– Привет, мясник! – бодро поприветствовал он Гурова. – Что поделываешь?
– Устриц ем, шампанским запиваю, – проворчал сыщик. – А ты как?
– Да я весь в масле.
Гуров решил, что ослышался.
– Не понял. В каком масле? Тебя что, жарить собрались?
– Нет, я просто перепачкался машинным маслом. Мы тут в движке копаемся. Я рад, что соотношение у нас как всегда – я в дерьме, а ты во фраке. Мне захотелось немного полетать. Знаешь, что такое мотодельтаплан?
Гуров напряг больную голову.
– По-моему, это помесь мопеда с парашютом. Или самоката с самолетом.
– Ага. Только на мопед ты сверху садишься, а тут, наоборот, под него заползаешь, – уточнил Крячко.
Гуров потер лоб снегом.
– Ну ладно, когда налетаешься, заглядывай ко мне в номер. У тебя же в апартаментах ни ванны, ни душа. Чем свое масло смывать будешь?
Гуров убрал мобильник в карман. Сейчас перед ним стояла непростая задача. Ему предстояло еще как-то добираться до города.
* * *
Директор «Агронавта» Анатолий Семенович Зайцын коротал вечер в ресторане при гостинице, той самой, в которой жили полковники Гуров и Крячко. Зайцын сидел в дальнем углу зала и потихоньку накачивался водкой. Закуску он предпочитал самую простую и привычную: рыбный балычок, сациви, салатик «псевдооливье». Никаких новомодных морских слизняков или сырой рыбы. События дня требовали разрядки, привычной и спокойной – без баб, без банного разврата и оргий. Скоротать вечерок, как в старые добрые времена.
Поэтому всесильный, в государственном масштабе, директор агрокомплекса скромно сидел за столиком и ужинал. На горячее он ожидал котлету по-киевски. Настоящую котлету по-киевски, из куриной грудки, отбитой в сливках, на натуральной плечевой косточке, а не ту суррогатную бесформенную блямбу с растопленным кусочком масла внутри, насаженную для вида на бедренную кость, которую иногда выдают за оригинал недобросовестные повара. Ну и, разумеется, с гарниром из картофельной стружки во фритюре и консервированными сливами.
Зайцын ждал котлету, но появился Кудряш. Он ворвался в ресторанный зал растрепанный и потрясенный, чего раньше с ним никогда не бывало.
– Я тебя весь день ищу! – с ходу выпалил криминальный авторитет. – Ты, Семеныч, в натуре, знаешь, кого тебе из Москвы прислали?
Зайцын посмотрел на бандита с недоумением. Друзьями они никогда не являлись. Более того, несколько раз их отношения едва не дошли до состояния войны. И панибратство Кудряша было директору не совсем понятно. Единственным объяснением могло служить лишь сильное душевное волнение.
Зайцын вытер губы салфеткой.
– Ты это о чем? Из Москвы у меня только один гость – юрист.
– Не юрист это, киллер, сукой буду! Чистильщик-уборщик! Терминатор! А погоняло у него – Мясник!
Зайцын аккуратно свернул салфетку и положил на край стола. Припечатал ладонью. Вечер был безнадежно испорчен, котлету можно теперь не ждать.
– Ты мне тут истерики не закатывай, – спокойно возразил он. – Знаешь, чем мы с тобой отличаемся и почему ты со своей конторой никогда не будешь охранять «Агронавт»? Потому что ты – свободный художник, человек неуправляемый. Приказывать тебе бесполезно, пугать тоже. Поэтому таких, как ты, и убивают. А я – обычный управленец. Надо мной хозяин стоит – Мозг. Если он сочтет нужным, или «Ассоциация» ему прикажет, то меня просто уволят. И я уйду. Зачем же им тогда на киллера тратиться?
Кудряш разом перестал причитать и удивленно уставился на директора.
– Постой, а Мозг разве жив?
– С утра живой был. Я с ним разговаривал.
– А я думал, что Мозг – это Фердыщенков покойный…
– Не тем концом думаешь. Ладно, за предупреждение благодарю. Ты ведь, поди, сам обосрался со страху и моими руками хотел этого Мясника убрать? Угадал? Нет уж, давай сам работай. Это не моя проблема. Моя служба безопасности – не перекрашенная банда. Другая специализация.
«Знаем мы твою специализацию. Тебе человека замочить, что чихнуть», – подумал Кудряш, но вслух сказал другое:
– А «басмачи»?
Щека господина Зайцына непроизвольно дернулась, словно его ударили или сильно укололи.
– Борис, ты не прав, – проговорил он нарочито ровным металлическим голосом. – Раньше я что-то не замечал за тобой этой манеры – совать нос в чужие дела. Может, ты только поэтому еще и живой? Мой тебе совет – продолжай и дальше в таком же духе. Знаешь, что продлевает жизнь надежнее, чем стволовые клетки? Это молчание.
Кудряш раздул ноздри. Так с ним давно никто не разговаривал. А тут – сначала мент в самолете, потом московский выскочка, теперь этот повелитель комбикорма наглеет. Кудряш раздул ноздри и сузил глаза.
– Пугаешь?
Зайцын усмехнулся.
– Кого, тебя? Боря, да тебя убить гораздо легче, чем напугать. А убить тебя непросто. Я тебя элементарно пре‑ду‑пре‑жда‑ю. Как друг.
– С такими друзьями и врагов не надо, – пробормотал Кудряш, подхватил со стола стоявший перед директором графинчик с водкой, опрокинул его в глотку одним махом и вылетел так же стремительно, как и появился.
Когда он исчез, директор некоторое время оставался сидеть, не меняя позы.
«Киллер, значит. Мясник, – рассуждал он про себя. – Оно, конечно, верно, уволить-то меня проще, чем убить. Зато убить – надежнее. Нет человека – нет и проблемы. Ну, что же, как говорится, кто предупрежден, тот смеется последним».
И он щелчком пальцев подозвал официанта.
– Посчитай мои убытки, – распорядился он.
Только выйдя на улицу, директор Зайцын достал мобильник и набрал номер, который держал не в памяти телефона, а в своей собственной. Это был номер хозяина «Агронавта», известного большинству только по кличке Мозг. Зайцын не сразу решился ему позвонить. Что, если московский юрист от господина Мирского и в самом деле киллер, и Мозг в курсе его приезда? Но и тогда Зайцын ничего не терял, сообщив ему эту информацию. Тем более что всю ответственность за панику свалил на Кудряша.
Мозг выслушал внимательно, выдержал паузу и ответил:
– Я сам проверю, что он за юрист. Возможно, Мирский что-то от нас скрывает. Он любит тайны.
И отключился. О том, что господин Мирский все свои тайны унес с собой в могилу, Мозг сообщать не стал.
Зайцын напрягся. Вечер переставал быть скучным и томным, наступало время действий.
* * *
До города Гуров добрался на самосвале. В кабине он немного отогрелся. Тем не менее, вернувшись в отель, сыщик первым делом принял обжигающе горячую ванну, затем – ледяной душ. После этого он ощутил значительное облегчение. Захотелось спать. Но спать было нельзя. Полковник достал бутылку коньяка и включил кофеварку. Тут и Крячко подоспел. Он сразу увидел бутылку и учуял запах кофе.
– Чур, мне первому! – с порога заявил он. – Я задубел, как мамонт в вечной мерзлоте. Там, на небесах, жуткая холодрыга. И как это птички и ангелы на лету не замерзают?
Гуров налил себе и Станиславу коньяка. Они выпили, затем усугубили состояние горячим кофе.
– Выйдем на балкон, покурим, – предложил Гуров.
Когда они вышли на холод, он поежился и плотно притворил балконную дверь.
– Придется еще немного померзнуть, Стас. Думаю, микрофончик-то мне уже поставили. И тебе, наверное, тоже. Лавина тронулась. И все больше набирает скорость. Ты можешь меня поздравить: я только что был изнасилован Ксенией Мартыновной Пахомовой. В особо циничной форме.
Крячко едва не разинул рот от удивления.
– И как же она, слабая женщина, с тобой справилась? Личным обаянием или с помощью приворотного зелья?
Гуров пожал плечами.
– Прелестей ей, конечно, не занимать, но главным достоинством было какое-то снотворное. Думаю, этим же снадобьем угостили Фердыщенкова и сторожей со склада. Кроме того, у насильницы был сообщник. И это не кто иной, как Аверин.
Крячко осторожно заглянул другу за спину, словно боялся увидеть у него хвост.
– Это как же? Неужели он тебя обесчестил?
Гуров успокоил его:
– Нет, не в том смысле. В сцене секса участвовали только я и она. Я уверен, что Аверин, если это был он, вел видеосъемку.
Крячко наморщил лоб.
– Ты сказал: «Уверен»? То есть ты веришь, но не знаешь точно?
– Я был в отключке. Остались догадки и обрывки воспоминаний.
– А факты? Улики?
– Элементарно, Ватсон. У меня трусы надеты наизнанку. Я это обнаружил, когда решил помочиться.
Лицо Крячко приняло оживленное выражение.
– Это значит, что тебе битому быть! Могу выручить, раз такая судьба. Обещаю лупить вполсилы и не по лицу.
– Нет! Это значит, что трусы с меня снимали, а потом снова надели. Но второпях перепутали и напялили наизнанку. Такая вот дедукция.
– А может быть, это сделали нарочно?
– Что сделали нарочно? Сняли трусы? Ну, конечно, не случайно!
