи офицеры смеялись уже в голос. Даже начальник отдела иногда подхихикивал, хоть и пытался он сохранять строго-серьезную мину. Но эта маска периодически сползала с его лица, не выдерживая тяжести приведенных в постановлении аргументов участкового инспектора. Не смеялись лишь двое – Глеб Трофимович и Семенов. Заместитель прокурора с
