– Не хочет выходить на волю под подписку – что ж, ее дело. Оформим девушку за хранение оружия и боеприпасов, предъявим обвинение в установленный законом срок. Лебедев, доставишь ее на Петровку, в изолятор временного содержания. Пусть сидит и осваивается. А я домой, отсыпаться.
Девяткин вышел из отделения в серость и промозглость и поежился от прохладного ветра. В эту минуту он вдруг почувствовал себя старым, уставшим от жизни человеком.
Солнце поднялось над склоном холма и слепило глаза. Повозка тащилась вверх по пыльной дороге. Сидевший на козлах Рахат Садыков подстегивал мерина вожжами и мычал под нос мелодию, бесконечную и однообразную, как выжженная солнцем голая степь. Джейн пила из фляжки теплую воду, смачивала носовой платок и накрывала им голову, но ткань высыхала за минуту. Лицо Джейн обветрилось, кожа сделалась сухой и шершавой. Поблагодарив любезного продавца, Садыков погрузил в повозку продукты.
Добравшись до поворота, они увидели врытый в землю столб с табличкой. Буквы, выведенные масляной краской, выцвели под солнцем почти до белизны, но разобрать надпись можно: «Поселок Измес. 5 километров».
Лошадь повернула на узкую дорогу и побежала быстрее. Вскоре глазу открылись саманные домики, прилепившиеся к склону холма. Темные глазницы окон, развалившиеся заборы, пепелище на том месте, где когда-то стоял сенной сарай. Неподалеку из земли торчат два ржавых могильных креста, а рядом надгробье из необработанного камня. Земля, заросшая колючим кустарником и бурьяном, изрыта сусликами и полевыми мышами.
– Не смотрите на пустые дома – это плохая примета, – сказал Садыков и подстегнул лошадь. – У нас говорят, что в пустых кишлаках селятся души умерших, которые не нашли покоя в ином мире. Конечно, я в это не верю. Но все же…
– Хорошо, не буду смотреть, – отвела взгляд Джейн.
В угрюмом молчании доехали наконец до места. В низине, куда вела дорога, стояла постройка: бетонные стены и железные балки вместо крыши. Очевидно, на этом месте хотели построить главный цех. Рядом с ним забетонировали фундамент для склада или административного помещения. Чуть ниже – постройка из саманного кирпича, напоминающая общественный туалет. Эта уже с крышей, нет только оконных блоков и дверей. На отшибе – остов грузовика без колес и кузова.
– Огонь разложим прямо тут, – осмотревшись, произнесла Джейн. – Для ночлега место хорошее, высокое. На возвышенность, как правило, не заползают змеи. И звериных троп не видно.
– Устроимся отлично, – кивнул Садыков.
Она начала разгружать арбу, а Садыков разнуздал лошадь.
Встречу с капитаном Алексеем Пономаревым назначили в сквере возле рыночной площади. Бравый милиционер в форме, в начищенных до блеска ботинках, с планшетом через плечо, появился точно в назначенное время, минута в минуту. Присев на скамейку рядом с Радченко, сказал:
– Ваша история мне в общих чертах известна. Но сначала нужно прояснить некоторые… – замялся капитан, стараясь заменить слова «деньги» и «оплата» близкими по смыслу, но синонимов почему-то не находилось. – Как бы это поточнее выразиться… Прояснить некоторые моменты, что ли…
– Насчет денег? – Радченко уже вжился в роль дойной коровы и не возражал, когда очередной вымогатель собирался подергать его за вымя. – Если информация стоит того…
– Нет, нет, – потупил взгляд капитан. – У меня твердая такса. Если я что-то сообщаю, полезное или не слишком полезное, – сто долларов. Ну, такая вот ставка.
– Хорошая у вас ставка. – Радченко полез в бумажник, но мент снова запротестовал.
– Нет, нет. Когда будете уходить, положите под лавку. И сверху камнем придавите, чтобы не улетела.
Капитан Пономарев говорил очень тихо, замолкал, если мимо проходил человек, часто оглядывался по сторонам и морщил лоб, если что-то не нравилось. Словом, вел себя так, будто пришел в этот сквер вовсе не мент, а изменник родины, мечтавший выгодно продать иностранному шпиону военные тайны родного государства.
– Насчет Джейн Майси мы получили запросы из московского ГУВД. Где Майси находится, с кем вступала в контакт, чем занималась… Они в Москве что, не понимают, что эта Майси мне не докладывает, чем занимается. Бумаги были подписаны неким майором Девяткиным. Знаете такого?
– Кое-что о нем слышал. Краем уха.
– В гостиницах Майси не останавливалась. – Пономарев огляделся по сторонам и вздохнул. – Таможенной очистки в аэропорту не проходила. Я уже хотел написать в Москву, что такая особа тут вовсе не появлялась, но оказалось, что Джейн прилетела к нам не из Москвы, а из Узбекистана. Она провела в тамошнем аэропорту полдня, хотя были места на двух самолетах, которые вылетали раньше. Что она делала сутки в чужом аэропорту?
– Вы меня спрашиваете? – удивился Радченко.
– Я просмотрел сводки преступлений за две последние недели. Брал не только тяжкие или особо тяжкие преступления. Изучил все: угоны автотранспорта, мелкие кражи, хулиганство, воровство и прочее.
– А это еще зачем?
– Тут логика простая. Если в наш город приезжает иностранец, особенно из богатой страны, он обязательно влипает в какую-то гнусную историю. Его изобьют, напоят какой-нибудь отравой, сбросят с моста в ручей, обязательно ограбят или обворуют – это уж точно. Это сто процентов. Значит, должно быть заявление пострадавшего. Но от Джейн заявлений не поступало. Кроме того, жертвами насилия не становились женщины ее возраста и внешности.
– Словом, полный мрак?
– Ну, не совсем. Наши милиционеры дежурят на блокпостах вместе с военными. – Он вытащил из планшета и расстелил на коленях карту города. – Вот здесь дней десять назад дежурил наряд милиции из центрального района. Позднее командир группы подал рапорт на имя руководителя главка. Суть такова: офицер таджикских вооруженных сил, русский по национальности, фамилию я не помню, пропустил без досмотра подозрительную машину.
– Что за машина? – Радченко придвинулся ближе к менту.
– Светлая «Волга», номер можно уточнить. За рулем местный парень, а в салоне, на переднем сиденье, женщина. Белая кожа, каштановые волосы, лет тридцать… Из Москвы прислали фотографии Джейн. Ну, точно подходит под описание. Водитель «Волги» вел себя подозрительно, волновался. Но офицер, поговорив с женщиной, пропустил машину, в которой могли находиться наркотики или оружие.
– И что с рапортом? – спросил Радченко.
– Никому не хочется ссориться с военными из-за какой-то ерунды. Рапорт положили под сукно, и на том точка. Короче, получается, что Майси была в городе. И выехала отсюда…
– Подождите, где, вы говорите, тот блокпост?
– А вот он, – начертил на карте крестик капитан. – Вот на развилке этих дорог.
Радченко хмыкнул. Если Садыков и Джейн ехали к недостроенной фабрике по выделке кожи, то c самого начала они взяли неверное направление. Следовало выезжать через контрольно-пропускной пункт, что в другом конце города. И гражданин Садыков, проживший здесь значительную часть жизни, не мог этого не знать. Выходит, он нарочно путает Джейн или… Не хотелось думать о самом плохом, но ничего другого просто в голову не приходило.
В сумерках Радченко остановил машину у военного поста на выезде из города и предъявил документы офицеру. Тот долго листал паспорт и мусолил справку комендатуры, согласно которой предъявитель сего документа может следовать через военные посты, не подвергаясь досмотру транспорта и личному обыску.
– Значит, ты Сулейменов? – Офицер вгляделся в лицо водителя. – Таджик?
– На одну четверть, по отцовской линии, – отчеканил Радченко. – Мать русская.
– Ветеринарный врач?
– Так точно, – кивнул Радченко.
– Ветеринарный врач по отцовской линии? На одну четверть? – пошутил офицер и хохотнул. – Видно, у тебя хорошие связи в комендатуре, раз выправили такую грамоту – ну, что обыскивать тебя нельзя. Проезжай, ветеринар.
Военный пост исчез за облаком пыли, и Радченко подумал, что путешествие предстоит не самое дальнее. Если ехать короткой дорогой, он окажется на месте, у недостроенной фабрики, к вечеру завтрашнего дня. Через полчаса он свернул с асфальта на грунтовку, около девяти вечера, когда сумерки сделались гуще, вылез из машины, осмотрелся и в свете фар не увидел дороги, самым загадочным образом куда-то пропавшей.
Дима развернул машину и погнал ее в обратном направлении. Он долго рыскал по степи, но дорогу словно черти съели.
Под утро пропавшую дорогу он все-таки нашел. Грунтовка с глубокими колеями петляла вдоль равнины, поднималась на холм и спускалась вниз, на такую же равнину, плоскую и пыльную.
В девять утра навстречу попался грузовик, в кузове которого тряслись два железных контейнера. Дима выскочил из машины и замахал руками. Грузовик остановился, из кабины выбрался узбек в промасленной брезентовой куртке. Он сказал, что его зовут Ибрагим, и говорит он, к сожалению, хуже, чем водит машину.
