— А мужу она была интересна, такая вся клушка-хлопотушка? Может быть, он ее бросить собирался? А кому охота на старости лет остаться брошенной? Да и менять привычное сытое положение совсем не хочется… — осторожно предположил Орлов, но Вахромеев даже замахал обеими руками:
— Про это вообще не думай! Даже если Вячеслав и заводил какие-то, как ты выражаешься, романчики, для него это не имело никакого значения. Точнее, для его брака. Они с Людмилой давно живут каждый сам по себе мирно-дружно. Обоих это устраивает. Разводиться с Людмилой он не собирался. А уж тем более жениться на ком-то другом, — Вахромеев покачал круглой головой.
— А как же кризис среднего возраста? Он мог не миновать стороной твоего родственника.
Вахромеев аж чуть не подавился — так открыто и раскатисто рассмеялся.
— Ох, я всегда говорил — чрезмерная образованность только вредит. Ты вот посмотри на меня, Петр! Видишь, какой я толстый? А почему? Потому что больше всего на свете люблю плотно и вкусно поесть и выпить пива. Это, в сущности, единственные радости, которые мне остались в моем возрасте, — грустно заключил он. — И никакие бабы мне этого не заменят. А что до этого пресловутого кризиса среднего возраста, который переживают абсолютно все мужчины и сдуру все поголовно бросают своих жен ради женитьбы на молоденькой, — чушь. Вот ты, Орлов, со своей женой разводиться собираешься?
— Нет, — несколько опешив, ответил генерал-лейтенант.
— Во-о-от, — удовлетворенно кивнул Вахромеев. — И когда у тебя есть свободное время, то любишь, наверное, больше всего на рыбалке с удочкой посидеть да перед телевизором полежать. Или ты на свидания к молоденькой бегаешь?
Орлов покраснел, усмехнулся и проговорил:
— Что ж, ты прав. На свидания бегать мне как-то возраст не позволяет.
— Да не надо нам этого, не надо! — убежденно продолжал Вахромеев.
Орлов покосился на его лицо, которое было сама откровенность, и заметил:
— Но Гладких было около пятидесяти, и он находился в хорошей форме…
— Ну и отлично! — сейчас же отреагировал Вахромеев. — Может, и пользовался своей отличной формой, если та позволяла. Но он же не дурак был, чтобы на старости лет молоденькую жену заводить. Зачем? Для души и тела всегда найти можно. А новый брак означает потерю сил, времени, денег, причем весьма существенных. А у Гладких и так было на кого их потратить. Слишком дорогая цена за сомнительное удовольствие! — фыркнул Вахромеев и пренебрежительно махнул рукой. — Словом, семью оставь. Ищи в другом месте, Петр.
И Вахромеев как-то снисходительно посмотрел на Орлова. Было непонятно, или он смотрит так, ощущая себя победителем в этой словесной дуэли, или действительно желает предостеречь собеседника от неверных действий.
Но, как бы там ни было, какую-то информацию Орлов, безусловно, в результате этого разговора получил. Гладких по-прежнему оставался фигурой не очень понятной, мотивы его устранения — тоже. Но что-то в словах Вахромеева было очень убедительное. Что смерть чиновника в пансионате была скорее явлением случайным, чем закономерным. И Орлову показалось, что Вахромееву очень хочется, чтобы таковой ее и сочли в конечном итоге.
Вахромеев благодарил Орлова за обед очень долго. И постоянно повторял рефреном: «Не там ищете, не там! Я вам добра желаю! Смотрите, какой я толстый — не могу я быть злым человеком. Просто не могу».
Вахромеев удалился, переваливаясь, как медведь, с боку на бок. Около дверей его встретили двое молодых парней и повели в машину.
«Сопровождение, однако, — покачал головой Орлов. — Секьюрити. А говорит, что бояться ему нечего. Лукавый ты человек, Дмитрий Петрович». И все же правда, похоже, была на его стороне. Орлов не мог этого не осознавать.
Петр Николаевич подумал, что завтра прямо с утра он переговорит на эту тему с Гуровым. Взгляд со стороны часто оказывается полезным. Вот пусть Лев свежим, незамыленным глазом и определит, насколько слова Вахромеева правда, а насколько ложь. Ну и Крячко, разумеется, тоже.
Гуров пришел в кабинет Орлова не прямо с утра, а только ближе к одиннадцати. Вместе с ним явился и Крячко.
— Где пропадали? — сдвигая брови, спросил генерал-лейтенант.
— Человека ждали, Петр, — ответил Гуров.
— А я, значит, не человек? — невольно усмехнулся Орлов. — Я же вам сказал вчера — утром сразу ко мне! — И добавил уже более миролюбиво: — Какого человека-то?
— Клебанова, — ответил Гуров.
— И как, дождались?
— Нет. И телефон у него отключен. Я даже позвонил ему на работу, но там ответили, что он с утра не появлялся. Это же самое касается и Шмыгайловского, и Мищенко. Точнее, не так… — Гуров загадочно улыбнулся. — С раннего утра они были на месте, а потом в спешном порядке куда-то укатили, причем вместе. На машине Шмыгайловского. Так мне секретарша сказала.
— Процессы пошли, — вставил Крячко. — Бурным потоком.
— Какие процессы? — не понял Орлов.
— Да это Лев Иваныч у нас тут колдует. Ты же знаешь, он обожает всякие интриги разводить, — подмигнул Орлову Крячко.
Тот посмотрел на Гурова, и полковник объяснил ему, что хотел заставить чиновников немного понервничать.
— После обеда я еще раз наведаюсь к ним, — сказал он. — И посмотрю на их настроение.
— Если они вернутся, — сказал Крячко.
— Вернутся, — уверенно сказал Гуров. — Ты же не думаешь, что они все трое ударились в бега только потому, что я лишь слегка пошевелил их гнездышко. Они, скорее всего, поехали на встречу с Клебановым, чтобы договориться, как и что отвечать в случае, если их всех вызовут.
Он посмотрел на Орлова и спросил:
— А как твои успехи? Встретился с Вахромеевым?
— Да, — сказал Орлов. — И вся история с этими шмыгайловскими, клебановыми, мищенко теперь представляется мне сомнительной…
И Орлов подробно пересказал сыщикам свою беседу с Вахромеевым.
— Его послушать — так любая версия выглядит сомнительной, — фыркнул Крячко. — Единственный человек, чью кандидатуру он еще как-то допускает, — это Щелоков. А остальные точно не при делах. Шмыгайловского не тронь, вдову не тронь, даже зятя не тронь…
— Он не говорил не трогать, — поправил его Орлов. — Он лишь сказал, в каком направлении копать не следует.
— Петр, ты наивный человек, — покрутил головой Крячко. — Хотя и старше нас на десяток лет. Я ни одному слову этого Вахромеева не верю.
— В каких-то его словах резон есть, — высказал свое мнение Гуров. — Я, например, тоже считаю, что вдову можно смело исключать из списка подозреваемых, равно как и дочь. Мне вообще кажется, что тут дело совсем в другом… Что мы упустили из вида какую-то мелкую, но очень важную деталь, в которой все дело. Точнее, я упустил… Ладно, посмотрим, что будет после моего сегодняшнего визита в Министерство строительства.
— Ты же сам только что сказал, что это не то! — заметил Орлов.
— Я такого не говорил. Я сказал — упустили из вида деталь.
— И ты надеешься ее ухватить в министерстве? — скептически покосился на него Крячко.
Гуров промолчал, задумавшись. Потом повернулся к своему другу и сказал:
— Побеседуй еще раз и со Щелоковым, и с Извековым. Особенно с первым. Только спокойно побеседуй, по-человечески. И расспроси, чем занимался Гладких в последнее время. Точнее даже, не чем занимался — дел у него было полно, — а чем интересовался. Не было ли чего-то, что увлекало его больше всего?
— Спрошу, — пожал плечами Крячко, на лице которого было написано, что он бы, конечно, лучше задал Щелокову с Извековым совсем другие вопросы…
Гуров же прошел в свой кабинет и достал из ящика стола папку, которую изъял из сейфа в доме Гладких. Еще раз просмотрел лежавшие там снимки и, сложив обратно, взял папку под мышку и вышел в коридор.
* * *
Олег Николаевич Мищенко сидел в кабинете Шмыгайловского, вызванный своим шефом. Они обсуждали последние новости. Шеф только что сообщил своему помощнику, что ему звонил Клебанов и нервно сообщил о том, что его вызывают в МВД. Что Клебанов сердит и напуган одновременно и что он подозревает, будто речь пойдет об их сговоре, скрепленном получением энной суммы денег…
— Не нравится мне все это, не нравится. — Шмыгайловский нервно барабанил пальцами по столу. — Ты понимаешь, о чем я?
Мищенко как-то неопределенно пожал плечами и вместе с тем кивнул головой. Было неясно, понял он или нет, на что намекает Шмыгайловский. А тот, продолжая нервничать, достал сигареты и закурил, предлагая присоединиться и Мищенко. Тот отказался, не став напоминать, что вообще-то не курит.
— И что дальше? — решился спросить он.
— Клебанов настаивает на встрече. С работы сорвался, уехал, засел где-то на квартире, пережидает.
— Дурак! — в сердцах бросил Мищенко.
