– Здравствуйте, – ответил Гуров, понимая, что слез и истерик здесь не дождешься. Эта вдова была не из слезливых.
Поднявшись по хромированной лестнице из бассейна, Ветринова подождала, когда врачиха накинет на нее теплый халат.
– Вы присаживайтесь, – Ветринова показала на столик и подставила голову врачихе, та быстро промокнула ей волосы и убрала полотенце.
Ветринова оказалась женщиной приблизительно тридцати лет, высокой блондинкой, абсолютно штампованного журнального варианта, модного в этом сезоне. Голубые глаза, или линзы, маленький рот, стройные ноги.
Гуров подумал, что, наверное, в этом поселке не только все коттеджи одного проекта, но и жены тоже.
– Можете называть меня Мари, – сказала Ветринова, покачивая бедрами прошла к столику и села за него. – Что будете пить, господин полковник? – спросила она и тут же, поморщившись, сказала врачихе: – А ты почему не взяла плащ у господина полковника? Помоги ему раздеться.
Гуров отдал плащ, сел за стол, Ветринова устроилась рядом и, светски улыбнувшись, кивнула:
– Я слушаю вас.
– Я занимаюсь обстоятельствами смерти вашего мужа, господина Ветринова, – сказал Гуров.
– Это я поняла. Что вы хотите от меня?
Вопрос был задан абсолютно равнодушным голосом, полным великолепного достоинства. Возможно, наигранного. Это и предстояло выяснить.
– Так как смерть вашего мужа была неестественной, причиной ее послужил яд в вине, которое он пил, то началось расследование, и в свете этого мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– Задавайте, – равнодушно произнесла Ветринова.
Вернулась врачиха, Ветринова щелкнула пальцами и показала на бар.
Врачиха принесла коробку апельсинового сока и два высоких стакана.
– Налей и оставь нас, – приказала Ветринова.
Сок был налит в стаканы, поставлена пепельница. Врачиха молча ушла.
– Вы знаете, что у меня мало времени? – спросила Ветринова у Гурова. – Вас уже предупредили?
– Речь идет об убийстве, поэтому именно я буду решать, сколько у кого времени, – отрезал Гуров. – Итак, меня интересует, во-первых, кто мог желать смерти вашему мужу?
– Да кто угодно! – улыбнулась Ветринова. – Вы сок пейте, пейте. Это не наши соки, которые непонятно из какого порошка сделаны, это настоящий калифорнийский сок. Стопроцентно натуральный.
– Спасибо. – Гуров не притронулся к стакану и продолжил задавать уточняющие вопросы: – Как понимать ваши слова, что кто угодно мог желать смерти вашему мужу?
– Ну, как понимать, как понимать, – улыбнулась Ветринова. – Буквально и понимать, как же иначе? Ведь Анатолий Анатольевич был банкиром, а этот бизнес подразумевает жесткость. Законы волков, что же вы хотите! После дефолта ему начали желать смерти вкладчики, в том числе не только, конечно, частные лица, но и хозяева предприятий. Анатолий Анатольевич сумел спасти большую часть активов, переведя их в другие подразделения банка. Денег, следовательно, и выплат, нет. Я помню, тогда на него здорово наезжали.
Ветринова улыбнулась воспоминаниям и добавила:
– Дмитрий Олегович тогда очень много работал. Помнится, даже стреляли в Анатолия Анатольевича один или два раза… – Ветринова задумалась и вспомнила: – Один раз стреляли, а второй раз взорвали бомбу. Или гранату. В общем, что-то такое громкое. Я тогда была в Лондоне, Анатолий мне позвонил и таким дрожащим голосом начал плакаться… – Ветринова скорчила жалобную физиономию и изобразила: – «На меня покушались, поросеночек! А ты там по аукционам шляешься!» – Она улыбнулась и похлопала ладонью по столу. – Ну вот, Лидия ушла, а сигареты она мне не положила.
Подождав, не предложит ли ей сигарету Гуров, и не дождавшись этого, Ветринова улыбнулась, вздохнула и встала. Подойдя к бару, он взяла со стойки пачку сигарет и металлическую зажигалку.
– А вы не курите, господин полковник?
– Нет, не курю, – ответил Гуров. – Как я понимаю, ваши отношения с мужем были не самыми радужными. Это верно?
– Как посмотреть, как посмотреть. – Ветринова неторопливо вернулась к столу, села на стульчик. – Мы не мешали друг другу жить. Это означает, что отношения были самые хорошие.
– Вы хотите сказать, что у вас был так называемый свободный брак? – уточнил Гуров.
Ветринова пожала плечами.
– Если называть такими словами свободу от дурацких разборок, ненужной ревности и прочей ботвы и лабуды, то да, мы были свободными цивилизованными людьми. Терпеть не могу все эти дурацкие разговоры: «Как ты могла! Нет, как ты мог! Я тебе так верила! Я прошу прощения! А я сейчас удавлюсь, отравлюсь или еще там что-то с собою сделаю!» Весь мир давно уже живет, уважая права личности! Вот и мы так жили с Анатолием Анатольевичем! Мы уважали друг друга, и этого достаточно для семейного счастья.
Ветринова задумалась, потрогала себя за кончик носа.
– А вот теперь он взял да умер, и, как нарочно, совершенно не вовремя! У меня запланирована содержательная поездка в Париж, а его нет! Мужа, я имею в виду!
– Вы же ездили одна, как я понимаю! – Гуров начал понимать, кто такое сидит перед ним, и принялся определять границы самостоятельности Ветриновой.
– Ну да, разумеется, одна, а с кем же еще? – фыркнула Ветринова. – С ним, что ли? Толя был такой толстый, такой лысый и ленивый! Он мог только брюзжать, канючить, читать газеты, орать по телефону и изредка позволять делать себе минет! А чтобы поработать самому – даже речи не было!.. – Ветринова нервно отодвинула стакан с соком.
Сок качнулся, и несколько капель его вылились на стол. Она не обратила на это внимания.
– Представляю, как пыхтела над ним его эта девочка, как ее там… – Ветринова защелкала пальцами и закивала Гурову. – Ну, как там ее звали, называли, прозывали… Тоже забыли? Правильно, она же ничего из себя не представляет, только открытый рот и пустые глаза над ним… Вспомнила, Нонна! Вот еще имечко, да? Родители ее были людьми с фантазией, что и говорить… Нонна! – Ветринова фыркнула и достала сигарету из пачки. – А теперь этот ленивый толстяк умер, и мне приходится откладывать свою поездку! Представляете?
– Я не совсем понимаю, зачем вам был нужен муж, – заметил Гуров.
– Ну что же тут непонятного! – вскричала Ветринова. – А из-за денег! Раньше как было хорошо! Только скажешь, и он уже тащит карточки и сюсюкает: «Вот тебе, золотце, на поездку, булавки и развлечения!» А теперь что? Ботва какая-то! Я позвонила этому пугливому тормозу Гранкину, или Гранину, не помню, как правильно, говорю ему ясно и понятно, по-русски: «Денег надо!» А он! Вы представляете, что он мне начал там пи… то есть свистеть? Он заныл, что денег нет, что какие-то дурацкие балансы то ли не складываются, то ли не вычитаются… Как будто мне это интересно!
– А как вы познакомились с Нонной? – спросил Гуров.
– С кем я познакомилась? Ах, с этой! – Ветринова снова презрительно фыркнула. – Ну вы пошутили, однако, господин майор!
– Полковник, – поправил ее Гуров.
– А это не одно и то же? – нахмурилась Ветринова.
– Вы не ответили, как познакомились с Нонной, – напомнил Гуров свой вопрос.
– Не ответила? – переспросила Ветринова. – А никак я с ней не знакомилась! Еще чего! Может быть, ее еще и в дом ввести? Это еще с какой такой стати? Мало ли кого там трахал мой муж! Это со всеми мне знакомиться? – Ветринова рассмеялась. – Со всеми двумя?! – уточнила она и рассмеялась еще громче, словно очень остроумно пошутила.
– Вы будете отвечать? – спросил Гуров, раздражаясь.
– Про что вы говорите? – удивилась Ветринова. – Ах, про эту девочку! Нет, я не знакомилась с ней. Я даже не знала точно, как она выглядит, мне было достаточно, как говорится в фильмах, «словесного портрета». Ну, вкусы своего благоверного я знаю, на что еще он мог попасть? На что-то глупенькое, у которой мозгов нет. Она, как увидела его визитную карточку, так сразу и подумала, что обеспечена на всю свою куриную жизнь.
– Кто вам рассказал про Нонну? – Гуров начал терять терпение, но пока еще сдерживался. Из последних сил.
– Сам он и рассказал, кто же еще! – Ветринова гордо задрала нос. – Или вы думаете, что от меня можно что-то утаить? Ага, сейчас! Я сразу почуяла неладное! Как только Анатолий во сне забормотал что-то там про Нонночку, как-то… – Ветринова нахмурилась, вспоминая. – Ну как-то так: «Не надо, Нонночка, хватит, я не выдерживаю…», – она снова рассмеялась, – я сразу поняла, что появилась баба, и потом, когда он уехал, я вызвала Диму и раскрутила его на раз-два-три! Он мне все и выложил! А потом я еще съездила разок к этому дому… – Ветринова задумалась и махнула рукой. – Не помню точно адрес… Ага! Нет, помню: Трубниковский переулок! Да, Трубниковский! Я съездила, пока Анатолий был на конференции в правительстве, позвонила в дверь, мне открыла эта девочка, я спросила Ивана Ивановича или Петра Петровича, не помню, да это и не важно, а потом ушла. Видели бы вы ее глупые глаза! Я как увидала, сразу поняла: это ненадолго!
