Жизнь старика была насыщена различными событиями и полна тяжелых испытаний, не однажды пробуя его на прочность. Провидение неожиданно сталкивало его в пропасть, а потом столь же внезапно возносило на самый верх. Испытания перебрали все струны его души, и уже не оставалось звучания, которого бы он не слышал. К любимым картинам он подходил всякий раз для того, чтобы вспомнить себя прежнего: когда у него была любящая мать; когда его волновал первый поцелуй и свидание с любимой девушкой, миг, когда душа съеживалась от страха лишь при одном дыхании близкой смерти. И еще, чтобы выглядеть перед окружавшими его людьми не усталым стариком, измученным многими болезнями, а человеком, полным жизни.
Созерцание картины делало его значительно моложе. Даже в глазах, на какое-то время потухших, снова вспыхивал привычный блеск, и он чувствовал себя почти молодым…
Допив виски, мистер Уайт выключил подсветку картин и устроился перед большим экраном. Взяв пульт в морщинистую ладонь, он нажал кнопку, и тотчас видеокамеры заглянули в тайный фонд «Сотбиса», угодливо приблизив к нему крепкого мужчину лет пятидесяти в демисезонном пальто, стоящего у застекленной витрины. Это был Потап Феоктистов. Постояв с минуту, он двинулся дальше к шкафу, в котором были выставлены миниатюры. Некоторое время гость с любопытством рассматривал небольшой миниатюрный портрет Людовика XVI – одна из немногих вещей, которую король дарил своим дворянам в качестве поощрения. Потом Феоктистов подошел к висевшей на стене картине «Дама в соболиной шляпке», нарисованной на доске, и внимательно принялся изучать раму. Слегка приподняв картину за самый уголок, осмотрел ее обратную сторону. Старик невольно усмехнулся: именно таким образом эксперты определяют подлинность картины. Талантливый копиист может научиться манере письма великого мастера, может подобрать нужный состав красок, ему под силу нарисовать картину с точностью до последних деталей, единственное, что ему не дано, так это подделать ее тыльную часть.
Заложив руки за спину, Потап Феоктистов зашагал дальше по залу, по обе стороны которого стены были увешаны холстами. Взгляд у посетителя внимательный, пытливый. Он явно чего-то выискивал: одни картины разглядывал дотошно, на другие бросал лишь мимолетный взгляд. Вновь остановился, скрестив руки на полной груди, и эта остановка и заинтересованность, с которой Феоктистов рассматривал холст, старику все больше не нравилась. Мистер Уайт бережно погладил фамильный перстень с бриллиантом, украшавший безымянный палец левой руки, и камень, будто бы сердясь, брызнул снопом света. Перстень, как никто другой, понимал его настроение. Вместе они составляли единое целое: если он был сердит, бриллиант бросал по сторонам длинные лучики, если же старик пребывал в хорошем расположении духа, камень светился изнутри мягким ласкающим светом.
Мужчина останавливался точно перед теми картинами, которых не должно быть в фонде. С недавнего прошлого они являлись его собственностью. Первая из картин – «Дама в соболиной шляпке» – принадлежала кисти Рембрандта и была доставлена на «Сотбис» анонимным покупателем полтора года назад. Предполагалось, что она будет выставлена на продажу в ближайшие торги, но неожиданно из полиции пришел список украденных картин, в которых «Дама в соболиной шляпке» значилась под четвертым номером. Анонимный продавец неожиданно пропал, и старик всерьез предполагал, что его уже просто не было в живых. По договоренности с Нортоном, задолжавшим ему крупную сумму денег, картина перешла к нему. Но сейчас неразумно было выставлять ее на торги, требовалось время, чтобы все успокоилось. Тем более стоимость картины составляла, по меньшей мере, пятнадцать миллионов долларов.
Постояв немного перед картиной, Феоктистов пошел дальше и на этот раз остановился перед картиной Кандинсибо, что была украдена из коллекции одного московского бизнесмена и пересекла несколько границ, чтобы оказаться в Англии. Не могло быть речи о том, чтобы выставить ее на аукционе в ближайший год, и вот теперь она висела среди прочих полотен и дожидалась своего ценителя.
Подняв телефонную трубку, старик произнес:
– Выводите его из фонда, что-то мне не нравится его интерес.
– Сделаем, сэр, – отозвался энергичный голос.
Немного подумав, он набрал еще один номер:
– Джонатан, ты видел посетителя, вошедшего в секретный отдел?
– Да, сэр, ведь я охраняю именно эту часть здания.
– Мне он не нравится. Ты знаешь, что нужно делать?
– Да, сэр.
– Молодец, тебе не нужно повторять дважды.
– Это моя работа, сэр.
Уайт положил трубку, выключил монитор и вновь зажег подсветку.
В дальнем углу, нарисованный темными сочными красками, висел портрет пожилого мужчины с длинными кривыми морщинами на щеках. Старик, запечатленный пятьсот лет назад, походил на него самого, словно брат-близнец. Несправедливость заключалась в том, что скоро ему уходить, а старик будет продолжать жить и сверлить со стены колючим взглядом каждого вошедшего. Его судьбе остается только позавидовать: еще не однажды тот сделается предметом вожделения какого-нибудь алчного коллекционера.
Не прошло и часа, как вновь прозвенел звонок.
– Сэр, у нас возникли некоторые сложности…
– Что за сложности? – перебил старик.
– Гостю удалось скрыться. Помог случай…
– И где он сейчас?
– Нам неизвестно. Это наша ошибка, и мы…
– Ошибка… Джонатан, вам нравится ваша работа?
– Да, сэр.
– Вы хорошо получаете?
– Весьма прилично, сэр.
– Так вот, исправьте свою ошибку немедленно, если не хотите остаться без работы… А может, даже без головы.
– Я все понял, сэр, – поспешно отозвался Джонатан. – Этого больше не повторится. Есть человек, который наверняка знает, куда он отправился.
– Понимаю, о ком идет речь, но для того, чтобы он был более сговорчивым, я вышлю тебе на почту интересные снимки.
– Я сделаю все, что нужно, босс, – браво отозвался Джонатан.
Уайт положил трубку. Во всем виноват тот самый старик, нарисованный гениальной рукой Рембрандта пятьсот лет назад. Как только он приближался к нему, так обязательно происходили какие-нибудь неприятности. От встреч с этим старым бесом следует воздержаться… Хотя бы на некоторое время.
Едва Феоктистов поднял руку, как в метре от него остановилось городское такси. Дверца приоткрылась, и из салона выглянула добродушная смуглая физиономия индуса с лихо закрученными смоляными усами и в высокой синей чалме. Великолепный костюм, чалма из шелковой синей ткани, ухоженная лоснящаяся физиономия указывали на то, что большую часть жизни тот провел в достатке.
Внешне водитель напоминал молодого раджу из книг по истории Индии, а запах дорогого одеколона, исходивший из салона душной пряной волной, легко перебивал запах выхлопных газов задымленного мегаполиса. Руководители таксопарков предпочитают именно таких дородных и жизнелюбивых индусов, прекрасно осознавая, что тем самым расширяют клиентуру. Однажды угодив под обаяние смуглого пройдохи, многие из пассажиров становятся его постоянными клиентами.
– Куда вам, сэр? – улыбаясь, спросил жизнерадостный таксист.
– На Викторию Роуд довезете?
– Я вам не смогу отказать, даже если вы пожелаете доставить вас на Луну, – продолжал излучать радость таксист. – Правда, вам придется доплатить некоторый коэффициент за сложность дороги.
– На Луну как-нибудь в следующий раз, – усмехнулся Феоктистов, устраиваясь в удобном кожаном кресле.
Таксист уверенно лавировал в плотном потоке транспорта и без конца что-то говорил. Кажется, он всерьез рассчитывал выжать из пассажира максимальные чаевые. За последующие несколько минут Феоктистов узнал о нем вплоть до седьмого колена: тот заверял, что среди его предков были влиятельный раджа и офицер королевской английской армии. В Лондоне он проживал уже четвертый год, оставив на воспитание красавицы жены трех малолетних детей, и сейчас из кожи лезет, чтобы заработать деньжат на пропитание. Потап Викторович сдержанно улыбнулся: ему приходилось разъезжать на такси во многих частях света, и он понял, что, несмотря на расовые и возрастные различия, все таксисты, по большей части, похожи. Подобную историю он уже слышал не однажды, правда, это было на других континентах и цвет лица у таксистов был совершенно иным.
– Мы приехали, сэр, – неожиданно прервал свое повествование водитель, остановившись перед особняком, огороженным высоким чугунным забором. Уважительно смерив долгим взглядом фасад здания с античными скульптурами у парадного входа, он негромко заметил: – У вас в Лондоне живут очень серьезные друзья.
– Да, мне повезло, – буркнул Феоктистов. И, сунув в ладонь таксиста чаевые, вчетверо превышающие плату за поездку, вышел из машины. – Желаю тебе когда-нибудь стать боссом.
