Бритт стоически терпела его осуждение. Ни за что на свете она не признала бы, что манипулировала общественным мнением, дабы произвести впечатление на своего нового босса и сделать карьеру. Но и отрицать, что ее репортажи были пристрастными, направленными против Рейли Гэннона, она не могла.
— Я говорила…
— Довольно!
Он сделал маленький круг по кухне, вцепившись в волосы и отведя их от лица. Бритт уже знала этот жест. Рейли хватался за голову каждый раз, как его гнев готов был вырваться наружу. И каждый раз она с благодарностью воспринимала его усилия сдержаться. Разгневанный, он пугал ее до смерти.
Рейли снова сел на свое место.
— Когда Сузи представили святой, а меня — ее совратителем, у шефа не осталось выбора, ему пришлось меня уволить. Фордайс не возбудил уголовное дело, но в этом уже не было необходимости. Меня осудило общественное мнение. — Хотя Рейли сказал «общественное мнение», глаза его словно кричали: «Вы!»
После напряженной паузы Бритт осторожно спросила:
— Именно тогда вы сюда переехали?
Он коротко кивнул.
— Несколько месяцев я арендовал этот дом, затем решил купить его, поскольку точно знал, что никогда не вернусь назад. Прожить дерьмовую жизнь здесь можно ничуть не хуже, чем в любом другом месте.
— Где мы находимся?
— Между Бофортом и Чарлстоном вдали от побережья. — Рейли назвал еще несколько городков.
— Никогда о них не слышала.
— Так и задумывалось.
— Кто-нибудь… Вы с кем-нибудь общаетесь?
— С кем? С моим адвокатом? Я выписал ему чек, уволил и больше никогда не видел его и не слышал. С верными друзьями? — Он презрительно фыркнул.
— Родители?
Рейли страдальчески скривился и тихо ответил:
— Они тоже уехали из Чарлстона.
— Они вам поверили?
— Безоговорочно. Я — единственный ребенок. Мы всегда были очень близки. Они всегда защищали меня, что бы я ни натворил.
— Они и в этом случае вас защищали.
— Да. И поэтому стали изгоями. Даже старые друзья начали их избегать. Они устали от этой истории. Отец вышел на досрочную пенсию из компании по продаже медикаментов, в создании которой участвовал, и они перебрались в Огасту. У мамы там живет сестра. Мне чертовски больно оттого, что я причинил им столько горя. Я никогда не смогу расплатиться с ними. Вся их жизнь прошла в Чарлстоне. Они говорят, что у них появились новые друзья, что им там нравится, но… — Он пожал плечами.
Бритт чуть не спросила о его невесте, но вовремя одумалась.
— Как вы это выдерживаете? Я имею в виду изоляцию. Никаких контактов с внешним миром. Ну, кроме Делно. Чем вы занимаетесь?
— Составляю план мести.
Он сказал это тихо, с угрозой. У Бритт мурашки побежали по коже, и она с радостью восприняла шум снаружи, возвестивший о возвращении старика. Поднявшись на крыльцо, Делно повесил на крючок, прикрепленный к скату крыши, маленькую тушку, приказал собакам лежать, открыл дверь и просунул голову внутрь.
— Можно зайти?
— Нельзя, — откликнулся Рейли. Старик все равно вошел, потирая ладони.
— Я пропустил что-то важное?
— Ничего нового.
Босые ноги старика, как копыта, застучали по линолеуму.
— Я проголодался. У тебя есть что-нибудь съедобное? — Делно проверил содержимое холодильника и разочарованно произнес: — «Мясо для завтрака». Может, лучше пожарить того кролика?
— Может, лучше пойдешь домой и заберешь своих вонючих, блохастых псов?
Рейли неожиданно вскочил и вышел из домика.
Бритт посмотрела на старика, явно решившего, что «мясо для завтрака», в конце концов, не самый плохой вариант. Делно сунул в рот несколько розовых ломтиков — зрелище было настолько не аппетитным, что Бритт перевела взгляд на дверь, захлопнувшуюся за Рейли.
— Он все еще на меня злится.
— Просто сексуально озабочен, вот и все.
Бритт резко обернулась.
— Извините?
— Сексуально озабочен. — Делно хлопнул дверцей холодильника и вытер губы тыльной стороной ладони. — Я сразу заметил. — Он поковырял в ухе мизинцем, вытащил комок серы и растер его о нагрудник своего комбинезона. — Ничего удивительного, ведь вы разгуливаете тут в таком виде.
Генеральный прокурор Кобб Фордайс изо всех сил старался следить за ожесточенной дискуссией. Длинный овальный стол для совещаний превратился в поле боя. Полированная столешница разделяла противоборствующие стороны, как демилитаризованная зона — вражеские армии. Сам прокурор занимал нейтральную позицию во главе стола.
Перед началом совещания он подумывал попросить об отсрочке. Однако один раз совещание уже откладывалось. Новую просьбу встретят в штыки обе стороны. Пойдут слухи, что прокурор уклоняется от совещания по политическим мотивам.
Вопрос был чрезвычайно важным и далеко не консолидирующим. Законодателей поджимали сроки. Именно поэтому Фордайс позволил им собраться, как было запланировано заранее, хотя все его мысли были заняты совсем другим.
Выслушав утром отчет о результатах вскрытия Джея Берджесса, он не мог думать ни о чем другом.
— Мистер Фордайс, новый Закон о контроле за оружием не пройдет без вашего одобрения, — сказал один из присутствующих, как только ему удалось вставить слово.
— Ваше одобрение или неодобрение не сыграют никакой роли, мистер генеральный прокурор, — заявил один из оппонентов с уверенностью, показавшейся Фордайсу фальшивой. — В таком виде юристы ни за что закон не пропустят.
— Тогда почему вы так старательно отговариваете прокурора от одобрения закона? — поинтересовался представитель первой стороны.
Кобб встал.
— Господа, давайте сделаем перерыв, пока из-за Закона о контроле за оружием не пролилась кровь. Это было бы нелепо, не так ли? — Фордайс ослепительно улыбнулся и услышал ожидаемые смешки. — Угощайтесь. Минеральная вода, кофе. А эти шоколадные печенья стоят содержащихся в них калорий. Я вернусь через минуту.
Как Кобб и надеялся, никто не последовал за ним в туалетную комнату. Ему пришлось воспользоваться писсуаром (ведь именно под этим предлогом он прервал совещание), затем он подошел к раковине, сунул руки под холодную струю, оберегая от воды накрахмаленные манжеты, украшенные запонками с выгравированными на них гербами.
Итак…
Новость об убийстве Джея Берджесса прогремит сегодня по всему штату. В стороне не останется ни одна газета, ни одна телевизионная компания или радиостанция. Услышат все, даже те, кто ничего не хочет слышать.
Не успел он сегодня утром явиться в свой офис, как секретарша — с неуместным возбуждением — сообщила, что услышала эту новость по Си-эн-эн.
— И вас упомянули, сэр. Показали ту знаменитую фотографию, где вы все четверо на фоне пожара.
Та проклятая фотография. Тот ненавистный пожар.
Сколько раз Кобб желал повернуть время вспять, отменить встречу, из-за которой явился в полицейский участок в тот самый день в то самое время! Если бы было иначе — он сидел бы в своем кабинете в здании суда или уже ехал домой. Тот день был исключением, и Фордайс никак не мог избавиться от сожалений.
Но были моменты — множество моментов, — когда он благодарил судьбу за мгновенную славу, обрушившуюся на него после этого пожара. Конечно, его политическая карьера непременно состоялась бы, он достиг бы успеха. Но не так стремительно. А ведь ему страшно хотелось как можно быстрее попасть в кабинет генерального прокурора и стать там полновластным хозяином.
Он извлек личную выгоду из пожара, случившегося в полицейском участке, и, как следствие, из гибели семерых людей. И в глубине души, в той самой глубине, где приходится быть абсолютно честным с самим собой, он вовсе не огорчался из-за произошедшего. Что же он за человек в таком случае?
Однако подобные мысли — пустая трата времени. Судьба есть судьба. Ее не обманешь. Сопротивляться ей бесполезно. Человек, особенно религиозный, понимает, как ничтожен он сам и его амбиции по сравнению с высшей силой, предопределением.
Вот что он говорил себе. Вот что позволяло ему спать по ночам. Он примирился с собой. Он смог жить с этим, ведь смогли и все остальные. Все остальные смогли просто забыть о пожаре и двигаться дальше.
Но тем не менее создавалось впечатление, что эта история имеет бесконечные последствия… Если бы Джей Берджесс тихонько скончался от рака…
Но нет, не таков Джей Берджесс!
Вокруг нынешнего расследования закипели те же страсти, что и после гибели Патрика Уикема. Убийцу Уикема так и не нашли. Со временем эта тема перестала быть главной сенсацией, а потом и вовсе исчезла из выпусков теленовостей и с газетных страниц.
Отдав на похоронах последние почести павшему другу-герою, Кобб вполне пристойно вывел убийство Уикема из поля зрения избирателей. Как кандидат на высший в штате пост блюстителя закона, он мог бы ежедневно закармливать электорат напоминаниями о кровавом убийстве полицейского и тем самым усиливать свои позиции в избирательной кампании. Он мог бы стимулировать полномасштабное расследование до победного конца, до того момента, пока убийца полицейского не будет пойман, предан суду и приговорен к наказанию.
