после непродолжительного молчания. – Конспирацию развел. Нашли бы все равно их. Вот вы бы и нашли. И друга, и Степанова. Фото трупа все равно по всем ресторанам показывали бы, там бы и получили показания о ссоре. А Кругликова вашего кто-нибудь, да и знает – местный ведь. Вот всех бы вниз и воткнули бы, если б сразу не заговорили. Вот прямо из-под венца. Ну, и какова цена их показаниям была бы через месяц поисков? А так, если боксер ваш нервический врать не станет, то можно вытянуть все на убийство по неосторожности. Хотя какая, к черту, неосторожность – боксер ведь, – сам себя поправил начальник. – Ну, или аффект придумать. Ну что-то можно, если все так. И чем быстрее он даст показания, тем лучше. Этим ты, Петрович, и займись вместе с Аликом Мамедовым – он дежурит сегодня. А ты, Ильин, смотайся в пансионат работников Гостелерадио и постарайся замять скандал, который на пустом месте сумел уже с утра пораньше создать этот же Мамедов. У отдыхающей там москвички украли на пляже одежду так после посещения Мамедова она уже дважды звонила начальнику отдела и требовала, чтобы юрмальская милиция не жизни ее учила, а занялась бы розыском ее вещей. А то очень скоро разные московские начальники начнут учить жизни юрмальских милиционеров. Или как-то так. Смысл, в общем, тебе понятен.
Ильин собрался было сказать все, что он думал «в связи и по поводу», и набрал уже воздуха в легкие, но глядя на и без того расстроенное лицо начальника, молча вышел. А не сказал он следующее: «Ну, совсем обалдели! Теперь я должен из-за этого хамоватого Мамедова идти под танки и «пасть» под Москвой, а Мамедов будет дораскрывать уже практически раскрытое убийство». А не сказал еще и потому, что подумал: не очень-то ему и хочется «дораскрывать» это убийство. Так что, может, все и к лучшему. Правда, лишь для него, Ильина, к лучшему.
Заявления от московской гостьи о пропаже ее вещей в дежурке не оказалось по той простой причине, что его пока и не было в природе. После непродолжительного, но, похоже, эмоционального объяснения с дежурным опером Мамедовым об обстоятельствах пропажи она совершила два поступка – указала тому на дверь и, дозвонившись до начальника отдела, указала ему на хамство подчиненного. То есть Ильину надлежало выполнить боевую задачу – заявление принять, эмоции погасить. И хорошо бы еще и сверхзадачу – принять заявление так, чтобы можно было отказать в возбуждении уголовного дела.
Ильин не стал говорить своему зеленому «Запорожцу», не любившему ночевать в гараже, что поедет он после пансионата домой, и тот завелся сразу. Пансионат был близко, и Тарас нисколечко не запыхался. Злиться на то, что Гуляев его фактически отстранил от раскрытия убийства, Ильин уже не мог, но так как злиться хотелось очень-очень, то он стал злиться на руководство по другому поводу:
– Тоже мне, нашли психотерапевта, скандалы гасить! Мне бы самому сейчас к психотерапевту: и после этого Фрольцова с непонятной и не проходящей к нему то ли жалостью, то ли участием, да и после этих «тили-тили-тесто – жених и невеста!» с подарочком в виде трупа к свадьбе!
Найдя номер потерпевшей, Ильин постучался и, услышав «Входите!», вошел. Представился. Женщину звали Елена Андреевна. Ухоженная. Интересная. Возраст на вид определить Ильин не смог. Статная. С красивыми руками и линией плеч. Она стояла у кресла рядом со столиком, была немного напряжена и в упор рассматривала Ильина. Ильин улыбнулся, как можно искреннее и поинтересовался:
– Как вы разместились?
– Как я разместилась в пансионате? – переспросила Елена Андреевна, не ожидавшая такого вопроса – Спасибо, хорошо.
Женщина села в кресло, напряжение ее заметно спало, и она улыбнулась в ответ, указав на стул рядом:
– Да вы садитесь.
Затем Ильин расспрашивал ее о Москве, печалясь, что пока нет никакой возможности снова там побывать. Елена Андреевна свой город любила, и ей был интересен и забавен рассказ Ильина о том, как на своем зеленом Тарасе он вместе с женой два года назад ездил в подмосковный пансионат МВД и как они «штурмовали» все фирменные магазины столицы, утоляя жажду дефицита. Любого. Елена Андреевна, в свою очередь, рассказала, что работает редактором программ, и поведала несколько занимательных случаев из трудовых буден коллег. Хоть Ильину на самом деле приятно было общаться с «московской гостьей», но минут через тридцать опер сказал, что «служба обязывает», и стал выяснять подробности утреннего происшествия на пляже.
– Да я думаю, у вас много таких случаев, – уже с долей самоиронии начала свой рассказ Елена Андреевна. – Бегаю я, видите ли, по утрам. По нескольку километров. Чтобы быть в форме.
Ильин не преминул воспользоваться этим поводом для комплимента. Комплимент был принят благосклонно.
– Стало быть, и в это утро – первое утро, я лишь накануне приехала, я и пошла на пляж. Одета я была в сарафан поверх купальника и специальные пляжные босоножки. Было и красивое китайское полотенце, чтобы вытереться после пробежки и купания. Я ведь «моржиха», и нынешние ваши плюс четырнадцать в море для меня в удовольствие. Полотенце, сарафан и босоножки я оставила на скамейке и побежала вдоль пляжа. Даже начавшийся мелкий дождик мне не помеха. Хорошо тут у вас – тихо, сосны, влажный морской воздух. Ни души на пляже в шесть утра. Расслабилась я, одним словом. Вернулась – на скамейке ничего нет. И никого нет рядом. Так в купальнике и притопала в пансионат. И босиком. Как клуша, – с грустной улыбкой подытожила Елена Андреевна.
Ильин смотрел на эту интересную, образованную женщину, слушал ее рассказ о злоключениях в первый же день приезда в его город и понимал, что он уже и сам не различает: то ли он проявляет искреннее участие и интерес к ее несчастью, то ли просто притворяется и лицедействует в рамках своего ремесла. Притворяется, решая главную в такой ситуации задачу, – суметь так принять заявление, чтобы не вешать «темную» кражу на отдел.
Опер принял подробное заявление у Елены Андреевны, в котором отразил самое существенное: дело было рано утром и пляж был пустынен. Елена Андреевна, оставив одежду на скамейке без присмотра, удалилась на большое расстояние и потеряла из виду скамейку с вещами и по причине расстояния, и по причине изгиба полосы пляжа. Когда же она вернулась, спустя не менее получаса, то своих вещей на скамейке не обнаружила. Далее стандартное: «Протокол заявления с моих
