Пока все, что я говорил, было безошибочно точным. Меня беспокоила отрешенность от всего происходящего обоих Шкурко. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу и, казалось, упивались одним только нахождением рядом друг с другом. Друг-с-другом…
— «Подставная» под меня фирма — это очень хорошо! Здесь, по вашим планам, я «вяжусь» очень прочно со всем произошедшим за последнее время. А когда на меня падет тень подозрения в связи с убийством Агалакова — ведь должны же быть доказательства моей вины в его смерти, не так ли? — например, мой «липовый» паспорт в его квартире рядом с трупом, вскроется дело о перебросе денег на «мою» фирму. Вот тут-то меня нужно убирать и срочно сматываться из страны, прихватив с собой картины, деньги и взваливая весь нешуточный груз ответственности на труп Виктора Ломакина! Все верно? На первый взгляд — да. Но как меня заинтересовать в «работе» после гибели моего клиента? Любовь Витальевна знает ответ на этот вопрос. Она заключает со мной еще один контракт — на поиск убийц ее мужа, таким образом полностью «привязывая» меня к себе.
Пора передохнуть… Пусть позадают вопросы, если их, конечно, что-то интересует…
— Но вы многого не учли…
— Например?.. — как-то спокойно спросил Шкурко.
— Например, то, что мне удастся побывать в той квартире, на которой вы, Александр Олегович, прятались после вашего лжеубийства. Я нашел на полу в нише этой квартиры бирку с вашего «дипломата-кейса». И еще там, опять же на полу, стояла пепельница со свежими окурками. Я долго не мог вспомнить, где я видел сигареты «Милд севен», пока второй раз не побывал у вас дома. Эти сигареты курит Любовь Витальевна. Не так уж часто встречаются люди, курящие этот сорт… В той квартире жил и творил во время своих командировок мастер копировальных работ Зигфрид Шальке. Снятие защитного слоя и наложенного поверх подлинника «грима» — процесс тонкий и трудоемкий, но для такого специалиста, каким являлся Шальке, это была не преграда.
— Вы можете это доказать? Все, о чем вы только что говорили?
— А как вы думаете, что первым делом сделает эксперт-криминалист, попав в ту квартиру?
— Найдет в ней следы вашего пребывания. Обувь, пальцы, наконец…
— Поверьте мне, как бывшему менту. Моих следов он там не найдет. Зато отыщет многое другое — следы художественной краски на чисто вымытом полу, большое количество гвоздей в стенах… И обязательно найдет хотя бы один отпечаток, который при идентификации совпадет с отпечатком трупа, похороненного сегодня утром со всеми почестями на городском кладбище. Этот отпечаток будет принадлежать по всем документам гражданину Германии — Зигфриду Шальке, убитому два дня назад тремя выстрелами в голову в подъезде одного из домов нашего города. Сомневаюсь в том, что в его останках родная мама признала бы в нем сына после выстрелов из пистолета, который вы держите в руках! Зато Любовь Витальевна умудрилась в нем узнать своего мужа — вас, Александр Олегович. Но, несмотря на то, что в последний момент вы успели передать Агалакову свое удостоверение депутата, вы и тут допустили ошибку…
— Слишком гладко стелете. Никто не станет рыть до такой «глубины»! Вы все это смогли выяснить, потому что защищаете свою жизнь… — Шкурко усмехнулся, некоторое время позволяя своей усмешке не покидать лицо, но вдруг осекся. — Или… вы уже успели выполнить свой «гражданский долг»?.. Вы уже сообщили в милицию о своих потрясающих выводах?
Шкурко рассмеялся, и мне показалось, что рассмеялся он от всей души. Такое бывает… Это предвестник нервного срыва, после которого я могу остаться лежать в том же виде, что Шальке два дня назад.
— Если бы я сообщил в милицию, вы бы в данный момент не потрясали самой главной уликой перед моим носом в виде кольта сорок пятого калибра, а в следственном изоляторе давали показания на себя и свою жену.
— Это все — одни слова. Представьте на минуту, что меня не находят, моя жена подтверждает свои прежние показания, вспоминая при этом, что наняла вас следить за мной. Представили? На днях, на одной из дач в Сосновке, найдут труп Агалакова и неподалеку от него — ваш паспорт. В столе президента футбольного клуба «Форт-Норд» лежит договор, согласно которому вы, директор ремонтно-строительной фирмы «Аурика», обязуетесь произвести ремонт помещений клуба. По вашей просьбе предоплата в сто процентов вам уже выплачена. — Шкурко снова изобразил на лице депутатскую глубокомысленность. — Куда вы истратили деньги клуба, Ломакин? Те деньги, которые я с таким трудом выбил в Москве для развития спорта в городе?! Вы их присвоили мошенническим путем? А чтобы замести следы — убили депутата Шкурко, Агалакова, который вас «подвел» к моей жене — президенту клуба, как директора строительной фирмы? Вы — жестокий коварный убийца и мошенник, Ломакин!
Так закончил свою речь «покойный» депутат Шкурко.
— Ну, приблизительно так я все и предполагал…
— Это хорошо, — согласился лжетруп. — Так будут предполагать и компетентные органы. Но вы избежите кары правосудия…
— Сейчас вы скажете, что я его избегу, потому что мой холодный труп найдут где-нибудь на берегу реки и у милиции возникнет умная и правдоподобная версия — «не поделился» с подельниками, да? После чего они станут искать моего убийцу, да? А поскольку это — глухой темняк, то вы можете спать спокойно. Я ничего не забыл?
— Ты — умный детектив. Хоть и не законный. Мне вот только одно интересно. Так сказать, профессиональный интерес… Когда ты понял, что тебя используют в какой-то игре?
— Когда вы, как сумасшедший, стали кататься за мной на синей «восьмерке», сиденье которой еще не успело остыть от задницы Шальке.
— Что ж… Дело прошлое. Теперь это не так важно. Важно одно — осуществлено все задуманное.
— А если я сейчас вам скажу, что вы не только потерпели поражение, но и втянули в преступление жену, которая в случае неудачи наших с вами переговоров сядет приблизительно на столько же, на сколько и вы? Вы испытали полный крах, Шкурко. Или, как говорят у вас, депутатов, — кризис, из которого нет выхода.
— Слова…
— Александр Олегович, однажды, когда вы еще жили и творили в Германии, вы попали в автокатастрофу и вам вливали донорскую кровь. Это так?
— Ну и что? — Шкурко задумался, просчитывая минусы этого факта. Не обнаружив их, спросил уже более настойчиво: — Ну и что?!
— Когда вам ее вливали, то, помимо резервного запаса крови, находящегося в больнице, свою кровь предложили дипработники консульства, имеющие такую же группу крови, как и у вас. У вас вторая группа крови. Резус-фактор — отрицательный. Я переговорил с одним из дипломатов, чья кровь сейчас бежит в вас. Не сам, конечно, переговорил, а через его жену. Так получилось, что у меня с ней довольно хорошие отношения…
Шкурко-муж сидел неподвижно, ожидая подвоха. Он не волновался, придерживаясь той точки зрения, что мои слова — не больше, чем «слова».
Но его жена, эта умная женщина, Любовь Витальевна, она поняла все. А поняв, еще крепче вцепилась в своего мужа. Она поняла смысл — в этом я был уверен. Но еще не догадывалась о последствиях. И только ее женское сердце заставляло от чувства приближающейся беды сидеть молча, сжав руки на одежде своего преступного гения и уперевшись в меня ненавидящим взглядом…
— Шальке обращался в одну из наших клиник за помощью. Это было год назад… И там, в свою очередь, выясняли его группу крови. Любовь Витальевна, знаете, когда я этим заинтересовался? Когда узнал из результатов экспертизы, что кровь трупа в подьезде, который вы опознали как своего мужа, имеет третью группу с положительным резус-фактором. Судебный медик не ошибся. Эту же кровь определили врачи клиники год назад. Это — кровь Шальке.
Я посмотрел на свои «командирские».
— У каждого человека в жизни должен быть шанс. Для вас это — покинуть страну и раствориться среди миллионов подобных себе по облику на другом континенте. Для Смыслова это — найти вас. Я дал ему такой шанс, и если он им не воспользуется — это его беда. И вам я даю шанс — вы покинете этот дом сейчас же, если не хотите среди скорбящих друзей увидеть лица торжествующих сотрудников уголовного розыска. Используете вы его или нет — это ваше дело.
Я помолчал, закуривая сигарету, которую намеревался докурить уже на улице.
— Вот только мне вы не хотели давать никаких шансов. Совершенно никаких! Но я его дал сам себе, потому что у каждого человека в жизни должен быть шанс. Любовь Витальевна, извольте расплатиться… На этот раз ничто не помешало мне выполнить условия нашего контракта. Второго по счету и, надеюсь, — последнего…
…Засовывая в карман плаща упаковки с двумястами портретами бородатого старины Гранта, я подошел к картине, висевшей на стене. Бордовое солнце снова отодвинулось от меня на то же несуществующее измерение бесконечности, что было между нами до этого…
