— Я слышала шум, — женская фигура в длинной, спадающей до пят накидке оторвалась от ограждения. — Что-то случилось, Александр Борисович?
— О, господи… — он чуть не перекрестился. — Вы как призрак заброшенной яхты, Ирина Сергеевна. Какого, простите, лешего вы тут делаете?
— Как-то грубовато вы выражаетесь, — растерялась женщина. — В чем проблемы, детектив? Я заслужила вашу грубость?
— И давно вы тут стоите?
— Ну, я не засекала… Как поговорила с вами, спустилась в каюту, но там было так тоскливо… Поднялась сюда.
— Вас кто-нибудь видел?
— Да нет, не думаю. Такие странные вопросы…
— То есть, это не вы прокрались на корму и, за отсутствием других развлечений, попытались выбросить Ольгу Андреевну за борт? А когда не удалось, стали ее душить?
— Какие страсти, мама дорогая… — она понизила голос и как-то непроизвольно подалась к нему. — Вы шутите? Зачем кому-то выбрасывать Ольгу Андреевну за борт?
— А затем, что на тело, погруженное в воду, уже не действуют никакие законы, — он пристально всматривался в ее глаза.
— Вы шутите?..
— Устал уже, Ирина Сергеевна. Итак, вы, как плохой студент, ни черта не знаете. Вы слышали звон, но не знали, где он. Тем не менее, вы остались на месте, не испугались. Не барское это дело — бегать по каждому крику. Есть отличная новость — по судну разгуливает злоумышленник и выбрасывает за борт одиноких женщин. Пойдемте, пока не грянул гром, я провожу вас до кают-компании, а дальше уж сами. Не забудьте, кстати, объясниться со своим законным мужем, почему вы в столь поздний час где-то разгуливаете.
Он взял ее под локоток, повлек к кают-компании. Она не сопротивлялась, только дышала как-то подозрительно. Он не рискнул выходить с ней в освещенную зону. Вовремя остановился.
— Спокойной ночи, Ирина Сергеевна. Вам точно нечего сказать?
— Ну, что вы тянете из меня жилы?.. — она задрожала.
— Пардон, профессиональная привычка. Счастливо дожить до утра, Ирина Сергеевна.
Она убегала, как воровка, неловко маневрируя между предметами мебели, оглянулась, еще раз оглянулась, чуть не врезалась в косяк, исчезла за шторами. Он глубоко вздохнул, вошел в кают-компанию. Повертел головой, решая, как бы нарушить этот нечеловеческий порядок. Может, яхту поджечь? Тогда вся кодла загрузится в шлюпку, а утром их подберет какое-нибудь сердобольное судно. Останутся живы, разумеется, только те, на кого рассчитана эта шлюпка… Он шагнул к бару, распахнул створки, выхватил первое попавшееся, отвинтил крышку, сделал большой глоток. В принципе, неплохо, не обжигало. Коньяк приятно ласкал небо, оставлял мягкое послевкусие.
— А это что за явление?.. — он чуть не выронил бутылку, резко обернулся.
Герда, облаченная в испачканный фартук, стояла в проеме и строго на него смотрела. В руке она сжимала нож. Обычный кухонный нож. А может, необычный — здоровый, как турецкая сабля, и явно произведенный из качественной стали.
— Обороняться будете? — хмыкнул Турецкий, покосившись на «холодное» изделие. — Или сразу в атаку, без объявления войны?
— Ах, это, — она смутилась, спрятала нож за спину. Турецкий чуть не рассмеялся. — На кухне мыла посуду, а тут вы заскрипели створками бара… Почему вы пьете из горлышка? После вас будут пить другие, это ничего? Неужели трудно взять стакан — их здесь прорва?
— Виноват. — Турецкий завинтил бутылку, сунул обратно, захлопнул створки. — Нервы, стресс, дурное расположение духа. Вас не было на кухне примерно полчаса назад.
— Я была, — она пожала плечами, — вы просто плохо смотрели.
— Вы прикинулись кухонной утварью?
— Здесь несколько помещений, — в ее глазах зажегся интерес. — Если я не была на кухне, значит, я была на складе. Если меня не было на складе, значит, я была в подсобке, где хранится инвентарь для уборки.
«Как удобно», — подумал Турецкий.
— А без загадок нельзя, детектив?
— Очень удивлен, что вы, как Ирина Сергеевна, тоже не в курсе событий.
— Началась очередная война с Грузией? Нам на перехват идет авианосец грузинских ВМФ? — ее губы смеялись, но в глазах появилась настороженность. — Знаете, я всегда подозревала, что из-за этих окаянных вилок-ложек полностью потеряю представление о событиях в мире.
Он скупо обрисовал ситуацию. Какой ужас. Зачем? Почему? Миллион вопросов. Она надеется, ее не подозревают в этом страшном злодеянии? Герда готова поклясться здоровьем своей больной мамы, что никуда из очерченного служебными обязанностями ареала не отлучалась — ведь завтра для нее обычный рабочий день, да и сегодня еще не слишком поздно, всего какие-то минуты после полуночи… Он не понимал, издевается она или говорит серьезно. Она уже подбросила ему столько информации, и он не мог избавиться от ощущения, что вся она ложная. Вернее, не так. Те события, свидетелем которых стала Герда, в действительности имели место, но их проработка вела в тупик. Он просто зря потратил время. Кто она такая? У нее на лбу написано высшее образование и завидный интеллектуальный коэффициент. Какого дьявола она делает среди этих «вилок-ложек»?
— У вас накопилось много вопросов, детектив? — она выжидающе склонила головку.
Он задумчиво покачал головой.
— На данный момент, Герда, меня не устраивает ваша версия, о том, что вы никуда не отлучались с верхней палубы.
— А меня-то она как устраивает… — она попыталась пошутить.
— Вы закончили свои дела?
Она пожала плечами.
— В общем и целом…
— Тогда не задерживайтесь, ступайте в каюту. Не надо искушать судьбу. Хорошенько там запритесь и постарайтесь до утра не выходить.
И вот тут она, похоже, действительно струхнула. Сглотнула, немного побледнела.
— Ну, хорошо, если вы настаиваете… — она попятилась, растворилась в проеме.
Турецкий распахнул бар, извлек початую бутылку — пойло понравилось, отвинтил, хлебнул, дал время организму усвоить продукт. Когда он проходил мимо камбуза, то по привычке сунул туда нос. В святилище гурмана было пусто. Только лампа на светодиодах, встроенная в вытяжной шкаф, посылала на пол рассеянный пучок света. Но ведь и в прошлый раз ему показалось, что на камбузе пусто?
Опасность из разряда химерических становилась вполне конкретной. С каждым разом он проявлял все больше осторожности, входя к себе в каюту. Покосился на вросшего в проход Салима, переступил порог, включил свет. Запер дверь, пристроил под нее табуретку — какой ни есть, а шум поднимет. Осмотрел потайные уголки, ощупал иллюминатор. В принципе, подобные изделия имелись в каждой каюте. Их можно открыть и выбраться на палубу. Данным способом можно уйти, данным способом можно войти — при условии, что иллюминатор не заперт изнутри. Воспользоваться этой «уникальной» возможностью дано, разумеется, не каждому. Человек обязан обладать достаточной гибкостью, отсутствием болей в спине и скромными габаритами. Писатель Феликс, например, в такую дыру не пролезет. И месье Робер не пролезет. И Турецкому лучше не экспериментировать. Но мысль, безусловно, интересная…
Он рухнул на кровать, начал анализировать события прошедшего дня. С самого начала — с безрадостного пробуждения. Нет, лучше сменить позицию: он разорвал паутину сонливости, протер глаза, принялся расхаживать. Поспать в данной ситуации было бы самым приемлемым решением. А уж назавтра, со свежей головой… Он вымыл лицо, приподнял тарелку, под которой были остатки ужина, зачавкал ломтем говяжьего языка. События неторопливо протекали. Люди, разговоры, выражения лиц… Вот он взгромождается на квартер-дек позади капитанского мостика. Ольга Андреевна подвергается атаке неизвестного. Незадолго до этого он смотрел на часы. Было одиннадцать двадцать вечера. Перед этим он разговаривал с Ириной Сергеевной. До нее — с Лаврушиным. До Лаврушина — с Феликсом… Последний уверяет, что видел бегущего человека. И Шорохов уверяет, что видел. И, как ни крути, на Ольгу Андреевну напали. О мотивах лучше не думать, можно голову сломать. А вот расставить недостающие фигуры на шахматной доске — кто где находился за четверть часа до полуночи — это сделать можно. И лучше не затягивать. Плевать, что время сонное. Завтра эту публику охватит приступ забывчивости, или новые события заслонят старые…
Он подпрыгнул, выбрался в коридор. Охранник мерцал, точно вкопанный.
— Салим! — громко бросил он. — Это Турецкий. Передай хозяину, что я хочу видеть всех пассажиров яхты через четверть часа в кают-компании. Базар будет.
Охранник встревоженно шевельнулся. Но Турецкий не собирался отступать — в нем проснулся безумный следователь.
— И не вздумай говорить, что время позднее. В другой раз отоспятся. Просто передай мои слова. Пусть решает. Если решит, что сон важнее, Бог ему судья, спорить не стану. Будем дожидаться новых неприятностей.
