— На этой яхте что-то происходит, Ирина Сергеевна, — негромко сказал Турецкий. — И вы не хуже меня это понимаете. Благодаря одному упрямцу — вашему мужу — может произойти что-то непоправимое. Не будьте такой же настырной, не исключено, что я действительно смогу вам помочь. Избавьте нас всех от непоправимых последствий. Вы не боитесь, что следующее происшествие будет… с вами?
Она задрожала. Но своей ремаркой он добился ровно обратного результата: она чуть не бегом пересекла палубу и растворилась в темноте носовой части…
Злость не приносила желаемого результата. Оставшись один, он опустился в шезлонг, еще хранящий женское тепло. Что-то витало в воздухе, он плохо улавливал эти флюиды. Минуты уносились в ночь. Он сидел, застыв в оцепенении, затем вскочил, сунулся в кают-компанию, чтобы поговорить с Гердой, но Герды там уже не было. В помещении царил какой-то нечеловеческий порядок, заходить туда совершенно не хотелось. Он подавил желание раздавить стаканчик чего-нибудь горячительного, вышел на палубу, обогнул по периметру кают-компанию, капитанский мостик, на котором, судя по черным проемам, никого не было. Что его заставило посмотреть на часы? Сорок минут до полуночи, ночь уже стартовала…
Отчаянный женский вопль прорезал ночной воздух! Он схватился за перила, начал всматриваться в темноту. Вопль проистекал с кормы. Но там, как назло, царила тьма. В правом углу, возле металлического рундука, что-то копошилось. Проклятье, не видно ни черта! Один человек или двое? Вопль повторился, перешел в хрип, что-то грузно рухнуло на палубу. Их было двое! Из клубка выпало что-то черное, перенеслось через открытое пространство. Турецкий перегнулся через перила, чтобы рассмотреть человека… и чуть не загремел с высоты, когда верхняя часть туловища перевесила нижнюю. Он отпрянул от перил с колотящимся сердцем. У борта на корме кто-то остался. Он видел, что человек пытается приподняться, слабый женский голос зовет на помощь. Снова крики — кто-то подбежал, нагнулся. Мчался третий, загорелся фонарь. В круге света корчилось женское тело.
«Предупреждали вас, Ирина Сергеевна», — скрипел зубами Турецкий, влетая в кают-компанию, из которой, как ни крути, был самый короткий путь на корму…
Пробегая мимо камбуза, он машинально туда заглянул — хватило же сообразительности. Герды не было. Там вообще никого не было — ни на камбузе, ни на складах, ни на лестнице. Он прогремел по ступеням, оттолкнул кого-то, вылетая на палубу — этот человек рвался в том же направлении, что и он… и снова датчик в голове сработал, схватил его, ошеломленного, за шиворот, выволок в зону света, буркнул:
— Пардон, месье Робер, как дела? — оставил в покое, побежал дальше.
Над женщиной уже склонились двое. Он вклинился между ними, попутно зафиксировав лица: уважаемый писатель (куда уж без него) и что-то бурчащий под нос Шорохов. Он выхватил у последнего фонарь, направил на женщину.
Может, он чего-то не понимал? Вместо ожидаемой супруги Голицына на досках палубы корчилась Ольга Андреевна Лаврушина. Она едва дышала. Глаза ее были наполнены ужасом, они закатывались, моргали, тело извивалось в конвульсиях…
Врача на судне не было. Слава богу, женщина оставалась в сознании, отдышалась. Она была потрясена, напугана, она не притворялась, — изобразить такой шок не смогла бы даже талантливая актриса. При ближайшем рассмотрении на горле пострадавшей обнаружилась красная борозда — ее душили чем-то вроде проволоки.
— Что случилось, кто-нибудь может рассказать? — Турецкий тряс окруживших его людей.
Ольга Андреевна в этот час была бы неважным рассказчиком, она держалась за горло, кашляла, рыдала, пыталась что-то сказать, но не могла выдавить из себя ни слова.
— Да хрен его знает, — Шорохов озадаченно чесал затылок. — Закричала, как дурная, а я возился тут неподалеку, вентиляция барахлит в машинном, засор вычищал. Бросил все, примчался… Напали на нее, похоже, вон туда кто-то юркнул, — он совал пальцем в направлении правого борта.
— Ага, — согласно кивал Феликс, — я тоже ни черта не понял. Стоял — как раз у своей каюты, только снаружи, курил, дышал… свежим дымом. Вроде крикнули — подумалось, что померещилось, потом как юркнуло что-то внутрь, ну я и спохватился… Вы что, не верите? — обиженно бурчал Феликс. — Вы думаете, я со своей комплекцией способен на такие выкрутасы?
— Да уж, этот тип быстро бегает, — подхватил Шорохов. — Ловкач, нечего сказать. То ли мужик, то ли баба, непонятно, закутанный весь, а еще эта темнота окаянная…
— Ольга Андреевна, — Турецкий опустился перед женщиной на колени, подложил ей руку под голову, — вы можете что-нибудь сказать? Успокойтесь, попытайтесь сосредоточиться, ничего страшного с вами не случилось, у вас посттравматический стресс, это скоро пройдет. Мы должны знать, кто на вас напал.
— Я не знаю… — она пыталась приподняться, сфокусировать взгляд. — Я сама не поняла… Я просто стояла, никого не видела…
— Где ваш муж?
— Не знаю… В последний раз я его видела в каюте, он вошел, начал что-то стенать, жаловаться на здоровье, я уже не могла его видеть, ушла, встала здесь… Меня душили, хотели сбросить за борт, я упиралась, ударила его локтем, закричала…
— Вы не видели, кто это был?
— Нет, я не знаю… Это так внезапно… Я не понимаю — за что, почему?.. Я ничего не сделала, никого не трогала… Сначала Николаша, теперь я… — Далее бормотание сделалось неразборчивым, женщина захлебываясь словами, зарыдала. Потом она внезапно замолчала, стала тяжело дышать.
— К врачу ее надо, — сообразил Шорохов.
— С полевой хирургией у нас тут как-то не очень, — неуверенно заметил Феликс. — Разве что у Посейдона спросить…
— Подождите, пусть успокоится, — пробормотал Турецкий. Он снял куртку, скомкал, положил женщине под голову. Она постепенно приходила в себя.
— Мэрд! — выругался возникший за спиной Робер — всклокоченный, с испуганно блуждающими глазами. — Что тут происходит? Это есть несчастный случай? Почему эта женщина лежит?
— Оленька! — взвизгнул Лаврушин, растолкал присутствующих, грохнулся перед супругой на колени. — Что с тобой? Да мать вашу, господи, что же тут творится? За что нам эти наказания? Оленька, вставай, родная, ты как? Можешь приподняться? Вставай, ты просто упала, ничего страшного…
— Оставь ты ее в покое, Иван! — рявкнул Феликс. — Пусть отдышится.
Лаврушин отшатнулся. Он был ошеломлен — явно не верил своим глазам. Помощь Турецкого уже не требовалась, он отступил в тень, с интересом осматривался. Серые тени покачивались в ночном воздухе. С каждым часом становилось все интереснее и интереснее…
Из-за пристройки на корме выпал человек, неуверенно шагнул на открытое пространство, остановился. Судя по комплекции, матрос Глотов. Чуть правее обрисовалось еще одно тело. Плавной кошачьей поступью человек приблизился к кучке людей, опустился на колени над головой потерпевшей, начал пристально всматриваться. В свете фонаря очертился хищный профиль Манцевича, сжатый рот, колючие глаза. Он поднял голову, принялся выискивать кого-то взглядом в кучке людей, не нашел, всмотрелся в темноту. Турецкий отступил еще дальше. Хлопнула дверь за кормой — быстрым шагом приблизился еще один персонаж. Рубашка расстегнута, шаги не очень твердые. Ругаясь под нос, он опустился на корточки, взял Ольгу Андреевну за руку. Женское тело задрожало, Ольга Андреевна что-то простонала. «Явился, — подумал Турецкий, — не запылился. Сам Голицын Игорь Максимович покинул свое убежище».
Был еще и Салим. Охранник держался подальше от людей, было видно, как он вертит головой, пытаясь определиться, как себя вести в сложившейся ситуации.
— Ну, что, не слабо, Игорек? — храбро буркнул писатель. — Хотел, как лучше, а вышло еще хуже? Может, хватит экспериментировать, поплывем домой?
— Да что здесь, черт возьми, произошло? — процедил сквозь зубы Голицын. — Может кто-нибудь вразумительно объяснить?
— На Ольгу Андреевну напали, — охотно объяснил Феликс. — Кто напал — неизвестно. Ее душили, хотели выбросить за борт. Слава богу, обошлось. Шорохов прибежал на крик, потом я.
— Оленька, кто на тебя напал? — захрипел Голицын в сведенное судорогой женское лицо.
— Опять двадцать пять, — вздохнул Феликс. — Она не видела, оставь ее в покое.
Остальные предусмотрительно помалкивали.
— Где этот долбаный сыщик?! — взвился на дыбы Голицын. — Чем он, вообще, занимается на этом судне?
— Долбаный сыщик, как вы искрометно выразились, здесь, — Турецкий выступил из темноты. — На вашем месте, Игорь Максимович, я не стал бы меня оскорблять и поливать грязью. Могу ответить — плевал я на ваших церберов. Закончится тем, что наши отношения вконец разладятся. Если вы еще не поняли, не все на этом судне поддерживают вашу мудрую политику. По вашей убедительной просьбе я расследую обстоятельства гибели Николая Лаврушина. Если бы меня заранее предупредили, что на Ольгу Андреевну состоится покушение, я бы расследовал его, так сказать… досрочно. Но нам не дано предугадать. Поэтому ведите себя по-человечески. Окончательно становится ясно, что на судне обосновался злоумышленник. Мы не ведаем его мотивов, не понимаем тактику… И на вашем месте, Манцевич, я бы не стал так алчно меня рассматривать. Успокойтесь, это сделал не я. Ума не приложу, зачем бы мне сбрасывать «с поезда» Ольгу Андреевну. Часть инцидента я наблюдал оттуда, — он задрал голову, показал пальцем. — Но видел не больше, чем Шорохов и Феликс. Да, имелось неясное тело, подтверждаю. Скрылось в недрах корабля. Выбегая с лестницы, я столкнулся с месье Робером, он может это подтвердить. Или мало доказательств моей непричастности?..
