«Чушь, — подумал он, — будь я преступник, мне ничто не мешало убежать с кормы по правому борту, влететь на лестницу, добежать до противоположной двери и столкнуться с Робером».
Схожая мысль посетила, видно, и Манцевича — он хищно оскалился, хотя и промолчал.
— Хрен с вами, — крякнул Голицын, поднимаясь с корточек. — Ругаться с вами не буду, сыщик. Теперь вы понимаете, что ваша задача на порядок осложнилась?..
Двое выразили протест — Феликс и француз. Второй возмущенно заурчал, первый патетично воскликнул:
— Игорь, мало нам невзгод? Хватит уже этой самодеятельности, прикажи матросам разблокировать ходовую и стартовать к Сочи! Есть же в этой стране правоохранительные ор…
— Феликс, заткнись! — прорычал Голицын. — При всем моем уважении к присутствующим — здесь я хозяин! Глотов, Шорохов, помогите Ольге Андреевне добраться до каюты, проследите, чтобы с ней все было хорошо… О, мой бог, есть на этой посудине хоть кто-то, знакомый со словом «медицина»?…
Вялая перепалка продолжалась, но Турецкий потерял к ней интерес. Он ушел в тень, задумчиво смотрел на людей. Какой-то дисбаланс в соотношении сил… Ну, точно! Ни одной женщины на корме, кроме пострадавшей Ольги Андреевны.
Пора разбираться. Он взлетел по трапу на нижнюю палубу — опережая всех остальных. Каюта французов была не заперта. Он постучал — чисто для блезира, распахнул дверь.
— Прошу прощения, мадемуазель…
Первая мысль, что еще одна сошла с трассы. Николь в миниатюрных трусиках и очень непрактичном топике лежала, раскинув ноги, посреди кровати. Голова заброшена, взор неподвижен. Он машинально бросился ее осматривать — не похоти ради. На теле ни синяков, ни крови, и это хорошо, тело человека достаточно нежное, чтобы совать в него всякие металлические предметы. Зато на тумбочке красовалась пустая бутылка из-под джина, на полу валялись осколки разбитого бокала. Удушливый запах стелился по каюте — алкоголя и не только. Такую вонь не вывести индийскими благовониями. Он бы затруднился дать природу потребляемого вещества, с этим вопросом лучше обратиться к опытному офицеру из службы наркоконтроля. Он потряс француженку. Реакция последовала будь здоров. Той не понравилось, что ее вытряхнули из нирваны. Резкий подъем, переворот — и вот уже осоловевшая от пьянки, наркоты и безделья баба сидела на кровати, таращась распахнутыми до упора глазами в пространство. Лицо ее было измазано тушью, потекшей с ресниц.
— Эй, вы в порядке?
Она неуклюже замахала руками, стала что-то лопотать, оттолкнула сыщика и вновь плюхнулась на койку. Он растерянно висел у нее над душой, поднес нос к пузырящимся губам, отпрянул с отвращением: ну, и «компот» она сегодня употребляла! Соображать она точно не могла. И вдруг дико захохотала, схватила его за шею цепкими ручонками, поволокла к себе. Он упирался коленом, вырвался, едва удержался, чтобы не хлестнуть ладонью. Не мужское это дело — отвешивать женщинам пощечины. А Николь мерзко кривлялась, гнула пальцы, исторгала рулады на языке, который даже к французскому имел посредственное отношение. Допрашивать эту шлюху было бессмысленно. И уже не важно, притворяется ли она. Все равно ничего не скажет. Он вышел из каюты, хлопнув дверью, обернулся на шум. Ольга Андреевна передвигалась самостоятельно, только Глотов поддерживал даму под локоток. Сзади наступал ей на пятки Шорохов, жался к стеночке в узком проходе Феликс. Манцевич и Лаврушин отталкивали друг друга.
Он сделал несколько шагов, постучал… и лучше бы этого не делал. Еще одна Менада — из тех, что растерзали Орфея — распахнула дверь, едва не засадив ему кулачком промеж глаз! Непонятно, что ее остановило. Посмотрела на него со всей немыслимой злобой, закуталась в простыню, добрела до кровати и рухнула.
— Послушайте, Ксения, вы такая злая… — миролюбиво начал Турецкий.
— Я не злая, я пассионарная, — отрезала девушка, стреляя из кровати глазами. — Надоело мне выслушивать вас и вам подобных. То толстяк придет со своими фальшивыми сочувствиями и нравоучениями, как я должна выстраивать свою дальнейшую жизнь, то Игорь Максимович… вы бы видели, как у него глаза от похоти сверкали! То этот его секретарь подъезжает — и задает вопросики, которые вам и не снились…
— Но мои же глаза от похоти не сверкают, — резонно возразил Турецкий. — И вопросики вполне из ряда вон не выходящие.
— Вы понимаете, я жениха сегодня потеряла! — ее глаза вонзились в него без жалости. — Что вам надо? Вы на часы когда в последний раз смотрели?
— Воздержусь от советов и сочувствий на сон грядущий, Ксения, — сказал Турецкий, которому все это мракобесие уже порядком надоело. — Несколько минут назад на вашу несостоявшуюся свекровь было совершено дерзкое нападение. Она едва осталась жива.
— Вы того, да? — она выразительно постучала по голове. — Какое, к черту, нападение?
— Дерзкое, — повторил Турецкий. — Сегодня не первое апреля. Ольгу Андреевну пытались выбросить с нашей героической яхты. Когда она вцепилась в ограждение, ее принялись душить. Но, к счастью, не додушили, прибежали люди. Злоумышленник скрылся. Личность нападавшего осталась незамеченной. Даже Ольгой Андреевной.
— А она не приукрашивает? — Ксения насторожилась, выбралась чуток из простыни.
— А зачем ей это надо?
— Я… не знаю.
— Увы, — вздохнул Турецкий, — нападение было реальным. Ольга Андреевна потрясена, и, боюсь, ей требуется помощь психолога, которого на яхте нет. Повторяю, в реальности нападения сомневаться не приходится.
— О, боже… надеюсь, с ней все в порядке? А при чем здесь я?
— Когда вы в последний раз выходили из своей каюты?
Она задумалась.
— Давно… еще не стемнело. Я поднялась на камбуз, стащила пакет сока. Герды там не было… Подождите, — до нее дошло. — Вы что, подозреваете, что это я… напала на Ольгу Андреевну? Какая чушь, что я могу иметь против этой приличной женщины?
— Далек от мысли, — поморщился Турецкий. — Тревожит другое. Возможно, я преувеличиваю, но посудите сами. Беседы с пассажирами яхты донесли до меня несложную мысль, что смерти Николаю никто не желал. То есть, трудновато у людей с мотивами. Тем не менее, трагедия произошла. Подозревать, что кто-то станет покушаться на Ольгу Андреевну, было еще невероятнее. Но случилось. Такое ощущение, что кто-то усиленно принимается за семью вашего жениха. Просто хотелось бы вас предупредить, Ксения, будьте на всякий случай осторожны. Вероятно, я гипертрофирую опасность, но чем, как говорится, черт не шутит?
— Послушайте, но это бред сивой кобылы! — возмутилась Ксения. — Зачем вы меня пугаете? Кому нужна моя жизнь?
— С этого мгновения я глух и нем. Что сказано, то сказано. Вам решать. В няньки наниматься не собираюсь.
— Да постойте вы! — она выпрыгнула из кровати, когда он уже брался за дверную ручку. — Можете радоваться, вы меня напугали. С Ольгой Андреевной все в порядке?
— Ее отвели в каюту.
— Но я могу к ней?..
— Боюсь, не стоит. Женщина в шоке, она не может разговаривать. Надеюсь, у Голицына хватит ума выставить охрану у ее дверей.
— Но почему она не видела, кто на нее напал? Разве такое возможно?
— Возможно, — подумав, допустил Турецкий. — Всякое возможно, Ксения. Ее пытались перебросить через ограждение — не вышло. Думаю, на ее месте у вас бы тоже все чувства отбило от страха. Особенно после того, как ее едва не задушили…
В коридоре было тихо, как в могильном склепе. У каюты Лаврушиных возвышалась глыба телохранителя. Хватило у Голицына ума. Бодаться с этим цербером не хотелось. Это терпимо, нормальные герои всегда идут в обход. Он повернул направо, в носовую часть. Июльская ночь была тиха и прозрачна. Судно покачивалось на легкой волне. Вдохнув побольше воздуха, чтобы унять избыточную злость (а оставить ровно столько, сколько надо), Турецкий вскарабкался на верхнюю палубу.
— Я слышала шум, — женская фигура в длинной, спадающей до пят накидке оторвалась от ограждения. — Что-то случилось, Александр Борисович?
— О, господи… — он чуть не перекрестился. — Вы как призрак заброшенной яхты, Ирина Сергеевна. Какого, простите, лешего вы тут делаете?
— Как-то грубовато вы выражаетесь, — растерялась женщина. — В чем проблемы, детектив? Я заслужила вашу грубость?
— И давно вы тут стоите?
— Ну, я не засекала… Как поговорила с вами, спустилась в каюту, но там было так тоскливо… Поднялась сюда.
— Вас кто-нибудь видел?
— Да нет, не думаю. Такие странные вопросы…
— То есть, это не вы прокрались на корму и, за отсутствием других развлечений, попытались выбросить Ольгу Андреевну за борт? А когда не удалось, стали ее душить?
— Какие страсти, мама дорогая… — она понизила голос и как-то непроизвольно подалась к нему. — Вы шутите? Зачем кому-то выбрасывать Ольгу Андреевну за борт?
